Сам мистер Икс чаевничал, что называется, с чувством, толком и расстановкой. Сначала тщательно перемешал сахар ложечкой, потом неторопливо намазал печенье джемом. Не забывая при этом о "светской" беседе.
- Ну наконец мы можем поговорить спокойно, - обворожительно улыбнулся он, когда мы остались вдвоем. - Поверьте, это все, что я хочу, - поговорить с вами по душам.
- Догадываюсь, о чем, вернее, о ком. - Я все еще держала чашку у щеки. - О Парамонове и его нефтяных изысканиях. - Теперь, когда Парамонов лежал в морге, эзопов язык был ни к чему. Все тайны умерли вместе с ним.
Чашка в руке импозантного собеседника дрогнула, и несколько капель чая пролилось на его отглаженную брючину, но он этого не заметил.
- Я вижу, наша беседа будет содержательной и продуктивной, и, чтобы не ходить вокруг да около, скажу, что нам нужно: либо Парамонов, либо его бумаги.
- Всего-то? - Я откинулась на спинку стула. - Такая малость? Даже обидно, что я ничем не могу вас порадовать. Ни того, ни другого у меня нет. Вам ли этого не знать, вы ведь перерыли мою нынешнюю квартиру, а ваша Люсенька - бывшую. Вы даже письмо мое прочитали.
Когда я заговорила о письме, мистер Икс как-то приуныл:
- Кстати, письмо очень странное, вы не находите?
- Еще какое, - согласилась я. Письмо от покойника - это, конечно, не совсем ординарное событие. Особенна если написано оно десять лет назад, а получено на прошлой неделе. Если все это подстроил мистер Икс, то чего он добивался? Непонятно, совершенно непонятно. Ладно, послушаем, что он еще наплетет, может, тогда что-нибудь прояснится.
А наплел мистер Икс еще очень даже много чего. Например, напомнил мне, что Парамонов оставил у меня черновики диссертации.
Я не стала его томить и выложила как на духу:
- Черновики я выбросила в мусоропровод. Они все лежали на антресолях в моей прежней квартире вместе со старыми газетами, а потом я от всего этого хозяйства избавилась. Откуда же мне было знать, что из-за парамоновских бумаг такое начнется?
- Вы выкинули черновики Парамонова? - Мистер Икс омрачился челом и затрясся от возмущения:
- Вот так взяли и выкинули?
- А вы разве не в курсе, что Парамонов бросил меня десять лет назад? огрызнулась я. - В письме же все написано.
- А черновики при чем? - Мистер Икс скрипнул зубами и вполголоса выругался. Довольно крепко для своего галантного имиджа.
- А там были не только черновики... - Боже, до чего меня достали эти тупицы, можно подумать, их никто и никогда не бросал. - Там еще были домашние тапки, несколько рубашек и полосатая безрукавка, - я методично перечислила парамоновский скарб, - вообще-то я хотела все это сжечь, устроить большой погребальный костер, но духу не хватило.
- Зачем костер? - Мистер Икс замотал головой, как мокрый кобель.
- Любовь нужно провожать красиво. - Меня охватило странное состояние почти приятной слабости, может, они мне в чай что-нибудь подмешали?
Глава 19
ЭТО НЕ ПАРАМОНОВ
- Дура, идиотка! - мистер Икс заметался по комнате. - Тупица! К черту любовь! Ты хоть знаешь, что уничтожила?!
- Знаю, пару сотен миллиардов долларов, - от слабости у меня заплетался язык.
Мистер Икс застонал и сжал виски ладонями, губы его беззвучно шевелились. Наверное, чтобы успокоиться, мысленно считал до десяти. И это ему, в принципе, удалось. По крайней мере, он перестал мне тыкать.
- Вы.., вы хотя бы представляете, сколько сейчас стоит баррель нефти?
- Догадываюсь, - усмехнулась я, - гораздо дороже человеческой жизни, не говоря уже о любви.
- Кто доберется до этих технологий, будет владеть миром, - мистер Икс защелкал языком, как вампир при виде соблазнительной шейки, в которую приятно вонзить зубы. - Потому что нефть - это геополитика, все войны из-за нее. Слышали, как Турция и Грузия Россию обставили? Ладно, это все лирика, у нас есть конкретное дело, которое не терпит отлагательств. Допустим, бумаги действительно безнадежно утеряны, но Парамонов... Вы имеете хотя бы приблизительное представление, где он может быть?
Я открыла рот, чтобы сказать: "В морге на тридцать седьмом километре", но не успела, потому что в комнату ворвался возбужденный и расхристанный Ангелочек.
- В чем дело? - поморщился мистер Икс.
- Люська еще одно письмо привезла, - выпалил тот и протянул конверт, вот.
Я вздрогнула, а мистер Икс, покрутив конверт в руках, надорвал его и достал сложенный вчетверо лист бумаги. Развернул, быстро пробежал глазами и замер. Я жадно всматривалась в его лицо, но оно ровным счетом ничего не выражало.
- Прочтите, как-никак, это вам. - Он подал мне письмо.
Я взяла его трясущимися руками и поднесла к глазам.
ВТОРОЕ ПИСЬМО ПАРАМОНОВА
"Галка, привет. Я опять вспомнил о тебе и ни с того ни с сего растрогался. А поначалу собирался описать тебе в полуироническом тоне мои очередные приключения, но потом передумал. Как ты там живешь, хотел бы я знать. Все еще пребываешь в своем романтическом полусне или уже очнулась? Интересно, удалось ли тебе преодолеть этот болезненный период привыкания к реальности? Хотя тебе было проще. По крайней мере, местожительство и круг знакомых тебе менять не пришлось. А мне уже в аспирантуре жестко дали понять, что нужно работать на износ или уматывать".
На одном дыхании "проглотив" первый абзац, я остановилась, чтобы перевести дух. И хотя строчки расплывались перед моими глазами, я вновь узнала почерк Парамонова. Эти его прыгающие буквы и эту его особую манеру, которую ни с чем не спутаешь, - целиком и полностью сконцентрировавшись на себе, рассматривать других с любознательностью юного натуралиста. Ну ладно, ладно, об этом потом, что там дальше...
А дальше было вот что:
"В юности, как правило, надежды преувеличены, в каком-то учебнике психологии я, помню, даже прочитал, что человеку свойственно питать несбыточные мечты. Я и сейчас считаю, что люди должны жить хорошо, что наши мучения и жертвы совершенно напрасны и ни к чему не ведут. Нет ничего такого, что могло бы оправдать сознательный отказ от счастья..."
От страшного напряжения в глазах у меня двоилось. Я еще раз перечитала последнюю фразу: "Нет ничего такого, что могло бы оправдать сознательный отказ от счастья". Как это было не похоже на Парамонова, не помню, чтобы он когда-нибудь касался таких предметов: счастье, мечты, надежды. Они ведь не имели ни малейшего отношения к геофизике. И все-таки это написал он. Парамонов! Мне даже показалось, что я слышу его глуховатый голос, как в кино, за кадром.
Преодолевая накатывающую волнами слабость, я принялась за следующий абзац.
"Спроси, зачем я сменил четыре места работы? - спрашивал меня Парамонов. - А я и сам не знаю. Главное, что я понял за это время, - наше поколение никому не нужно. Большинство людей, правда, не делают из этого проблемы и пытаются быть счастливыми в любых условиях. А я, идиот-максималист, всегда хотел или все, или ничего. А так как все сразу получить не удается, то в последние 5 - 6 лет своей жизни я сознательно выбираю "ничего", даже назло себе. Назло себе уехал в Ульяновск, назло себе прыгаю с работы на работу, даже с потерей в зарплате.
Ну вот, похоже, все, особых новостей нет. Удвоил свои усилия в области коллекционирования записей и всяких музыкальных аппаратов. Сейчас у меня уже пять магнитофонов, а остальной техники - килограммов на двести. Половину из нее, правда, следует выбросить, чего я не делаю, так как привязан к этим пережиткам прошлого. Очень скучаю по тебе, очень хочу тебя видеть, и иногда, наверное, от смертной тоски, мне кажется, что я тебя люблю".
Я залпом "проглотила" второе письмо, а потом в ушах у меня зазвенело, а перед глазами пошла рябь, напоминающая солнечные блики на воде. Сквозь эти блики я еще могла разглядеть мистера Икс и Ангелочка, которые постепенно от меня удалялись. Я попыталась спрятать письмо в карман, но руки меня не слушались. Ноги тоже. Понятия не имею, чем все это кончилось, потому что сознание мое отключилось, как испорченный телевизор: сначала пропал звук, а потом изображение...
***
Ангелочек совал мне под нос какой-то пузырек. Спустя мгновение я поняла, что в нем нашатырь, от которого меня пробрало похлеще, чем от стакана водки на пустой желудок. Я взвизгнула и затряслась. А мистер Икс склонил ко мне озабоченное лицо:
- Что, полегчало?
Я клацнула зубами в знак согласия.
На самом деле голова у меня все еще кружилась, но не из-за обморока, а из-за того, что было в письме. Вернее сказать, обморок был следствием прочитанного. Неудивительно, ведь Парамонов никогда не объяснялся мне в любви. Он вообще не говорил ничего из того, что мужчины говорят женщинам, когда хотят добиться их благосклонности. Возможно, боялся показаться неоригинальным, возможно, я была не слишком требовательна. Ему не пришлось прилагать особенных усилий для того, чтобы я в него влюбилась, а вот я, хоть и жарила для него картошку и стирала его рубашки, так ни разу и не услышала заветных слов. Он на это так и не сподобился. И каждый раз, когда я осторожно, с помощью наводящих вопросов пробовала выпытать у него, что же его во мне привлекло, Парамонов невнятно отшучивался.
