Бросать мертвого друга на поле боя в Пандухе справедливо считалось подлостью, но и попадаться в руки полиции сейчас было бы нежелательно. От осознания этого скверного парадокса хотелось выть волком...
Да, они спасли людей и уберегли кучу разноцветных бумажек от грабителей. Но при этом, как ни крути, был убит охранник - по недоразумению, в тот момент, когда анализировать обстановку начинают не те доли головного мозга, которые отвечают за мышление, а те, которые отдают приказы мышцам и пальцам на спусковых крючках... Кто бы стал в этом разбираться потом? Со стороны все выглядит достаточно просто: бывший милитар, к тому же отмотавший уже один срок, убил порядочного гражданина, выполнявшего свой служебный долг, и разве явится смягчающим обстоятельством тот факт, что он сделал это, чтобы спасти своего друга?..
Ничего не видя перед собой, Рамиров шагал по тротуару, натыкаясь на прохожих. В ушах у него звучали последние слова Витьки: "Я должен был... Обещаешь?".
Вопрос был прост, но, если покопаться в душе, ответить на него было сложнее.
Вот уже три года Рамиров честно выполнял данный самому себе обет не лезть ни в какие общественно-политические игры. Хотя это с каждым днем становилось все труднее. Как и следовало ожидать, с ликвидацией вооруженных сил общество волей-неволей поделилось на две категории. Одни те, кому это было на руку, - стали ярыми сторонниками ЮНПИСа, и таковых было значительно больше, нежели тех, кого упразднение армии затронуло болезненно и кто хотя бы в душе сочувствовал "бывшим".
За это время постепенно сбывалось то, чего Ян опасался, уходя из ЮНПИСа: противостояние оппозиционных группировок неотвратимо перерастало в социальную вражду, а вражда на глазах превращалась в войну - пока "холодную", - но где гарантия, что однажды, из-за неосторожного шага одной из сторон, эта война не станет открытой, в которой все средства хороши?
На войне, как известно, бывают жертвы. Причем не всегда из числа воюющих. Осколки снаряда разлетаются во все стороны, убивая без разбора и женщин, и стариков, и детей. Гибель близкого человека обычно вызывает желание отомстить убийцам, и по этой причине тот, кто до поры, до времени старается сохранить нейтралитет, в любой момент может стать верным солдатом...
Это очень страшный процесс - тем более страшный, что он обусловлен нормальными человеческими чувствами и побуждениями. В масштабах государства он смахивает на ядерную цепную реакцию, только вот последствия приносит куда более трагичные, нежели какой-нибудь мегатонный ядерный взрыв.
Рамиров привык считать, что не имеет права сочувствовать ни бывшим милитарам, ни ЮНПИСу, превратившемуся в межгосударственную организацию со множеством прав и возможностей. Прежде всего, потому что и те, и другие боролись неправедными методами ради достижения своих - в общем-то, наверно, справедливых - целей.
Но теперь он попался в сеть, и этой сетью стали обязательства перед старым другом, спасшему Рамирову жизнь. Скверно было то, что Кранц оказался членом так называемого Легиона - это явствовало из его просьбы. Выполнить эту просьбу - значит, сыграть против ЮНПИСа. Против Николя Брилера, против старины Эккса и юнца Моргадо, против сотен людей, с которыми Рамиров работал бок о бок в течение многих лет. Но не выполнить просьбу Тугого - все равно, что предать погибшего друга. На это Ян не был способен ни при каких обстоятельствах. Так уж он был устроен. Таким был воспитанный им самим в себе "кодекс чести"...
Внутренняя борьба Рамирова с самим собой еще продолжалась, когда он, оглядевшись, вдруг обнаружил, что шагает по Вандербильд-бульвару, в Голландском квартале. Видимо, подсознательно его тело выполняло заданную программу, а роль программы сыграл Витькин вопрос о местонахождении этой улицы.
Видимо, где-то здесь, в одном из самых спокойных и мирных уголков Интервиля, Кранц должен был передать свою шапочку Бригадиру Легиона. Но где именно? И что в шапочке скрывалось? Зашифрованное послание за подкладкой? Или что-нибудь другое? Всего этого Виктор сказать Рамирову не успел, и Яну оставалось лишь полагаться на свое "шестое чувство" бывшего оперативника. Что делать при встрече с так называемым "Бригадиром" (скорее всего, речь шла о подпольной кличке), Рамиров еще не решил.
Он три раза прошел длинный бульвар из конца в конец, прикидывая, где могла бы иметь место встреча. Больше всего для этого подходили: а) небольшая площадь с памятником неизвестно кому в центре и тучами наглых от того, что их никто никогда не пугал, голубей; б) сквер, который использовался окрестными жителями для выгула собак и чад; в) стоянки такси и автомобильные "паркинги" - не исключалась возможность, что встречающие будут на машинах и что вообще сам факт передачи произойдет во время езды. Кроме этого, конечно, существовала еще гипотеза, что встреча была назначена в каком-нибудь баре (на Вандербильд-бульваре их имелось около сорока) или вообще на явочной квартире в одном из домов (всего их было сто пять), но тут уж Рамиров был бы бессилен выполнить просьбу Тугого.
Вероятность удачи, таким образом, была весьма близка к нулю, поэтому Рамиров решил довести число своих обходов бульвара до десяти, а потом со спокойной душой удалиться восвояси. Тем более, что солнце уже клонилось к кромке крыш. И тем более, что было неизвестно, на какое время назначена встреча...
Шествуя по бульвару, Рамиров цепким взглядом изучал окружающую обстановку, но ничего примечательного ни в одном из выделенных им для себя пунктов не обнаруживал.
Это случилось, когда часы на ратуше, расположенной на другой стороне площади с глыбой Памятника-Неизвестно-Кому, отбили восемь дребезжащих ударов. Человек, сидевший на крайней скамейке в сквере, сложил газету, поднялся, и Рамиров узнал в нем Грига Ченстоховича. Расстояние между ними было не меньше сорока метров, но ошибиться Ян не мог. Волевое лицо с сеткой морщин, подтянутая, спортивная фигура, начальственные манеры явно принадлежали бывшему суб-комманданту войск специального назначения, с которым Рамиров познакомился в ходе юнписовской операции "Коммандос".
Значит, Ченстохович не покончил с собой три года назад, как извещали газеты. Он просто перешел на нелегальное положение Бригадира Легиона, боевого органа "эксов", доставлявшего немало хлопот ЮНПИСу и силам безопасности.
Не успел Рамиров ничего предпринять, как к Ченстоховичу приблизился молодой человек в спортивном костюме, совершавший пробежку по скверу, и что-то спросил. Бывший суб-коммандант кивнул и вместе с парнем направился к стоявшему у кромки тротуара черному "опелю", в котором сидели двое.
Остановившись у машины, Ченстохович что-то сказал водителю, и тот, открыв дверцу, протянул парню небольшой предмет, очень напоминающий зажигалку.
Дверцы стоявшего на противоположной стороне улицы крытого фургона с надписью "Паоло Мазолли - транспортные перевозки" распахнулись, и на проезжую часть выскочили люди с оружием в руках.
Дальнейшее произошло очень быстро.
Через считанные секунды Ченстохович и "спортсмен" лежали в наручниках, уткнувшись лицом в тротуар. Один из нападавших распахнул дверцу машины, но из "опеля" грянули выстрелы, и он повалился мешком на асфальт. "Опель" на приличной скорости рванул зигзагом по площади, но ему вслед прогремели автоматные очереди. Пули у юнписовской группы захвата - в том, что это была именно она, сомневаться уже не стоило - видимо, самонаводились на цель, потому что, не проехав и пятидесяти метров, автомобиль вдруг завилял, шипя пробитыми шинами, врезался в витрину одного из магазинов и тут же взорвался.
Парни с автоматами подняли пленников на ноги, подвели к фургону и втолкнули внутрь.
Через несколько секунд о происшествии напоминал лишь густо валивший дым из останков "опеля", крики раненых и испуганные, бледные лица прохожих, да еще сирены пожарных машин, приближавшиеся со стороны Центра.
Рамиров повернулся и пошел прочь.
"Извини, Вить, - мысленно сказал он. - Как видишь, выполнить твое обещание мне не удалось. К счастью, не удалось, потому что больше всего мне не нравится быть трупом"...
РЕТРОСПЕКТИВА-3. "ОРАКУЛ"
У Рамирова была одна странная привычка. Читая какую-нибудь книгу, он сознательно прерывал чтение на самом интересном месте и предавался размышлениям над прочитанным.
Вот и накануне, вернувшись в свою "конуру" в пансионе "Голубая роза" и благополучно избежав роковой встречи с госпожой Лэст, он наскоро поужинал, почти полностью исчерпав имевшийся в холодильнике запас продуктов, просмотрел очередной, стандартно скроенный, боевик (одна из "пиратских" тиви-станций Евронаций специализировалась на показе фильмов со стрельбой, погонями и зубодробительными драками по так называемому "блуждающему каналу", хотя пропаганда насилия - в том числе и посредством произведений искусства - была официально запрещена парламентом с подачи ЮНПИСа сразу после разгона армии), а затем улегся спать.
