– Господин Оттон лишил себя прекрасного зрелища, – сказал со смешком позади Муры господин Фрахтенберг, – апофеоза корыстолюбия и лицемерия.
Мура повернула голову, и в тот же миг земля под ее ногами качнулась, она ощутила сильный толчок в грудь, чудовищный грохот и многоголосый крик едва не разодрал барабанные перепонки.
Мгновение странной тишины сменилось воплями, стонами, ржанием испуганных лошадей. Сквозь дымное облако Мура увидела жуткую картину: кровавые клочья на обломках развороченного экипажа, там, где только что восседал Магнус, истекающего кровью извозчика под лошадиными копытами, отброшенного взрывом нищего с жутким красным месивом вместо головы.
После изнурительно короткого сна на служебном диване, после ранних бесед с Терновым, Глинским и портье гостиницы «Гигиена» Карл Иванович Вирхов чувствовал себя не в своей тарелке. Струя ледяной воды, под которой он долго держал макушку, ничего не исправила. Меж тяжеленных булыжников, перекатывающихся в его черепной коробке, проскользнула мысль о Наполеоне. «Наполеон я или тварь дрожащая?» – в сознании зазвучали странные слова. Неужели так чувствовал себя по утрам великий корсиканец? Тогда ничего удивительного, что безумец отправился в Египет и потащил за собой армию ученых мужей. Завоевывал зачем-то страну пирамид, выкапывал из песка мумии, подвергал артиллерийскому обстрелу сфинкса. А все потому, что спал по три часа в сутки. И не две ночи как он, Вирхов, а всю жизнь! Короткий сон – верный путь к безумию. «Вот как рождаются идеи о мировом господстве, – думал Вирхов, – из-за вечного недосыпа».
– Карл Иваныч, господин следователь, – сочувственный взгляд Поликарпа Христофоровича вернул Вирхова к действительности, – не изволите ли чашку горячего кофию?
– Давай, братец, давай, и не одну, пока я совсем не сошел с ума, – согласился Вирхов, с трудом припоминая свои вчерашние похождения. – Боюсь, сегодня нас навестит господин Лейкин, а что я ему скажу?
Письмоводитель поставил перед Вирховым кружку с дымящимся кофе.
– Не извольте тревожиться, сегодня наш воздухоплаватель отбывает в Екатеринбург. По приглашению местного общества полетов. В газете прописано.
– Слава Богу, гора с плеч долой. – Вирхов припал к кружке с горячим кофе. – Судьба дает нам передышку. Но не вечную. Вернется же господин Лейкин. Напомните мне, голубчик, перед тем, как заснуть, успел я дать вам поручения для сыскных агентов о наружном наблюдении?
– Успели, Карл Иваныч, успели, – успокоил начальника верный письмоводитель. – Я всех отправил куда следует. Даже в гостиницу «Гигиена».
– А туда зачем?
– Как же, господин следователь! А заявление портье о подозрительных махинациях постояльца.
– Господина Ханопулоса? – Вирхов припомнил визитера. – Вы, батенька, напрасно поспешили. Подумаешь, подозрительная просьба – затопить печь!
– Но Карл Иваныч! В конце июня! На улице такая жара!
– Южному человеку может показаться холодно. А господин Ханопулос – грек, и грек крымский, не приспособлен к нашему климату. Наблюдение надо снять. Тем более коммерсант и сам жертва нападения.
Вирхов чувствовал себя виноватым, ибо все-таки не дал хода делу об ограблении коммерсанта, прибежавшего за помощью к нему.
– Простите, Карл Иваныч, не подумал, – повинился письмоводитель и затих за своим столом.
После второй кружки кофе Вирхов почувствовал, что поджилки у него перестали дрожать, сознание прояснилось. По счастью, посетители не беспокоили, можно подвести итоги предварительного дознания по делу в Воздухоплавательном парке. Карл Иванович сосредоточился.
Итак, купеческий сын Степан Студенцов в компании собутыльников прибыл в Воздухоплавательный парк. В руке держал шкатулку с крестом. По словам Дашки – игрушку, врученную ему Оттоном. Общие друзья: и господин Глинский, и господин Фрахтенберг, и господин Родосский свою причастность к шкатулке отрицали, но и на Оттона не указывали. Если имел место не несчастный случай от самопроизвольного возгорания или взрыва светильного газа, на чем настаивали военные следователи, значит, в шкатулке была не игрушка, а взрывное устройство. Откуда оно взялось в руках юнца, мертвый не скажет. Вирхов не верил, что проклятый отцом русокудрый гостинодворец мог покончить с собой из-за любви к тощей крысе Дашке-Зверьку. Значит, он не знал, что в шкатулке взрывное устройство. Покушение на Лейкина Степан совершить по своей воле не мог. Не мог желать и смерти священника. Значит, кто-то обрек его на смерть, уговорив вручить отцу Онуфрию дар. Но кто? И почему? Церковники молчат, не видят злого умысла в смерти отца Онуфрия, не требуют расследования. Странно, или Церковь знает о причине смерти своего пастыря?
Можно было бы, конечно, пойти другим путем – по остаткам адской машинки определить ее изготовителя, а через нее и заказчика. Но, во-первых, шкатулка сгорела. Во-вторых, ныне адские машинки клепают чуть ли не в каждом подвале – столько террористов развелось в столице. Есть и на периферии, в иных городах империи. Антигосударственная деятельность, левая зараза, неумный либерализм протянули свои щупальца повсеместно. Собутыльники покойного никак не связаны с социалистами. Дашка не в счет. Петя Родосский гонится за легкими деньгами и дешевыми побрякушками фирмы Тэт. Господин Оттон – явный масон. Господин Глинский, слыша о земельном вопросе, думает о фараонах раннего царства. Господин Фрахтенберг – законопослушный государственный служащий, в солидном чине, конечно, но сибарит...
Что же получается? Получается, что зацепок нет. Хорошо, уговорил известного воздухоплавателя держать пока рот на замке перед репортерами. А то нахлебался бы позора в либеральных листках. Да получил бы по шапке от военных за то, что залез не в свою епархию.
Карл Иванович теребил листок бумаги, исписанный аккуратным почерком, – что за неизвестный свидетель являлся вчера в Окружной суд? Что он имеет в виду, говоря о полемике Ленина и Аксельрода? Если юнец не обманет и придет, это надо выяснить в первую очередь.
Кроме того, думал Вирхов, требуется поговорить с Марией Николаевной Муромцевой. Каким серьезным делом она занята, что не находит возможности зайти к следователю? Он снял трубку телефонного аппарата и попросил барышню соединить его с квартирой профессора Муромцева. После нескольких гудков откликнулась горничная. Она сообщила, что Мария Николаевна на отпевании Степана Студенцова. Горничная утверждала, что барышня чувствует себя превосходно, но следователь с недоумением улавливал в ее ответах странные смешки. Горничная подтвердила, что Мария Николаевна собиралась заехать в Окружной суд.
Карл Иванович с минуту поразмышлял, не отправиться ли и ему в храм Спаса на Сенной, чтобы наконец встретиться с владелицей частного детективного бюро «Господин Икс», но чувствовал себя слишком изнуренным. Он был уверен, что Мура непременно явится поблагодарить его за спасение из канализационного плена. Что за наглая банда похитителей орудует в городе? Карл Иванович считал, что следует организовать масштабную облаву в вонючих лабиринтах. Да где ж напасешься столько людей, чтобы поставить их у каждого люка? Как выкурить оттуда злодеев? Наверняка у них есть тайные убежища и на поверхности.
Размышления следователя прервал вежливый стук в дверь. На пороге появился смущенный доктор Коровкин.
– А, Клим Кириллович! – радушно приветствовал старого знакомца Вирхов. – Чем обязан? Какими судьбами?
– Добрый день, Карл Иваныч. Решил заглянуть. Поблагодарить вас за спасение Марии Николаевны. Она уверена, что вы поймали напавших на нее бандитов. Они же при вас говорили о своих делишках на Варшавском вокзале, на Псковско-Рижской дороге.
– Разглагольствовали, не спорю. Однако поймать я их не успел. – Вирхов хотел оставить неприятную тему.
– Главное, наша «дикая кошка петербургской полиции» спасена. – Клим Кириллович отвел глаза, он испытывал чувство неловкости, хотя минувшей ночью согласился с Мурой и Бричкиным, что, щадя самолюбие следователя, историю с переодеванием лучше утаить.
– Да, это было непросто, – сказал Вирхов, ведя гостя к кожаному дивану. – Хоть бы намекнули, каким делом занята наша юная сыщица. А то по неопытности попадет в пренеприятную ситуацию.
– Увы, Карл Иваныч, я и сам толком ничего не знаю. Мария Николаевна и ее конторщик темнят. Знаю лишь, что она вела какие-то розыскные мероприятия на Петербургской стороне, у Николо-Труниловской церкви.
– Что она там искала? – потер лоб Вирхов. – В последнее время там тихо. Я думал, милейший Клим Кириллович, что вы сопровождаете ее в храм. Вы же вместе присутствовали при гибели отца Онуфрия и Студенцова.
– Она меня не приглашала, – возразил доктор. – Возможно, у нее есть более достойный сопровождающий.
