я был убежден, что след неминуемо приведет к жаждущему мести Клейпулу.
Гривса же более всего занимала собственная теория. Я не имел ни малейшего представления, в чем она состояла. Но его волновала моя безопасность, и это меня тронуло.
— Должен предупредить, мистер Саржент, что если вы не скажете всей правды, всего, что знаете, я снимаю с себя ответственность за возможные последствия.
— Вроде моей внезапной смерти?
— Вот именно.
У меня возникло чувство, что меня списали со счетов. Не очень приятное чувство.
В полночь я добрался на вечеринку в захудалом деревянном коттедже неподалеку от железнодорожной станции, зато довольно далеко от океана. Там собралась вся богема Истхемптона: примерно три десятка мужчин и женщин, которых более или менее объединяли общие интересы в сексе и искусстве.
Никто не обратил на меня ни малейшего внимания, когда я шагнул в распахнутую настежь дверь. Единственным источником света были огарки свечей, вставленные в бутылки: все это немножко напоминало ад.
В гостиной кто-то играл на гитаре, все остальные сидели на полу и разговаривали, не обращая внимания на музыканта. Лиз я нашел в гостиной, где она пыталась как-то себя взбодрить с помощью довольно подозрительного красного вина.
Драматическим жестом она протянула мне руки.
— Я так перепугалась!
Я что-то успокаивающе бормотал, пока какой-то бородатый мужчина прошел мимо, наигрывая что-то в стиле йе-йе.
Лиз внимательно смотрела на меня, и я вдруг понял, что под старательно хранимой маской она действительно по-настоящему обеспокоена.
— Ты уверен, что в самом деле чувствуешь себя хорошо?
Она потрогала мою голову и округлила глаза, нащупав шишку величиной с грецкий орех.
— Я чувствую себя великолепно. А ты уверена, что это нужно выпить? — Я показал на вино, налитое из большого кувшина без этикетки и по виду напоминавшее сидр.
— Я не пила. Просто держу в руках бокал. Пойдем, я представлю тебя хозяину.
Хозяин оказался дородным мужчиной с любовницей-индонезийкой, которая весь вечер простояла позади него, в сари, танкетках и розовой сетке на волосах. Она не понимала ни слова по-английски, что оказалось весьма кстати. Наш хозяин-скульптор весьма настойчиво хотел показать мне одну из своих последних работ, находившуюся под навесом позади дома. Вооружившись фонарем, в почтительном молчании мы разглядывали этот шедевр: большой кусок скалы, размером с человека, местами слегка отесанный.
— У вас есть чувство камня? — нетерпеливо поторапливал меня скульптор; боюсь, Лиз сказала ему, что я — художественный критик.
— Что-то очень большое. Довольно много камня. Тяжелое.
— Совершенно верно. Вы сразу почувствовали. Немногим это удается. Тяжелое… вот правильное слово, хотя скульптуру нельзя описать словами… Но именно этого эффекта я стремился добиться: тяжелое, как камень… это камень.
— Тяжелый камень, — оживившись, повторил я.
При этих словах он пришел в восторг.
— Вы поняли! Он понял, Лиз. Тяжелый камень… Я так и назову эту работу.
— Я думал, вы ее назовете «Дихотомия святой Анны»?
— Я всегда даю и второе название. Боже мой, как это здорово: тяжелый камень!
И в состоянии полного согласия и взаимного восхищения мы присоединились к остальным.
Мы с Лиз подошли к группе молодых литераторов, весьма чувствительных и деликатных, со знанием дела сплетничавших о писателях, актерах и художниках, придерживавшихся иных взглядов.
Пока они шипели друг на друга, мы с Лиз обсудили мои проблемы, точнее, проблемы дома на дюнах.
Я рассказал, что на самом деле думаю об утреннем приключении.
— Вряд ли кто-то собирался убить меня. В доме что-то искали и не хотели, чтобы их заметили. Когда увидели меня, то испугались, что я вмешаюсь, поэтому стукнули меня по голове и обеспечили себе спокойное отступление. Если бы кто-то хотел меня убить, он так легко не отступился бы, не доведя дело до конца.
— Это ужасно! Я никогда не думала, что можно влипнуть в нечто подобное. Как можно себя чувствовать в одном доме с убийцей?
— Неуютно… но довольно интересно.
— Тебе стоило бы послушать разговоры в клубе!
— И к чему сводится общее мнение?
— Считают, что Брекстон убил жену. Теперь каждый заявляет, что он — ближайший друг семьи и знал, что должно случиться что-то ужасное.
— Может быть, они хотели сделать всем сюрприз.
— Ты не считаешь, что это его рук дело?
— Нет, не считаю; хотя его тоже нужно проверить.
— Тогда что заставляет тебя думать, что он этого не делал?
— Предчувствие… А мои предчувствия обычно не подводят.
Мне все это уже стало надоедать. Все зацепки никуда не вели, да и было их не так много.
Мы стали прикидывать, куда бы направиться после вечеринки, но я устал и не очень хорошо чувствовал себя после удара по голове. К тому же мы оба согласились, что хотя песок и все такое просто великолепны, чтобы заниматься на нем любовью при луне, но тем не менее он царапается и кое-куда попадает; некоторые чувствительные места, как я заметил еще днем, оказались ободраны, словно по ним прошлись наждачной бумагой. Поэтому решено было отложить повторные занятия на следующую ночь. Но нам все это так понравилось, что я находил ее еще более желанной, чем раньше, — что со мной довольно редко случалось.
Обычно после первого наслаждения новым телом я начинал плавно отваливать в сторону; в этот раз, похоже, могло быть и по-другому.
Хотя я и поклялся постараться избегать любых серьезных моментов.
Примерно около часа ночи кто-то начал поносить Эллиота, толстая белокурая девица избавилась от большей части одежды, что вызвало явную скуку у молодых людей, вспоминавших счастливые дни на острове Ичия. Два энергичных сотрудника журнала «Партизан Ревью» принялись поносить друг друга за упущения, с которыми ни один из них не мог согласиться: одним словом, типичная вечеринка в курортном городишке.
Мы с Лиз лежали на ковре рядышком, тихо болтая ни о чем, забыв про все на свете.
Нашу беседу прервал Дик Ренден.
— Никак не ожидал вас здесь увидеть, — он с любопытством уставился на нас.
— Да… Что? — Я сел и с глупым видом захлопал глазами. Меня унесло так далеко, что я совершенно забыл обо всем на свете. И меньше всего я ожидал увидеть его здесь, о чем и сообщил ему.
Он уселся возле нас на пол, немного напоминая аиста, устроившегося на гнезде.
— Я старый приятель Эванса. — Он показал на хозяина, который в тот момент показывал альбом своих рисунков бородачу, устроившемуся было поспать в единственном здесь кресле.
— И как дела дома? — спросил я.
— Все в порядке, как мне кажется. Я ушел сразу
