проницательным, чем я предполагал, но скоро стало ясно, что он знает о странной смерти Милдред не больше, чем мы все.
Я предложил ему сигарету, достал еще одну для себя и дал ему прикурить. Потом уронил спички и, ругаясь, начал шарить по песку.
Наконец я их обнаружил, прикурил сигарету и тут заметил, что мои пальцы выпачканы какой-то темной жидкостью.
— Боже мой! — я уронил и спички, и сигарету.
— Что случилось?
— Не знаю… пальцы… Похоже на кровь. Должно быть, я порезался.
— Да, я вижу, течет кровь. — Ренден протянул мне носовой платок. — Возьмите. Как это получилось?
— Не знаю. Я ничего не почувствовал. — Я вытер пальцы досуха и убедился, что пореза нет. Это была не моя кровь.
Мы посмотрели друг на друга. По спине у меня поползли мурашки. Потом мы молча поднялись и отодвинули качалку в сторону.
У наших ног на белом песке лежало тело мужчины, свернувшегося калачиком в луже собственной крови. Голова, вывернутая в сторону, едва держалась на лоскутьях перерезанного горла. Зайдя с другой стороны, в ярком свете луны я узнал искаженные черты Флетчера Клейпула.
До самого рассвета в доме никто не уснул.
Приехал Гривс.
При свете свечей мы собрались в гостиной. Оказалось, что вскоре после полуночи в доме погас свет, чем и объяснялось, что мы с Ренденом не обнаружили в доме ни огонька. Один из полицейских в штатском около часа возился с пробками, но безуспешно.
Все были под рукой, кроме Элли, впавшей в глубокую депрессию. Вызвали медицинскую сестру, которая сделала ей укол… Это принесло некоторое облегчение всем остальным, ведь ее крики били по и так уже натянутым нервам.
Никто не мог ничего сказать. И не говорил, пока мы сидели в гостиной, поджидая, когда нас вызовут в альков для беседы с детективом Гривсом. Только мы с Ренденом были одеты; остальные остались в ночном. Брекстон сидел в линялом халате, закрыв лицо рукой и словно отгораживаясь от нас. Мери Вестерн Ланг, выглядевшая по-настоящему испуганной, сидела съежившись, бледная и расстроенная; на ней был розовый халат с замысловатым рисунком. Миссис Виринг глотала бренди с мрачной решимостью человека, намеревающегося напиться как можно скорее.
Мы с Ренденом выступали в роли наблюдателей, изучая остальных… и друг друга, так как мне было интересно, как он воспринимает смерть любимого дяди и опекуна: он был самым спокойным из всей компании. После первого шока, когда мне показалось, что Ренден может потерять сознание, он внезапно стал весьма деловитым и оказался единственным, у кого хватило присутствия духа не трогать ни тело, ни длинный острый нож, лежавший рядом и блестевший в лунном свете. Он вызвал полицию, тогда как я несколько минут только дрожал рядом, свыкаясь с мыслью, что голова Флетчера Клейпула почти отделена от тела.
Первыми вызвали женщин, затем наступила очередь Рендена, потом моя… Я видел, что Брекстона оставляют напоследок, и впервые начал думать, что он может оказаться убийцей.
Уже наступил рассвет, когда я вошел в альков к Гривсу. Остальные отправились спать. В гостиной оставался только Брекстон. В доме уже горел свет. Гривс выглядел таким же усталым и серым, как и я.
Я рассказал ему все, что произошло. Как мы с Ренденом разговаривали почти двадцать минут, прежде чем обнаружили тело под качалкой.
— Когда вы прибыли в дом… — он хмуро сверился со своей записной книжкой, — Айвэна Эванса?
— За несколько минут до полуночи.
— Конечно, есть свидетели, которые могут это подтвердить.
— Конечно.
— А когда туда прибыл мистер Ренден?
— Примерно в час пятнадцать. Точно не знаю. Ведь на вечеринке очень трудно следить за временем. Хотя уехали мы примерно в час тридцать. Это я помню, потому что взглянул на часы.
Я был уверен, что Гривс собирается спросить меня, почему я взглянул на часы, хотя такие вещи могут произойти случайно и не имеют никакого значения.
— После это вы подвезли мисс Бессемер и направились прямо сюда?
— Совершенно верно.
Гривс подавил зевок.
— Вы ничего не касались, верно?
— Ничего… или, может быть, я коснулся чего-нибудь пальцами, когда влез в кровь. Тогда мы еще не знали, что под качалкой…
— А что вы там делали? Почему вы вообще решили посидеть на качалке?
— Ну, мы вернулись домой с вечеринки, увидели, что в доме нет ни огонька, а Ренден хотел поговорить со мной об убийстве миссис Брекстон, поэтому мы обошли вокруг дома и устроились там. Думаю, если бы в доме горел свет, мы вошли бы внутрь.
Я не хотел признаваться, что был перепуган до смерти и боялся входить в дом один.
— Ничего странного вы не заметили? Никаких следов?
— Ничего. А почему погас свет?
— Неизвестно. Что-то случилось со щитком. Один из наших людей возился с ним, другой в это время продолжал охранять дом.
Гривс, похоже, оправдывался, и я понимал почему.
— И в двенадцать сорок пять произошло убийство?
— Откуда вы это знаете? — Он буквально выстрелил в меня этим вопросом, его сонные и отяжелевшие глаза вдруг широко раскрылись.
— Все сходится. Убийца испортил щиток, потом выскользнул наружу и убил Клейпула, сидевшего на качалке, пока полиция и все остальные занимались светом, потом…
— И что потом?
— Ну а что случилось потом, я не знаю… — неуверенно протянул я. — А вы?
— Это наше дело.
— Так когда же произошло убийство?
— Никто из ваших… — но по известным причинам Гривс замолчал и был прав; я был не только свидетелем и подозреваемым, но еще и представителем прессы. — Коронер еще не сделал окончательного заключения. Хотя он предполагает, что это произошло вскоре после того, как погас свет.
— А где находится щиток?
— Сразу за кухонной дверью.
— А полицейский дежурил там?
— Он обходил весь дом. Но в тот момент в кухне никого не было.
— Дверь была заперта?
— Нет, не заперта.
— Разве это не странно? Мне казалось, все кухарки смертельно боятся бродяг и воров.
— Дверь была заперта после того, как около одиннадцати прислуга закончила мыть посуду. Мы понятия не имеем, кто ее отпер.
— А отпечатки пальцев?
Гривс только устало пожал плечами.
— И никаких подозреваемых?
— Никаких комментариев, мистер Саржент, — холодно буркнул Гривс.
— У меня идеальное алиби. Я вполне заслуживаю доверия.
Я посмотрел на него, как мне казалось, по-собачьи преданными глазами, но он и глазом не моргнул.
— Идеальное алиби здесь организовать чертовски просто, — с горечью заметил Гривс.
Только на следующее утро я понял, что он имел в виду.
Проснулся я