убить? Да скорее отец Паскуале уговорит Ватикан отдать в свою базилику мощи Петра, чем я поверю в это!
Линарес не сдавался:
– Любовь перерастает в ненависть, вы сами это знаете. Нуньез хотел получить ваши деньги, женившись на вас, но вы отказали, упомянув, что он и так их получит после вашей смерти. После этого произошло покушение на вас – с отравленным вином. Но как только Рикардо понял, что это не поможет, так как объявились новые претенденты на клад, он переключился на них. И трое из них уже мертвы. Донья Анна, я не имею права оставить вас тут. Незрячую, без охраны, в то время, когда соискатели сокровищ умирают каждый день. Кроме того, это вызовет ненужные подозрения. У них же.
– Плевать мне на них! – воскликнула старуха.
– А вы подумайте не только о себе, донья Анна, – неожиданно сказал, молчавший до этого Молина.
– Что?! – слепая крайне удивилась такому повороту. Подобный упрек в свой адрес она вообще слышала впервые.
Молина наклонился к Анне и взял в свои ладони ее руку.
– Весь город знает вас, как мудрую, полную добра и сострадания к чужим заботам, женщину, – произнес юрист. – Разве неправильно будет по отношению к тому же Рикардо, не отмахнутся от подозрений и обвинений, даже самых нелепых, а добросовестно их проверить. И опровергнуть! Развеять малейшие сомнения. Чего бояться, если он на самом деле такой, каким вы его знаете? Подумайте о нем, донья Анна. Не о себе!
Старуха сопела, порываясь ответить что-нибудь едкое, но ничего против такой аргументации ей на ум не пришло.
– Черт с вами, – сдалась она. – Везите меня, куда хотите. Ох, если бы мне сейчас под руку попался этот польский придурок, сделавший из меня на старости лет лепрекона с горшком золота… Я б его прикончила еще раз! Прости меня, святая Моника, дева Мария и бедная девочка, не выучившая испанский, которой достался в братья такой дегенерат.
Усадив Анну в машину к Молине, комиссар достал телефон:
– Эмилио? Ты еще не освободился?
– Заканчиваю, Эстебан. Вы уже в сборе?
– Через пять минут Адриан привезет на место Анну. Остальные должны уже быть там.
– А ты?
– Я заскочу в комиссариат, мне надо отправить бумаги в Севилью. И сразу к вам.
В участке Линарес по-быстрому разобрался с самыми необходимыми, не терпящими отлагательств вопросами, и, взвалив на терпеливые плечи Серхио Бунимары все остальное, вышел на улицу. Чтобы, как и обещал, отправиться в мэрию, в которой его уже должны были заждаться.
Машина Эмилио Ортеги, которой не было, когда комиссар подъезжал к участку, уже стояла тут – очевидно, он только что прибыл. Сам Ортега возился внутри салона, неуклюже отстегиваясь от ремня безопасности.
Комиссар махнул рукой, они увидели друг друга.
Ортега, справившись с ремнями, покинул машину и встал на месте, дожидаясь, пока товарищ дойдет до него.
– Ну что? Все на месте? – крикнул мэр.
Линарес хотел ответить, но тут зазвонил его телефон.
– Алло, Эстебан? Я не могу дозвониться до Ортеги! – зазвучал в трубке немного нервный голос Молины. – И так и не нашел Хавьера Игнасио.
– Эмилио рядом со мной, Адриан, не беспокойся, – ответил комиссар. – Как настроение?
– Все спрашивают о вас и о том, что все это значит.
– Одну минуту, – Линарес хлопнул мэра по плечу и направился к входу в мэрию. – Пойдем. Нас все ждут.
Ортега засеменил за комиссаром, который продолжал выслушивать Молину.
– Саласар, кажется, снова выпил. Грубит, – жаловался адвокат. – Да и остальные как на иголках. Что мне им сказать?
– Ничего. Мы уже заходим в здание…
Последнее слово Линареса поглотил страшный грохот.
Мощный взрыв, выбивший стекла во всей мэрии и в окнах окрестных домов, раздался со второго этажа – как раз в том месте, где располагался кабинет Ортеги. Из оконных проемов вырвались беловато-серые клубы разбитой в пыль штукатурки. Спустя мгновение сквозь них засветились оранжевые языки пламени.
Комиссар и мэр, поваленные ударной волной на брусчатку городской площади, пытались подняться.
– Эмилио, ты в порядке? – прокричал полицейский, но собственного голоса не услышал – оба его уха были заложены.
– Что это?! Что это было, Эстебан?! – заорал ошеломленный Ортега.
Комиссар встал на ноги. Взгляд его был прикован к окнам, в которых полыхало пламя.
– Он добрался до них! Добрался до всех сразу! И я сам ему помог, старый тупой осел!
Из дверей главного входа, кашляя от едкого дыма, на карачках выполз охранник Фелипе.
– Фелипе! – мэр с комиссаром бросились старику на помощь.
– Что случилось? – тряс Ортега дежурного за отвороты кителя. – Что там произошло, Фелипе? Это Рикардо Нуньез? Это аптекарь? Он был тут? Отвечай!
– Какой еще Рикардо, синьор мэр? – кашляя, произнес Фелипе с раздражением. – Сегодня тут никого кроме вас и Фернандес не было. Воскресенье же!
– Что значит никого? Ты выжил из ума? А Молина? А донья Анна? А остальные проходимцы?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, синьор мэр!
Вдруг, видимо, уши успело немного отпустить, Линарес услышал тревожно зовущий его голос. Голос шел из трубки, которую комиссар так и держал в руке, и принадлежал все тому же Молине.
– Алло! Алло! – орал юрист что было мочи. – Что у вас произошло? Эстебан, ты меня слышишь?
Комиссар перевел взгляд с телефона на мэрию, из окон второго этажа которой вовсю валил густой дым.
Ему было ясно одно – по непонятной причине Адриан Молина находится сейчас не там.
– Да, я слышу тебя, Адриан, – произнес Линарес и с трудом сглотнул слюну. – Ты где?
– Как где? Что за вопрос? У Фелипе! Ты же сам попросил собрать там всех!..
– Я понял, – комиссар едва не рассмеялся в нервном приступе. – Я понял тебя… Не расходитесь…
Все-таки нервы взяли свое. Прикрыв трубку рукой, полицейский расхохотался на всю улицу.
– Эстебан, – с беспокойством спросил Ортега, – с тобой все хорошо? Кто это звонит?
Комиссар продолжал хохотать, при этом в его смехе слышалось облегчение и даже что-то похожее на счастье.
– Они… Они «У Фелипе»! Понимаешь? «У Фелипе», – повторил Линарес, махнув рукой в сторону центра города, – Молина собрал всех там.
Так называлась таверна, лучшая, из тех, что были в городе. Адвокат Молина неправильно истолковал слова Линареса и отвез всех, кого ему поручили собрать, туда. Трактирщик Фелипе, естественно, не протестовал и гостеприимно всех принял.
– Но почему? Как? – лицо мэра, успело перепачкаться сажей и выглядело комически нелепым.
– Он… не так меня… понял… – продолжал хохотать комиссар, вытирая слезы.
– О, Боже мой! – наконец дошло и до Ортеги. – Господи, какое счастье! Какое же это счастье!..
Мэр также рассмеялся, ликуя по поводу спасительного
