- Номер десятый! Червонец! - вырвал из глотки хрип судья.
За время, пока шел "русский дартс", табачный дым так уплотнился, что фингал с его лица исчез. С места Жоры Прокудина все смотрелись близнецами с мутно-бледными рожами. Не люди, а девки с кремовыми масками на физиономиях.
- Жи-и-ла бы стра-ана родна-ая! - с криком попытался всунуть свое рыхлое личико в дыру пьяный мужик.
Дыра оказалась не по размеру. Для физиономии сибиряка нужно было прорезать отверстие диаметром с хороший тазик. Или с автомобильное колесо. В той дырочке, что красовалась на черном щите, появились лишь дурацкие пластиковые кружки очков, по-монгольски широкий нос и верхняя губа.
- А другого щита у вас нету? - недовольно спросил номер первый.
Переносицу на его узком больном лице осветлял двойной слой пластыря, а из ладони в ладонь нервно перелетал резиновый мячик.
- Нету! - огрызнулся судья и снова сполоснул горло водкой.
Наверное, оно у него было оцинкованным.
- Э-эх! - С таким же вскриком метнул номер первый мячик и попал по доскам щита.
Черно-кожаная толпа презрительно засвистела, а верхняя губа мужика всплыла в улыбке, показав медвежьи желтые зубы. Впрочем, этой желтизны Жора Прокудин издалека не увидел. Он посмотрел на Топора, прислонившегося спиной к холодной стене. Его глаза были закрыты, но было такое ощущение, что он следит за всем происходящим сквозь веки. Открыл он их за секунду до того, как судья-фингалоносец, уже напрочь потерявший голос, выдавил из себя:
- Нх-хумер один... а-аццатый...
На лету Топор поймал брошенный ему судьей мячик, покатал его за спиной в ладонях и крикнул мужику:
- Ты сколько весишь, дядя?!
- Все - мое, - из-под разбитой в котлету губищи промямлил мужик.
Восемь остальных метателей сделали из его красного лица сине-черную отбивную. Из переносицы стекала по носу к черным доскам щита кровь. Побелевшие пальцы мужика держались за края досок. У мужика никогда не было в кармане тысячи долларов, и он готов был умереть на подиуме, но не разжать пальцы.
С разворота, как матерый питчер в бейсболе, Топор сложился в
полупоклоне, пружиной распрямился, высоко вскинув левую ногу, и
метнул мяч в цель. И уже через секунду щит рухнул на пол вместе с
мужиком.
Удивление подбросило Жору Прокудина со стула. Он хорошо знал, что щит прибит по низу к доскам подиума, и не мог понять, почему он упал.
- Во вцепился, сука! - заорали вытягивающие мужика из-под щита зрители. - Разожмите ему пальцы! Он в отрубе! Принесите воды! Его отключили!
Вывернутая из ведра ледяная вода окатила посиневшее лицо мужика. Он по-плавательному задвигал ногами и что-то прохрипел.
- Сними с него очки! - приказал Топор.
Чьи-то пальцы услужливо выполнили это требование. Мужик открыл осоловевшие глаза, обвел ими потную вонючую толпу и вдруг вспомнил, что у него есть голос.
- Падла!.. Он меня того... кирпичом... По носяре... В отруб...
- Тебе показалось, - вяло ответил Топор. - На...
Зеленый мячик жабой запрыгал по полу к мужику. Он схватил его и попытался разорвать. Но жабы - скользкие твари. Мячик выскользнул из его корявых пальцев и попрыгал дальше по полу. Судья подхватил его, брезгливо сжал двумя пальчиками и поддержал Топора:
- Все честно. Резина. Кидать надо уметь.
- Ну я тебя ща урою! - пообещал Топору мужик.
- Ур-рой! - хором попросили его те, кто ставил в тотализаторе на мужика. - Чтоб кровью умылся!
Щит водрузили на прежнее место, прибили к полу двумя гвоздями-сотками. Мужик, шатаясь и матюгаясь, слез с подиума и стал ждать своей очереди. В эту минуту Жоре Прокудину сильнее всего показалось, что сегодня Топор уж точно не выиграет, и все останутся при своих, и ему очень захотелось уйти. Но тут в кармане ожил "сотовик", и Жора нутром ощутил, что звонит Босс. Других звонков так щекотно грудью он не ощущал.
- На связи, - хмуро ответил он трубке.
- Что ты хотел? - безразлично спросил Босс.
- Я пока не уезжаю.
- Что значит, пока? У нас послезавтра самолет.
- Есть дело на недельку. Не больше.
- Что за дело?
- У меня бабка умерла, - все-таки ответил Жора Прокудин под очередной удар мячиком по кривому носу Топора.
Нос не краснел, не синел и не сдвигался. Возможно, это был уже не нос, а что-то искусственное. Как у Майкла Джексона. Только из металла.
- Что ты несешь? Какая бабка? - удивился Босс.
- Она... Она была мне заместо матери. Гадом буду, если к ней не съезжу...
- Это несерьезно, - мгновенно решил Босс. - Мы сваливаем с "крупняком", пока нам не сели на хвост, а ты начинаешь вихлять. Это не по правилам...
- Босс, всего на недельку. Это деревня на Алтае, - с ходу придумал Жора Прокудин и с ужасом ощутил, что если Босс спросит название, то он не придумает ничего лучше Ивановки. А вдруг в Алтайском крае Ивановки нет? Можете улетать без меня. Я потом догоню.
- Ты рискуешь головой.
- Кто не рискует, тот не пьет шампанского...
На подиум по-обезьяньи, сгорбившись, выбрался мужик с синей физиономией. Если бы можно было, он бы метнул в рожу Топору не мячик, а свой кулачище.
- Я бы не поехал, - мрачно посоветовал Босс. - Второй раз в Америку ты визу не пробьешь...
- Пробью.
- Ну смотри, - вяло ответил Босс. - "Бабки" уже в Штатах. Без них ты здесь - никто!
- Чего ты меня хоронишь?.. Я к тетке - и назад.
- Делай, что хочешь, - огрызнулся Босс. - Я - против!
Он никогда не прощался. Он считал это плохой приметой. Сейчас же это показалось вдвойне плохой приметой.
- Э-эх! - вложил всю свою дурь в бросок мужик, но мяч, ударившись о стальной нос номера одиннадцатого, отлетел ему обратно под ноги.
- Па-апрашу "ба-абки"! - вынырнув лицом из отверстия, потребовал от судьи Топор. - Тыща сто! Как в кассе!
- Ты - шулер! - заорал мужик. - Поглядите: у него харя без синяков!
- А почти все мазали, - не согласился с ним кто-то в зале.
- Я не промазал!
- А это что, не синяк?! - выставил левую щеку Топор. - Ты ж, сука, попал!
- Я тебе в нос попал! А нос целый!
- Мой нос уже ничем не запугаешь, - протянул руку за деньгами Топор. Его не такие орлы, как ты, обрабатывали, а покруче...
- Не давай ему "бабки"! - прыгнул к судье мужик, но опоздал.
Одиннадцать стольников с мордатым президентом, в том числе и его кровный, не один месяц у сердца пролежавший, мелькнули мимо глаз мужика в узком кулаке Топора и исчезли в толпе. Топор спрыгнул с подиума и враскачку направился к столику в углу.
- Стой, урка! - со слоновьим грохотом свалился на бетон мужик. - Отдай мои "бабки"!
- Иди умойся, тундра! - не оборачиваясь, крикнул Топор, но движение Жоры Прокудина, который резко встал, заставило его шагнуть влево.
Мимо уха пролетел и с хряском вмялся в бетон стул. Болт, удерживавший фанерную спинку, отлетел в сторону и юлой завертелся на месте. В детстве Топор любил запускать болты во вращение и считать, сколько он продержится. Этот болт мог побить рекорд его детства. Но он не стал считать. И не стал оборачиваться.
Он прошел мимо Жоры Прокудина, подхватил на ходу его недопитую бутылку портера и с резкого разворота, будто он и вправду лет десять играл в американскую игру бейсбол, хряснул бутылкой, словно битой, догнавшего его мужика по лбу.
- Нокаут, - тихо произнес кто-то в подвале.
- Шу-улер, - простонал мужик и все же рухнул.
Прямо на пустые пивные банки. Они с грохотом и писком покатились по полу, и Жора Прокудин подумал о том, что на осколках бутылки от портера остались и его "пальчики". Он нагнулся и быстро собрал их в носовой платок.
- Во жлоб! - восхитился кто-то.
- Уходим, - с корточек прохрипел Жора Прокудин. - Есть базар.
- А мне здесь делать больше нечего, - согласился Топор и, нагнувшись, сунул неподвижному мужику сто долларов за воротник рубашки.
Глава четвертая
РЕЗИНОВЫЙ СВИНЕЦ
Ночной московский воздух вонял расплавленной пластмассой и нашатырем. Хотя, возможно, воздуха внутри огромного города уже и не было. А только плотный настой из автомобильных выхлопов. Вдохнув его грудью с семью сросшимися после переломов ребрами, Топор восхитился:
- Во-оздух-то какой свежий! По-олный отпад! Ты как думаешь, в Нью-Йорке такой же отпадной воздух?
- Ты его не угрохал? - обернувшись к двери подвала, спросил Жора Прокудин.
Угол дома скрыл ее, и оттого почудилось, что и подвала-то никакого не существует на свете.
- А ты думаешь, я для чего стольник ему за шиворот сунул? - передвинул спортивную сумку по боку Топор. - Я вену пощупал. Живой этот бугай! Живее нас с тобой!
- А если он завтра припрется?
- Это его проблемы. Сегодня были мои прощальные гастроли. Завтра я уже не выступаю. Ты что, забыл, мы послезавтра улетаем в Нью-Йорк?
Пальцы Жоры Прокудина нащупали в кармане ветровки что-то похожее на спичечный коробок. "Записная книжка", - вспомнил он, ногтем пролистал странички прямо в кармане и со вздохом ответил:
- Я не лечу.
Топор превратился в памятник. Правая рука зависла на ходу да так и висела, будто указующая светлый путь кисть вождя.
