Она знала что говорила. Все два года с тех пор, как я перешел в генеральный офис, Охара часто выручала меня, и не только по работе. Из-за разницы в возрасте я не думал о ней как о женщине. Но этот трудоголик в юбке не раз подсказывал мне, что делать. Хотя, конечно, ее представления о рекламе в корне отличались от моих. Она просто не могла знать столько, сколько узнал за полжизни я. Слишком мало людей сегодня разбирается в этом как следует.
— Я ничего не забыл. Спасибо за услугу.
— Услугу? — язвительно улыбнулась она и понизила голос. — Ну что ж, тогда услужу еще раз… Тут для вас интересная новость. Похоже, начальник отдела выбросил белый флаг.
— Ты о чем?
— «Антик». Только что заказана крупная партия. В следующем месяце мы продадим его еще больше. Вчера молодежь из стратегического проболталась… Совет директоров готовит по «Антику» отдельную программу. Это — суперхит, который поможет компании вернуть все прежние показатели. И сила его — в качестве товара и отличной рекламе.
Я хмыкнул. Вот в чем дело! «Антик» — энергетический напиток, который мы выпустили на прилавки всего месяц назад. А я отвечал за рекламу. Наши плановики предлагали разные темы, я выбирал лучшие и доводил до ума.
В роликах для телевидения мы задействовали негра-боксера. Сейчас, на первом этапе кампании, по ящику крутят версию «Пульс»: угол ринга и профиль боксера, напряженно глядящего в пустоту. На абсолютно черном фоне под оглушительное биение сердца.
На втором этапе мы запустим «Дыхание»: тот же боксер в перерыве между раундами с подбитым глазом. В динамиках — прерывистое дыхание.
Третью, заключительную версию мы назвали «Овация»: его же лицо, перекошенное радостью победы под шквал аплодисментов. В конце каждой версии всплывают титры: «Цена мужества: спортивный напиток „Антик"».
Все сюжеты были до предела банальны, но режиссер с оператором выполнили свою задачу так виртуозно, что идея была принята на ура. Во всех трех роликах — ни музыки, ни голосов за кадром. А все потому, что на последней редакции в телестудии я негромко сказал:
— Такой классный видеоряд голос и музыка только испортят!
Плановики с режиссером уставились на меня. Как и Охара, стоявшая у них за спиной. Реакция понятная. Заказчика, который согласился бы выкинуть свое название из динамиков телевизора, в этой стране не найти.
Как я и ожидал, на контрольном просмотре разгорелись жаркие споры. Особенно упирался наш начальник отдела Санада. Это он назвал мою стратегию полным бредом, обвинил меня в том, что я извратил все сюжеты, одобренные советом директоров, а идею убрать из телерекламы звуковой логотип компании сравнил с клиническим безумием. Все это время я молчал, стиснув зубы. И пока наша бухгалтерия высчитывала, стоит ли возвращать эти сюжеты мне же на доработку, сроки, отмеренные отделу на этот проект, истекли.
Тогда же, в феврале, свалилось известие о грядущем сокращении штатов. Вся контора сидела как на вулкане. Ожидалось, что в ближайшие полгода до трехсот добровольцев уволятся «по собственному желанию». Если учесть, что у нас всего пара тысяч сотрудников, — цифры просто шокирующие.
Я оказался первым, кого вызвал к себе Санада. Долго я не раздумывал, согласился практически сразу. Чем и сберег себе нервы на весь оставшийся срок. Как ни крути, а получалось, что именно я стал символом сокращения штатов в родной компании.
— И тем не менее, — возмущалась Охара, — именно ваши ролики они собираются крутить в эфире весь год! Как вам это нравится?
— Да никак. Через месяц меня здесь уже не будет.
— Но это же… безответственно!
— А я не в той ситуации, чтобы рассуждать об ответственности. Если сокращение штатов для них важнее — пусть все выглядит так, будто я к этим роликам даже не прикасался.
— Но шеф! Почему вы так быстро сдаетесь? Даже постоять за себя не хотите!
— Сколько раз тебе повторять — мне давно пора на покой! Двадцать лет в конторе — для одной жизни более чем достаточно.
— «Давно пора на покой»? — передразнила Охара и вздохнула. — Опять двадцать пять… Какая прозорливость для одинокого холостяка! Вся Япония кишмя кишит безработными мужиками за сорок! Ну, уволитесь вы — и что дальше? Даже другой работы не подыскали! Станете первоклассным клоуном? Или сразу в бомжи пойдете?
— Ну, насчет «первоклассного» ты, конечно, погорячилась. А в остальном…
— Совсем вам, шеф, на будущее наплевать! — снова вздохнула Охара. — А вы подумали о тех, кто здесь после вас останется? Кто будет руководить этими плешивыми динозаврами? Они же только и умеют, что дрочить на сиськи в журналах!
— Ну, ты это… Все-таки выбирай выражения.
— Этим выражениям я научилась у своего шефа!
— Тогда лучше забудь их, и как можно скорее. Не хватало еще тебе стать самой молодой безработной за тридцать.,.
В этот миг на столе Санады зазвонил телефон. Одна из младших сотрудниц приняла звонок, нажала кнопку «ждите» и, поднявшись с места, пошла в переговорную.
— Хорошо, — сказала Охара чуть громче, провожая ее глазами. — Татуировку с вашим добрым советом я закажу на собственной печени.
Небрежно и словно бы невзначай она бросила мне на стол сложенную пополам ксерокопию формата В4:
— Ознакомьтесь, когда время будет…
И вернулась на свое место. Желтый костюмчик сидел на ней как влитой. Несмотря на замужество, парни наверняка еще окликают ее на улице. В свое время поговаривали, что у нас с ней роман, но эти слухи продержались недолго.
Я развернул ксерокопию. Прогнозы продаж экстренной партии «Антика». Ну и дела… Давненько на мой стол не попадали такие документы! Обычно дирекция рассылает их только на уровне начальников отделов. Наш Санада, как правило, знакомит с ними еще и заведующих секций. Но из этой стайки кровососов[10] меня давно уже выдавили. Откуда ксерокопия взялась у Охары — я понятия не имел. Хотя о том, что, показав ее мне, девчонка рисковала карьерой, догадался мгновенно.
Продажи «Антика» и правда сулили успех. Даже на самом жестком участке рынка — «пляжный отдых и водные виды спорта» — его позиции удерживались очень прочно. Эдак, глядишь, за три месяца миллион упаковок разойдется как свежие суси…
Дверь комнаты для совещаний открылась, и в зале появился Санада. Быстрым шагом прошел к своему столу, снял трубку. Убедившись, что он на меня не смотрит, я разорвал ксерокопию на мелкие кусочки, выкинул в урну и выдвинул один за другим все ящики стола. Стандартная уборка рабочего места перед тем, как оставить его навсегда…
— Эй, Хориэ! На пару слов.
Я поднялся и потащился к нему.
Доброго утра он мне решил не желать. Надо думать, из экономии времени. Только смерил меня недовольным взглядом и нахмурился еще больше.
— Ну, и сколько раз тебя предупреждать? Опять не брился утром?!
Сразу же навалилась усталость. Вроде бы и поспал немного с утра. А смертельная усталость ледяными пальцами все равно обжигала нутро. Видно, годы берут свое. Мне и в самом деле пора…
— Это вы насчет Устава образцового клерка? — как можно вежливей уточнил я.
— Тебе, дорогой мой, этим клерком еще две недели пахать! — отрезал он. — Да не кем-нибудь, а завсекцией!
— Извините, но… Разве не вы разрешили мне больше не появляться на собраниях руководства, потому что у меня накопилось столько отгулов? И разве не вы сообщили мне, что до конца месяца можно вообще на работу не выходить? Какая она все-таки странная, эта жизнь под приказом. Вы не находите, босс?
Он открыл было рот, чтобы поставить меня на место. Но, словно вспомнив о чем-то, осекся.
— Только что звонил секретарь президента, — произнес он сухо. — Меня и тебя — нас вдвоем! — хотят срочно видеть в Кабинете Номер Один.
— Вот как? — искренне удивился я. — Сам президент хочет видеть начальника отдела рекламы на пару с недоуволенным завсекцией?
— Именно так! Зачем — ума не приложу. Может, у тебя есть какие-нибудь догадки?
— Никаких, — честно ответил я.
Он тут же схватил висевший на спинке кресла пиджак, нацепил его, поправил галстук. И придирчиво осмотрел меня, явно борясь с желанием снова распахнуть свою пасть. Перед выходом из дому я, конечно, принял душ и переоделся. Но, судя по его глазкам, в моем внешнем виде оставалось еще много над чем поработать. Может, ему не нравился мой костюм за восемнадцать тысяч? Или галстук за девятьсот десять иен?[11]
Впрочем, сейчас его куда больше заботило то, что творилось на двадцатом этаже нашего небоскреба.
— Пошли! — бросил он мне и, пригнувшись, засеменил в сторону лифта.
Я наскоро оглядел зал. Завсекциями, вернувшись с совещания, таращились на меня. Все трое. Я был четвертым.
Сакума — по контактам со СМИ. Сумида — по маркетингу. Томидзава — по работе с филиалами. У каждого в глазах удивление. Перехватив мой взгляд, Сакума тут же уткнулся в бумажки у себя на столе. Сумида сделал вид, что включает компьютер. И лишь Томидзава не отвернулся. Ему тоже предложили увольняться по собственному, но он, по слухам, уперся, и ни в какую.