Ознакомительная версия.
Из яркого тепла навстречу уже бежала женщина, очевидно, та самая сестра-директриса, нисколько не похожая на своего брата, легкая, маленькая, коротко стриженная. Добежав, она сразу захлопотала, заулыбалась, повела Инну куда-то за угол, по белой плиточной дорожке, к высокому, как теремок, строеньицу, темневшему на фоне леса.
Строеньице оказалось дачкой «на одного» с гостиной, светелкой и деревянным балконом. И сауна в теремке имеется, похвасталась директриса, и ванна-джакузи, и плоский телевизор на круглых металлических стойках, и занавески в кружевцах и атласных лентах — все как следует.
— Ужин сюда подам, и сауну уже включили, погреетесь. Фрукты вон, в вазоне. — Инна оглянулась — и вправду «вазон». — Отдохнете, а утречком поедете. Вам у нас понравится, Инна Васильевна! Я Осипу уж сто раз говорила — привози, привози к нам, а он только сегодня сподобился! Халатик в гардеробе. Вещи погладить?
Инна засмеялась:
— Нет. Спасибо. Все равно утром придется домой заезжать.
Женщина тоже улыбнулась озабоченной улыбкой хорошей хозяйки.
— На ужин что подать — мясо, рыбу? Осетрина, семга, лосось, треска, форель? Говядина, свинина, шашлык, цыплята?..
Есть Инне совсем не хотелось. Ей уже полгода не хотелось есть — с тех пор как Виктор сообщил, что она «растоптала», а он «принял решение».
— Рыбу, — сказала она, потому что понимала, что женщина не отстанет.
— Рыбку на закуску? А на горячее цыпленка, у нас повар-грузин, так готовит, так готовит, что к нам специально едут, чтобы у него покушать! Цыпленка, да, Инна Васильевна?
Она вздохнула:
— Да. Спасибо.
— Ну, вы располагайтесь. Телефончик, если что потребуется, вон, на столике, а я побегу… потороплю ужин. Располагайтесь, отдыхайте, Инна Васильна, голубушка вы наша!..
Очевидно, не в меру болтливый Осип ввел в курс дела всю свою семью.
Ну и ладно. Все равно уже ничего не изменишь.
Прямо на середину ковра, устилавшего пол в спальне, она стряхнула голубой костюм, часы, колготки и украшения и в одном белье пошла в ванную, открыла все краны, разделась и долго рассматривала себя в зеркале.
Белая кожа, сильные ноги, грудь в полном порядке. Она рассматривала себя, как будто чье-то изображение, выискивала изъяны и недостатки, но их было мало, даже на ее собственный взгляд, мало, — чего ему не хватало?!.
Обозлившись, что опять думает о том же, она надела халат, потрогала воду, мерно и сильно бившую в громадную ванну, затянула пояс и вышла в гостиную. По всем каналам почти одновременно начинались новости, и ей нужно было посмотреть хоть какие-нибудь, неважно какие. Комментарии она никогда не слушала — они злили ее или смешили, в зависимости от того, кто комментировал, — ей нужен только перечень событий.
Инна плюхнулась в диван, как в омут, подтянула ноги, зашарила по низкому столику, на котором лежал пульт, свалила на пол газеты, перегнулась через кожаные берега диванного омута, чтобы их собрать, и прямо перед носом, на цветастом персидском ковре вдруг увидела начищенные до блеска мужские ботинки.
Инна ничего не поняла и некоторое время просто смотрела на них, а когда они зашевелились и двинулись, перепугалась так, что рука, на которую она опиралась, подломилась, и она клюнула носом ковер. Подол взметнулся, ноги описали дугу, и диван-омут выплеснул ее прямо на пол, почти что на неизвестные ботинки.
Она неловко перекатилась на корточки, вскочила и ринулась за толстую подушечную спинку.
— Вы кто?!
— А вы кто?
— Как вы сюда попали?!
— А вы как?
От страха у нее взмокли спина и ладони.
Теремок стоит далеко, почти у самой кромки леса, и как позвать на помощь, чтобы услышала охрана, она не знала — ничего охрана не услышит, даже если она заорет во все горло, а пистолета или ракетницы у нее нет!
— Вы… не тряситесь, — хладнокровно посоветовал мужик, — я не бандит и не киллер.
— А вы… кто?
— Отдыхающий.
— А… почему вы отдыхаете… в моем коттедже?
— Нет. Это вы почему-то отдыхаете в моем. Или вы кто? Горничная?
Это было сказано таким тоном, что она моментально поняла — он ни на секунду не принял ее за горничную, просто дает возможность восстановить самообладание.
— Я не горничная.
— Почему-то я так и подумал, — пробормотал он.
Инна запахнула халат и выбралась из-за дивана.
Ладони по-прежнему были мокрыми. Как тогда, в студии, она вытерла их о юбку.
— Я хочу позвонить, — быстро сказала она, — чтобы кто-нибудь пришел и разобрался в ситуации.
— Звоните, — разрешил он.
На полированной поверхности стола стоял желтый допотопный телефон с гербом — во всех высоких кабинетах были такие — и списочек номеров, кто по какому: вахтер, монтер, администратор, директор.
Косясь на мужика и с трудом попадая пальцем в круглые пластмассовые дырки, она вызвала администратора, — мужик рассматривал стены, словно на них были фрески Микеланджело.
— Сейчас придет, — сообщила Инна осторожно. — Как вы сюда попали?
— Мне сказали — коттедж, — он пожал плечами, — дали ключи. Обещали, что чемодан сейчас принесут. Я пришел, дверь открыта. Я только решил телевизор посмотреть, а тут… вы.
— А вы… кто?
— Ястребов Александр Петрович, — представился он так, будто сожалел, что он Ястребов, а не Соловьев. — А вас я знаю. Вы Инна Селиверстова. Большая шишка в Белоярске. Верно?
— Верно, — согласилась она.
Если он пришел ее убивать, почему не убивает?.. Почему рассматривает стены?.. Почему ждет, когда прибежит администратор, ведь она на самом деле его вызвала?!
На нем были темный костюм и светлая рубаха с распущенным галстуком — ослабленный узел открывал расстегнутую верхнюю пуговицу.
Он был не слишком высокий, плотный и темноволосый.
Ничего особенного. На нее он взглянул раза два и опять уставился на стены — как будто стены в этой комнате были самым интересным!
Администратор примчался, и все разъяснилось.
Уважаемый Александр Петрович ошибся. Его коттедж находился прямо за коттеджем Инны Васильевны. У нас их два. Видно, плохо объяснили. Простите, простите, Александр Петрович, и вы, Инна Васильевна!..
Следом за администратором примчалась и директриса, и все объяснения начались по новой, и извинения были принесены и приняты, и от суматохи и бестолковости у Инны вдруг заболело где-то внутри головы, и она, словно разом выключенная из общей суматохи, пошла к дивану, села и пристроила голову на спинку.
Александр Петрович Ястребов внимательно посмотрел на нее и как-то в два счета выпроводил директрису и администратора, а сам не ушел.
— Вы… больны?
— Я вчера развелась с мужем, — неизвестно зачем тускло ответила она, — мы прожили вместе десять лет.
— А зачем вы с ним… развелись? Большая любовь нагрянула?
Она улыбнулась резиновой улыбкой и разлепила веки.
— Не я с ним. Он со мной. К нему любовь нагрянула.
— Как же вы проморгали?
— Что?
— Его большую любовь.
— Я работала. — Внезапно собеседник стал ее раздражать. — Мне было некогда. Я была уверена, что… меня это никогда не коснется.
— Ну конечно.
— Что — конечно?
— Вам некогда. У него любовь. Все правильно.
— А вы откуда знаете, правильно или нет?!
— Все оттуда же, Инна Васильевна, откуда и вы. Мне было некогда, и к моей жене нагрянула большая любовь.
Инна внезапно почувствовала жгучий интерес. Такой, что даже головная боль полыхнула напоследок и сгорела.
— Вы… развелись?
— Развелся.
— А… дети?
— Сын. Он со мной, слава богу.
— Ваша жена вам его отдала?!
— Отдала. У нее любовь, новая семья. Новые дети. Старые дети не нужны. Надоели.
— А… давно вы развелись?
— Шесть лет назад.
— А я только вчера, — пожаловалась Инна. — Говорят, что мужчины переживают все это легче.
Он пожал плечами:
— Не знаю.
Принесли ужин — гору сказочной еды, бутылку в серебряном ведерке, белые свечи, две штуки, два бокала — вот до чего догадлива и услужлива оказалась директриса! — небольшой тазик с пирожками, вазочку с клубникой, и еще что-то такое, и еще что-то эдакое.
— Вот видите, — сказала Инна уныло, — придется вам со мной романтически ужинать. Хотите?
Он мельком глянул на нее.
— Есть хочу, — объявил решительно, — романтически ужинать — нет.
— Все равно придется романтически. Куда же мы свечи денем и шампанское?
— Это точно, — согласился он, — девать некуда. Вы курите?
— Нет, — призналась Инна.
— Значит, нет зажигалки?
Она пожала плечами — у нее не было зажигалки. Тогда он вытащил из кресла свое пальто и долго рылся в карманах, то в одном, то в другом, потом опять в первом, и наконец нашел.
Он зажег свечи, некоторое время полюбовался на них — в темных зрачках плеснулось золотистое пламя, — потом отчего-то поморщился и посмотрел на нее.
Ознакомительная версия.
