Ознакомительная версия.
Как-то после подъема флага Чечен подошел к Андрею.
— Слушай здэсь. У старпома в каюте старый кортык видэл? — повелительно прошипел кавказец и, не дожидаясь ответа, приказал: — Вазмеш и вэчэром мнэ прынэсеш.
Старший помощник командира "Образцового" Всеволод Михайлович Гущин был потомственным моряком. На флоте служили его отец, дед, прадед и все родственники по мужской линии до седьмого колена. Старинный российский морской кортик, на который позарился алчный Чечен, имел стальной обоюдоострый клинок в тридцать сантиметров квадратного сечения и рукоять из слоновой кости. Хранился он в деревянных ножнах, обтянутых черной кожей. В верхней части ножен блестели позолоченные обоймицы с кольцами для крепления к портупее, а внизу - такой же наконечник. Портупея из многослойного шелка была декорирована львиными головами, а вместо бляхи красовалась застежка в виде змеи, изогнувшейся вокруг львиных голов. Что там объяснять, кортик был гордостью не только владельца, но и всего экипажа. Этот символ и атрибут принадлежности к морскому братству передавался по наследству от отца к сыну и, по слухам, когда-то принадлежал славному предку старпома - лейтенанту Алексею Гущину, штурману со знаменитого эскадренного миноносца "Новик". Этот корабль был одним из немногих, который не только храбро дрался с японской эскадрой адмирала Того, но и уцелел после Цусимского сражения в далеком 1905 году.
Ушлый Чечен все рассчитал правильно. В то время Андрей уже месяца три был приборщиком каюты старпома (все матросы и старшины кораблей ВМФ в соответствии с Корабельным уставом закреплены за объектами приборок), а стало быть, имел ежедневный доступ к драгоценному кортику, висевшему над рабочим столом Всеволода Михайловича. Но взять тайком, или попросту украсть, Андрей не мог. От одной мысли, как он после этого посмотрит в глаза старпому, который наверняка будет считать его воришкой, коробило и выворачивало наизнанку. Поэтому сомнений не было: лучше кулаки грозного Чечена, чем стыд и позор.
Весь день прошел в многочисленных заботах и работе. О плохом думать не хотелось, но куда ты денешься от навязчивых и мрачных мыслей. Вечером вездесущий матросский телеграф передал: после отбоя Чечен ждет его в своем кубрике. Андрей молча выслушал требование и ничего не ответил. Когда гонец убрался восвояси, снял с подвесной койки небольшую металлическую цепь и положил в карман. Сдаваться он не собирался, но в отличие от таких же, как и сам, молодых матросов готовился постоять за себя.
— Шакал ванючий, ты меня нэ понял! — Рев кавказца, ворвавшегося в кубрик к Андрею минут через двадцать после команды "Отбой! Ночное освещение включить!" заставил в ужасе встрепенуться засыпающих матросов. За ним, переговариваясь на непонятном гортанном языке, ввалились человек пять его земляков. Хлесткий удар приняла на себя невинная подушка. Чечен, почувствовав подвох, в недоумении принялся вглядываться в полумрак.
Андрей предполагал, что кавказец без помощи "свиты" не обойдется и события будут происходить именно по такому сценарию, поэтому спать не ложился. Все это время он сидел на рундуке в тени соседней койки и готовился дать опор. Медлить было нельзя. Резко вскочив, он врезал Чечену с левой в челюсть. Когда-то еще на гражданке, занимаясь боксом, этот прием он считал своей "коронкой".
Не ожидая отпора и до поры до времени не понимая, что происходит, кавказец громко ойкнул и полетел на своих дружков, сбивая их с ног. Секундного замешательства хватило, чтобы Андрей подскочил к образовавшейся свалке матерящихся тел и принялся осыпать ее ударами.
Наконец кавказцы очухались. Заметив в руках Андрея цепь, "свита" с грохотом стала выскакивать из кубрика. Остался один Чечен. Гордость не давала ему права постыдно убраться восвояси, а все происходящее казалось кошмарным сном. Какой-то салага, "карась", по корабельным меркам —получеловек, осмелился ему перечить и пошел наперекор! Задыхаясь от злобы и тяжело дыша, Чечен медленно поднялся.
Андрей отшвырнул от себя цепь, загрохотавшую у комингса. Все должно быть по-честному: один на один и... что будет, то будет. Чечен считал по-другому. Запустив руку в карман, он вытащил складной нож. Зловеще клацнула кнопка и выскочило лезвие.
— Зарэжу, шакал, — хрипел Чечен и медленно приближался к своей жертве.
Как оказалось, "жертва" сдаваться не собиралась. Отойдя к переборке и прижавшись к ней спиной, Андрей в полумраке ночного освещения нащупал выдвижной упор (элемент аварийно-спасательного имущества, применяемый для борьбы с водой на кораблях ВМФ. — АВТ.) и вынул его из удерживающих креплений.
Но кавказца понесло. С перекошенным от гнева лицом, не обращая внимания на выдвижной упор - по своей сути полутораметровую металлическую дубину в руках Андрея, он шел в шальном порыве перерезать горло этому нахальному "карасю", посмевшему противиться его воле.
Внезапно дверь в кубрик распахнулась, щелкнул тумблер выключателя и зажегся яркий свет. На пороге стоял дежурный по кораблю...
...После того случая всю дивизию неделю "штормило", а комдив в ярости объявил кораблю десятидневный организационный период. По уму, эта мера служебных репрессий должна была улучшить дисциплину и порядок. На деле все сводилось к запрету для офицеров и мичманов покидать корабль до 22.00. Те возмущались и спускали на подчиненных всех собак. Как это часто бывает, истинный виновник ЧП вышел сухим из воды. Чечена долго мурыжили дознаватели и следователи, и все считали, что если не тюрьма, то дисциплинарный батальон ему, как пить дать, светит. Но проныра кавказец опять увернулся. Притворившись нервнобольным и попав в госпиталь, он уже через пару месяцев был уволен по болезни и оказался на гражданке. Ходили упорные слухи, что, когда запахло жареным, из Чечни приезжали его дядя и старший брат, чтобы сунуть кому следует круглую сумму в баксах.
Поскольку главный виновник благополучно выпутался из скандально-криминальной истории, общественное мнение принялось за другого участника чуть не закончившейся трагично драмы. На Андрея в экипаже стали косо смотреть и за глаза величать стукачом. Злые языки моментально из пострадавшего превратили его в обвиняемого. Так всегда бывает: когда у людей внезапно возникают трудности, то, как правило, они ищут козла отпущения. В отсутствие Чечена эта роль отводилась без вины виноватому Андрею. Только старпом Гущин, верно оценив ситуацию, в знак благодарности предложил затравленному матросу верный выход - поступление в военно-морское училище.
— Отправляйтесь-ка учиться, молодой человек, — интеллигентно, но настойчиво советовал он. — Глядишь, ума наберетесь, да и на жизнь будете смотреть другими глазами...
Андрей, порядком уставший от постоянного пристального и недоброжелательного внимания, согласился.
3. СИНИЙ ДИПЛОМ И КРАСНАЯ МОРДА
Лучше плохо учиться, чем хорошо служить. Эту курсантскую аксиому Андрей услышал от старшекурсника на третий день учебы. И это была сущая правда. Как оказалось, в военно-морское училище в первую очередь принимали ребят с флота, так как считалось, что, вкусив нелегкого корабельного хлеба, они теперь знают, к чему готовиться, и со временем из них выйдет больше толку. Поэтому и конкурс для них был пониже, да и экзаменаторы-офицеры относились с пониманием: как-никак свои, флотские уже ребята. С гражданки поступить было практически невозможно. Чтобы попасть в училище, ты должен был быть или медалистом, или иметь огромную "волосатую" лапу влиятельного покровителя. Была еще одна категория первокурсников - так называемые "позвоночные", то есть те, кто поступил с помощью телефонного звонка какого-нибудь адмирала или генерала из Главного штаба ВМФ, а то и из самого центрального аппарата Министерства обороны. "Позвоночных" вычисляли еще в период вступительных экзаменов. Обычно к этим ребятам ежедневно наведывался какой-нибудь училищный клерк и елейным голоском интересовался, все ли хорошо у избалованного отпрыска голубых адмиральских кровей. Их, как правило, недолюбливали и старались держаться от греха подальше, чтобы случайно не возникло опрометчивого желания невзначай заехать адмиральскому потомку в розовое ухо.
Сдав все экзамены на "четверки", Андрей был зачислен на первый курс.
Тут и оказалось, что поступить - это только треть дела. Необходимо еще кропотливо учиться, что после многих месяцев монотонной военной службы на корабле было делать непросто. Каждый семестр приходилось сдавать экзамены по дисциплинам, которые наскоком и приступом не взять. Если с высшей математикой, которую преподавал вежливый и интеллигентный профессор с цветочной фамилией Фиалко, и физикой — ее монотонно и заунывно на лекциях бубнил себе под нос военный пенсионер Петр Алексеевич Филяев (языкастые курсанты мгновенно окрестили его на собачий манер Филей, а сам предмет - филькиной грамотой) — особых проблем Андрей не испытывал, то специальные науки сперва давались трудно. Больше других доставали кораблевождение, мореходная астрономия, теория устройства и живучести корабля и судовая электротехника. Штурманское дело курировал капитан второго ранга Берг - аскет и юморист, превращавший свои занятия в своеобразные шоу. Порой определив опытным взором, что иной курсант на карте неверно определил дрейф или течение, отчего линия истинного курса была проложена явно с ошибкой, Берг произносил свое коронное: "Молодой человек, разувайтесь. Разувайтесь, я вам говорю! А затем хватайте свои военно-морские штиблеты и дуйте в ближайшую сапожную мастерскую. Вы не станете настоящим штурманом, но вы еще сможете стать неплохим сапожником".
Ознакомительная версия.
