— Все прошло благополучно?
— Что?
— Дорога от Пор-Гримо.
— Очень хорошо, дороги сухие, движения почти нет.
Берта отходит на шаг.
— Что ты на себя напялил? Неужели тебе нечего надеть? Хорошо, что в отеле мало народу. Пошли.
Она берет меня за руку, и мы почти бегом пересекаем стоянку. Дебель сидит в баре со стаканом виски, такой же, как всегда, с чисто выбритым розовым лицом, голубыми глазами навыкате, молодой, улыбчивый… В свои пятьдесят он выглядит на тридцать, а вот я… Лангоню же, наоборот, в тридцать лет все дают пятьдесят. Лоб в морщинах, брови напоминают мохнатых гусениц, очки, которыми он пользуется, чтобы почесываться, подчеркнуть сказанное или занять руки. Когда же очки нечаянно оказываются на носу, становится виден его беспокойный, испуганный взгляд, избегающий встретиться с вашим.
— Хочешь кофе? — спрашивает Берта.
— Спасибо, нет.
— Хорошо, идем.
Мы отправляемся: Берта и Лангонь впереди, Дебель и я в нескольких шагах позади.
— Пока административный совет ничего не решил, — говорит Дебель, — мы теряем время. И боюсь, как бы они в нас не разочаровались. Что еще можно изобрести в области лыж?
Лангонь открывает дверцы фургончика, осторожно вынимает из машины упакованный в матерчатый чехол длинный сверток и объясняет:
— Конструкция этих лыж не является чем-то особенным, внешне это. серийные лыжи «комбаз». Классические крепления. Та же длина, жесткость. Отличается только скользящая поверхность.
Он протягивает одну лыжу Дебелю, другую мне.
— Естественно, тот же вес, но проведите рукой по нижней поверхности, конечно, без нажима, чтобы не повредить слой мази, — заметьте, я использую обычную мазь для соблюдения чистоты эксперимента — чувствуете, как скользят кончики пальцев? Удивительно, не правда ли? Как будто скорость спрятана в самом материале. Мсье Бланкар, вы опытный лыжник?
— Да, но это было давно.
— Тем весомее будет ваше мнение.
Лангонь берет лыжи, вскидывает на плечо. На эту тему он может говорить без конца.
— Идемте сюда. Нет нужды забираться далеко. Настоящие испытания начнутся позже. Меня интересует первый контакт бывшего хорошего лыжника со снегом на обычном склоне.
Дебель с грустным лицом несет палки. Странного вида пестрый колпак сразу выделяет его из завсегдатаев горнолыжного курорта. Дебелю холодно и хочется поскорее уйти. Пока Лангонь изучает склон и осматривает окрестности, я подхожу к Берте.
— Эвелина в курсе?
— Нет, я же тебе сказала, нет! Милый Жорж, ты зануда, хочешь, чтобы она все рассказала своему папочке?
Лангонь останавливается. Несколько робких новичков осваивают простейшие движения и громко смеются. Никто не обращает на нас внимания.
— Здесь, — решает Лангонь. — Склон пологий, снег укатан. Нормальные обычные лыжи не поедут по этому склону, надо сильно толкаться палками. Мсье Бланкар, вам карты в руки, надевайте лыжи.
Испытания начинают меня забавлять. Кроме того, что я очень любил кататься на лыжах, верно и то, что они создали мне состояние: сколько вывихов, переломов, конечностей, нуждавшихся в восстановлении, результатов несчастных случаев на лыжах видел я в своем заведении. Посмотрим, что принесут мне лыжи «комбаз».
Я сразу ухватил нужное движение и вот стою на лыжах, слегка опираясь на палки. Легкий толчок. Невероятно, но я медленно поехал. Это больше напоминает кэрлинг[3], чем лыжи.
— Поехали! — кричит Лангонь.
Я проезжаю несколько метров без малейшего уклона, не делая никаких усилий. Кажется, что у лыж есть какая-то интуиция, позволяющая им отыскивать невидимые бугры и незаметные уклоны. В это невозможно поверить. Чувство воздушной легкости пробуждает в моих старых ногах давно утраченную ловкость.
— Толкайтесь! — советует Лангонь.
Инстинктивный поиск нужного движения коленями, бедрами, я разгоняюсь — полный восторг — и сразу же торможу, чувствую, что еду слишком быстро, теряю контроль над скоростью. Я мчусь как ветер, честное слово.
— Вперед! Вперед!
Все трое в восторге. Считаю за благо остановиться, с трудом разворачиваю лыжи поперек движения боковым соскальзыванием. Дышу как после бега. Лангонь подходит ко мне.
— Итак, ваши впечатления, мсье Бланкар? Честно и откровенно.
— Вы чародей, Лангонь.
— Правда? — восклицает он наивно. — Попробуйте покататься выше по склону, где есть небольшой уклон. Не пожалеете.
— Нет, спасибо. Кончится тем, что я шлепнусь. Нельзя требовать от всадника, иногда совершающего воскресные прогулки, чтобы он объезжал чистокровного скакуна.
— Видишь, мы тебя не обманули, — говорит Берта.
— Ты каталась на этих лыжах?
— Конечно, в Альп-д’Уэц, чтобы попробовать, и довольно скоро очутилась на снегу.
— Да, — уточняет Лангонь. — Нужно время, чтобы привыкнуть к этому новому снаряжению. Зато когда привыкнешь, в два раза быстрее остальных, возможно, и не поедешь, но, думаю, при том же весе и технике можно выиграть несколько секунд.
— Это еще посмотрим, — говорит Дебель. — До сих пор мы имеем мнение только трех человек. Вам не кажется, что этого маловато?
— Не забывайте о заключении лаборатории, — недовольно замечает Лангонь. — Вы меня плохо знаете, если думаете, что я такой легкомысленный.
— Мсье Лангонь, — вступает Берта, — вы работаете над этими лыжами несколько лет, не так ли?
— Четыре года. Не столько над самими лыжами, сколько над пластиком, из которого сделана скользящая поверхность. Мсье Бланкар не желает продолжить?
— Нет, я удовлетворен.
— Тогда возвращаемся. Я все объясню вам за обедом, я замерз.
Священнодействуя, он укладывает лыжи в чехол, словно скрипач скрипку Страдивари в футляр, и мы возвращаемся. Берта берет меня под руку.
— Я заставила совершить эту долгую поездку из-за каких-то пяти минут испытания. Но здесь сезон только начинается, почти нет народа. А я не хотела бы встретить любопытных, которые стали бы удивляться: «А что это у вас на ногах? Оно едет само?» А вокруг Гренобля знакомых зевак хватает. Лыжи правда тебя покорили? Это ты сказал не для того, чтобы сделать нам приятное?..
— Нет, нет, уверяю тебя. Лангонь изобрел потрясающую штуку. Я думаю, вы получили на нее патент?
— Конечно. Но проблема в том, чтобы запустить в серию… Если хочешь, мы могли бы провести вместе вечерок у тебя в Пор-Гримо. А завтра вернемся в Гренобль.
— Но, а как же…
— Не беспокойся о них, они знают, как себя вести. Хотелось бы спокойно с тобой поговорить. Это не нарушит твои планы?
— Нет.
— Ты не собирался пригласить подружку?
— Не говори глупостей.
— Шучу, мне весело. Я чувствую, что мы поймали удачу за хвост. Я проголодалась, а ты?
Дебель занял столик в уютном уголке. Мы садимся, и Лангонь сразу же стартует.
— Все время думаю о нашем деле. Поверьте мне, могут возникнуть трудности.
Он внезапно умолкает, как будто гарсон, принесший аперитивы, — секретный агент, и продолжает понизив голос:
— На мой взгляд, лучше избежать слишком большой огласки, это может повлечь неприятности. Нужно принять некоторые предосторожности. Эти лыжи не для каждого.
Дебель смеется и замечает, что фраза может стать хорошим лозунгом. Лангонь не оценил реплику, он слишком захвачен темой.
— Лучшая политика — завоевать профессионалов, тренеров, инструкторов, всех, кто создает общественное мнение. Если удастся пустить слух, что новые лыжи предназначены для чемпионов, мы победили. И сможем продавать их очень дорого.
— Я не согласна, — прерывает его Берта.
Минутный антракт, подходит метрдотель с меню.
— Что, если попробовать кускус[4]?
Дебель берет дело в свои руки, заказывает на закуску копченую свиную колбасу, что-то вынюхивает в карточке вин, его указательный палец качается над ней, словно лоза в руках искателя подземных вод, решает за всех и продолжает:
— Итак, моя дорогая, вы не согласны?
Дискуссия вспыхивает снова и накаляется. Дебель и Лангонь за ограниченную серию, но продаваемую по высокой цене. Берта скорее склоняется к большой серии, реализуемой по общедоступной цене.
— Что нужно любому новичку? — говорит она. — Лыжи, которые едут быстро. Скорость не должна быть привилегией избранных.
— Забываете о самом важном, — констатирует Дебель. — Невозможно при ваших теперешних возможностях наладить большое производство, широкий сбыт. Понадобится дополнительный капитал и все такое… Что вы об этом думаете, Бланкар?
Я вздрагиваю, потому что в этот момент пытаюсь представить себе, как проводит воскресенье Эвелина. Может быть, она обедает с отцом? Это, конечно, было бы лучше всего. А потом? Кино? С кем? Ей всегда необходима компания. Делаю вид, что размышляю, ковыряясь вилкой в кускусе.
