Он уже преодолел половину лестничного пролета, когда его пригвоздила к полу невероятная и очень неприятная мысль.
«А вдруг в Оксфорде на звонок из полиции ответит сам мессир и скажет, что благополучно провел ночь в своем коттедже или в лондонской квартире и даже не помышлял о визите к лорду Теодору?»
При всей абсурдности этой идеи Дэвид не мог от нее отмахнуться. Что-то в нем — возможно, вера в могущество учителя — противилось предположению, будто мессир стал жертвой заурядного и даже не особенно умного, если верить самому доктору, сельского лендлорда.
«Гораздо легче допустить, что жертва — я, — неожиданно подумалось ему. — Только вот жертва чего? Дурацкого розыгрыша? Мошеннической аферы? Может быть, мессир затеял все это с целью испытать меня? Но зачем? И в чем должно заключаться испытание? Ему прекрасно известно, что у меня нет способностей к телепатии и прочему ясновидению. Или он полагает, что в критической ситуации, в странных, загадочных, если не сказать мистических, обстоятельствах пси-способности должны наконец проявиться?»
Дэвид попытался отрешиться от раздумий и настроиться на мысленную связь с учителем, но нарастающая тревога мешала сосредочиться.
«Нет, лучше уж привычный инструмент — старая добрая логика. Итак, допустим, я — жертва, и допустим, происки Расселла и Салливана приведут меня… не знаю… в сумасшедший дом, в тюрьму, в могилу. Если от этого кто-то и выиграет, то только мои дядья и кузены. Дядюшка Томас получит деньги и дом, набитый дорогим его сердцу антикварным барахлом, а дядюшка Юстас с отпрысками умрут от счастья, заполучив в полную собственность вожделенный конный завод… Никогда не понимал их страсти ко всем этим племенным кобылам и жеребятам. Угораздило же меня родиться в семье потомственных фанатиков-конезаводчиков!
Но не будем отвлекаться. Ни мессир, ни лорд Расселл, ни его лицедейка-дочь не получат ни малейшей выгоды, причинив мне зло. В чем бы оно ни заключалось. Личных причин вредить мне ни у кого из них нет. С семейкой лорда я не знаком, а мессир при всей своей вспыльчивости и эксцентричности прекрасно со мной ладил. Может быть, это все-таки розыгрыш? Глупая жестокая шутка? — В нем внезапно проснулась злость. — Ну хорошо же, давайте посмеемся вместе! Вы ждете, что я побегу в полицейский участок или начну разыгрывать из себя дурака прямо здесь? Черта с два! Я новый учитель… как там его… Дерека. Доктор Салливан и наш вчерашний совместный приезд мне просто приснились. Я никогда не слышал рассказа Арианы о падении сэра Тедди с винтовой лестницы и не видел ее в трауре. Посмотрим, как вам понравится такой поворот сюжета… И куда он нас заведет».
Дэвид решительно зашагал вниз по лестнице. Вообще-то столовая находилась в центральной части дома, и дорогу к ней он скорее вспомнил бы от парадной лестницы, но ему не хотелось возвращаться. Ничего, если он заблудится, можно будет спросить дорогу у прислуги. Внизу он наверняка кого-нибудь встретит.
Но западное крыло первого этажа встретило его полумраком и полным безлюдием. Темные панели стен и вереница закрытых дверей по обе стороны коридора наводили на мысль об опустевшей темнице. Дэвид до смешного обрадовался, когда откуда-то из глубины дома в коридор выскочил давешний пойнтер и с лаем бросился ему навстречу.
Когда разделяющее их расстояние сократилось до трех ярдов, собака вдруг замерла, словно нарвалась на невидимую преграду. Потом, пригнув нос к полу, засеменила в сторону, уперлась лбом в тяжелую дверь, отскочила, оглянулась на Дэвида и жалобно заскулила.
Дэвид подошел, постучал, но ответа не дождался. Поколебавшись, он повернул бронзовую ручку, толкнул, и дверь с неохотой поддалась усилию. Пес мигом нырнул в открывшуюся щель и исчез среди зачехленной мебели. Через несколько секунд до молодого человека донесся вой.
Дэвид шагнул в комнату. Тяжелые старомодные гардины на окнах поглощали свет, но солнечные лучи пробивались в щель между полотнищем и стеной, и глаза, уже привыкшие к сумраку коридора, быстро приспособились к причудливо расцвеченной полутьме. Осторожно пробираясь в лабиринте старых шкафов, комодов и кресел, Дэвид достиг дальнего угла, откуда шел вой, и присел перед громоздким тюком, который, по-видимому, и был причиной странного поведения собаки. Вглядевшись, он понял, что перед ним изнанка траченого молью скатанного ковра. Медленно, словно желая оттянуть неизбежное, Дэвид протянул руку, отогнул край ковра и отпрянул.
На него смотрели мертвые глаза совершенно незнакомого человека.
В том, что перед ним покойник, у Дэвида сомнений не возникло — на белоснежной рубашке виднелось темно-красное пятно, а края входного отверстия от пули были обожжены. Ясно, что стреляли в упор. Первая оторопь прошла, к удивлению самого Дэвида, довольно быстро, и он склонился над трупом, вглядываясь в лицо. Нет, этот человек точно не был ему знаком. Аккуратно подстриженные усики, седые виски, тонкий белый шрам на подбородке… Такое лицо трудно было не запомнить, но в памяти Дэвида оно не значилось.
Звонок мобильного телефона прозвучал неестественно, анахронистично в этой странной комнате, где, казалось, время остановилось еще полтора века назад. Даже собака это почувствовала и, жалобно взвизгнув, отползла в сторону. Через маленькое электронное чудо в этот застывший мир ворвался голос Майкла, старинного приятеля Дэвида, с которым они вместе учились еще в Оксфорде.
— Привет, Дэви!
— Пресвятой Боже! Это ты, Майк?
— А кто же еще. Не ожидал?
— Ты откуда звонишь? Из Штатов?
— Ничего подобного, я вчера прилетел, позвонил в университет, а там мне сообщили, что ты вместе с этим старым пройдохой Мерлином отправился к лорду Расселлу.
Бодрый голос и слова Мака подействовали, как лекарство. Кажется, Дэвид был прав — никакого сумасшествия, никаких провалов в памяти, ни малейшего намека на сверхестественное. Вчера он действительно приехал сюда со своим учителем, который исчез неизвестно куда, а вместо мессира ему подсунули свеженький труп.
— Ты почему замолчал? Любуешься дочкой лорда? Слышал, слышал об этой красавице… Эй, куда ты смотришь?
— Я смотрю на труп.
— Мрачная шутка. Впрочем, как раз в духе твоего учителя.
— Это не шутка. Передо мной — труп. И я не знаю даже чей.
Теперь замолчал Майк. Такую информацию надо было переварить… Но у Майкла Кренстона мозги работали быстро.
— Чувствую, что у вас там дела неважные. А где твой учитель? Пусть он призовет на помощь своих бессмертных духов…
— Он исчез. Испарился. Дематериализовался.
— Так… Вот что, дружище, убирайся-ка ты подальше от этого трупа… Нет, нет, сначала пошарь у него в карманах, может, выяснишь, кто он. И жди меня. Я знаю дорогу и скоро буду.
— Постой, Майк…
Трубка ответила короткими гудками. Дэвид огляделся. Теперь, после звонка друга, комната не казалась уже такой мрачной. Просто здесь давно никто не жил, слой пыли и особый запах, присущий заброшенному закрытому жилью, только подтверждали это. «Давно-то давно, но труп совсем свежий, подумалось Дэвиду, — и его кто-то сюда приволок. Вряд ли убийство произошло тут, а впрочем… Может убийце удалось заманить жертву в этот забытый уголок в замке и тут пристрелить? Место удобное, далековато от гостиной, стены толстые, никто и звука не услышит… А кому, собственно, слышать, если в замке, кроме хозяев и слуг, никого нет? Не пришел же какой-то посторонний убийца неизвестно откуда, не заманил неизвестно кого неизвестно куда и там прикончил».
Дэвид ощутил прилив сил. Так было всегда, стоило ему перенестись из призрачного мира магии своего любимого учителя в привычный мир человеческой логики. Может, и не так уж был не прав Майкл, когда заявил, что с него хватит чудес, призраков и духов, после чего бросил учебу в Оксфорде и уехал в Америку? Профессор Салливан приветствовал такое решение Майкла, присовокупив, что рациональный ум никогда не постигнет трансцендентальных истин, для этого нужен полет мысли в неведомое пространство и полный отказ от логических постулатов. Дэвид, всегда смотревший на учителя с нескрываемых восхищением, тогда сильно огорчился за Майкла, с которым очень сблизился в Оксфорде. Ему казалось, что его друг несчастен оттого, что никогда не приблизится к великим тайнам человечества, не заглянет в загадочные параллельные миры, не откроет для себя радость общения с потусторонними силами. Правда, сейчас, над трупом незнакомца, Дэвиду показалось, что его собственная близость к этим тайнам приняла чересчур индивидуальный характер и лучше всего было бы очутиться сейчас в лаборатории мессира Салливана, наблюдать за удивительными опытами учителя и глубокомысленно рассуждать о них, пытаясь познать непознаваемое. Суровая действительность оказалась слишком грубой…
