— Привет, Сергей, ты, как всегда, необыкновенно точен! Какой был в школе — таким и остался!..
Эти слова, произнесенные судьей, были адресованы мужчине, поджидавшему Левакову на сиденье, обитом натуральной серой кожей. Сергей был чрезвычайно худ и обладал аскетической внешностью: лет сто пятьдесят назад доктора непременно заподозрили бы у него «разлитие желчи», и были бы правы: бывший одноклассник судьи Леваковой, а ныне главный прокурор Северотуринска, и впрямь отличался весьма желчным характером, вполне соответствующим его внешности.
Никак не отреагировав на слова бывшей школьной подруги, Сергей Кириллович Пименов дождался, когда Лариса Вячеславовна, громко сопя, устроится наконец на заднем сиденье и захлопнет свою дверцу, и небрежно кивнул водителю. Охранник в традиционной камуфляжной форме уже сидел рядом с шофером. В ту же секунду «вольво» тронулся с места. Лишь после этого Пименов счел возможным ответить на приветствие судьи.
— Здравствуй, Лариса. Извини, но до дома тебя сегодня подвезти не смогу, кое-какие проблемы, требующие моего присутствия на работе.
— Я могу чем-нибудь помочь? — Левакова, мгновенно посерьезнев, пристально посмотрела на бывшего одноклассника.
— Если бы… Впрочем, ты и так помогла, как говорится, родина тебя не забудет. — Очевидно, это следовало считать шуткой, поскольку, произнеся последнюю фразу, прокурор еле заметно усмехнулся, продемонстрировав собеседнице крупные, потемневшие от табака зубы. И тут же Лариса Вячеславовна ощутила в своих пальцах плотный конверт, скользнувший к ней самым загадочным образом: судья могла бы поклясться, что Пименов при этом не сделал ни единого движения.
Конверт был достаточно плотным, для того чтобы ее разочарование, связанное с перспективой ловить машину, дабы добраться до своей квартиры, расположенной в новом престижном районе, растаяло без следа.
Еще минуты три они поболтали о том о сем. Наконец «вольво», оставив позади набережную Волги, которой недавно вернули ее изначальное название — Купеческая, достиг центральной улицы Северотуринска, плавно переходившей за его пределами в Тверское шоссе, и притормозил.
— Ну пока! — Левакова улыбнулась бывшему однокласснику и покинула машину гораздо живее, чем садилась в нее. Плотный конверт — награда за отказ в апелляции теперь уже бывшим владельцам некой фирмы с забавным на взгляд судьи названием «ТАМ», наивно жаждущим вернуть свою собственность, — приятно грел душу и сердце, гарантируя Ларисе Вячеславовне и ее болезненному супругу фантастический отдых на Мальдивах в один из ближайших месяцев.
Несмотря на солнечное и явно теплое утро, Евгения Петровна Шмелева, смуглая черноволосая женщина со стройной фигурой и яркими темно-карими глазами, покинула ванную комнату в отвратительном настроении и не сочла нужным ответить на приветствие домработницы Валентины, готовящей на кухне завтрак.
Евгения Петровна знать ничего не желала о своих тридцати девяти годах и по этой причине терпеть не могла, когда ее называли по имени-отчеству. Однако мерзавка Валентина упорно величала так свою хозяйку, словно нарочно подчеркивая их немалую разницу в возрасте.
Что касается ее супруга, совладельца частного охранного предприятия «Щит», самого крупного в Северотуринске, Василия Ивановича Шмелева, поглощающего завтрак с самым равнодушным видом, он бросил на супругу короткий взгляд, на мгновение задержавшийся на глубоком вырезе ее атласного халатика, и вновь уткнулся в тарелку.
Валентина между тем при виде хозяйки поспешно поставила на стол неглубокую тарелку, в которую успела уже наложить скучного вида овсянку, и включила кофеварку. Шмелев, уплетавший в этот момент сочную баранью отбивную, глянув на завтрак жены, невольно поморщился.
— Все бабы сумасшедшие… — буркнул он. — И как только тебе эта дрянь в горло лезет?
— Легко! — Евгения изящно опустилась на придвинутый домработницей стул и посмотрела на мужа как можно доброжелательней, хотя после вчерашней ссоры кое-каких усилий ей это, прямо скажем, стоило. — Для тебя же стараюсь, дорогой… Не думаю, что ты будешь счастлив, если я превращусь в толстую, уродливую бабу!
— Ну до этого тебе далеко, — смягчился Василий и, усмехнувшись, отодвинул от себя опустевшую тарелку. — Валюта, мне лучше чай… Кстати, Женька, говорят, кофе плохо влияет на цвет лица.
Евгения Петровна растерянно улыбнулась и пожала плечами:
— Во-первых, я и так смугляночка, а во-вторых, милый, ты же знаешь, с моим низким давлением без кофе я ничто, особенно по утрам… То есть я хотела сказать — никакая… Вот видишь! Пока не выпью чашечку, совсем ничего не соображаю, даже слова путаю…
— Ну ладно, мне пора!
Василий решительно поднялся, резко отодвинув стул.
— Значит, все-таки едешь, — пробормотала жена и, отодвинув недоеденную овсянку, посмотрела на Шмелева взглядом обиженной девочки. — Ну почему опять ты, а не Мозолевский?!
— Женька, не начинай по новой! — Василий бросил на нее предупреждающий взгляд. — Я все объяснил тебе еще вчера: у Романа в Москве никаких связей, они есть у меня… Все, дорогая, пока! К тому же и еду я всего на пару дней, не вздумай забивать свою прелестную головку глупостями — ревнивых баб я всегда терпеть не мог!
Впрочем, спустя секунду и взгляд, и голос Шмелева смягчились, а в прихожей, куда Евгения Петровна вышла проводить супруга, Василий, как это всегда было перед отъездом, крепко обнял жену и запечатлел на ее капризно сжатых ярких губах крепкий поцелуй.
— Будто не знаешь, что ни одна баба на свете, кроме тебя, для меня не существует… — пробормотал он. — Пока, ревнивица, и будь тут умницей!
Постояв с минуту в прихожей после ухода мужа и убедившись, что вызванный им лифт благополучно загудел, опускаясь вниз, Евгения развернулась и направилась в спальню, миновав кухню, где Валентина гремела посудой. Квартира Шмелевых была двухуровневая, супружеская спальня и еще три гостевые комнаты располагались на втором этаже.
Поднявшись по изящной лестнице белого дерева, украшенной резными перилами, Евгения подошла к окну и посмотрела вниз. Она успела как раз вовремя, чтобы увидеть, как Темно-вишневый джип мужа покидает частную стоянку, расположенную перед подъездом. На лице женщины не было уже и следа того наивно-капризного выражения, с каким она провожала Шмелева, напротив! Оно вновь сделалось хмурым и озабоченным, отчего Евгения теперь выглядела старше, чём несколько минут назад.
Убедившись, что Василий и впрямь отбыл на вокзал к утреннему поезду, женщина воровато огляделась, одновременно прислушиваясь к звукам, доносившимся снизу, где только что хлопнула дверь: Валентина отправилась за покупками.
В спальне Шмелевых, так же как и в холле, преобладали нежно-голубые и белые тона. Голубых было больше, поскольку хозяйка испытывала к этому цвету непонятную слабость, грешат которой обычно блондинки, но никак не черноволосые смуглянки.
Проскользнув к широченной супружеской кровати, Женя приподняла вместе с голубым атласным одеялом матрас с той стороны, где она спала, и извлекла оттуда мобильный телефон, купленный накануне для осуществления конкретного замысла. Разумеется, мобильный у нее и так имелся — как и положено, весьма дорогой, последней самсунговской модели. Конечно, она могла бы обойтись в данной ситуации просто-напросто новой сим-картой. Однако не обошлась, решив, что еще один телефон может сгодиться не раз и не два…
С самым решительным видом Женя поспешно набрала номер, который помнила наизусть. Как она и предполагала, на сей раз связь он включил… Не то что в предыдущую неделю, когда она названивала ему со своего прежнего мобильника.
— Ну здравствуй, мой драгоценный Ромео!.. — Женщина почти прошипела в трубку эту фразу и несколько мгновений удовлетворенно вслушивалась в возникшую паузу. — Не ожидал?..
— Это ты, Жека? — Голос мужчины звучал на удивление спокойно. — Рад тебя слышать, хоть и по чужому телефону… Поменяла сим-карту?..
— Ах рад?! В таком случае, может быть, поделишься тайной — почему не брал трубку целую неделю, едва завидев на определителе мой номер?!
— Так и знал, что обидишься и придумаешь невесть что, — вздохнул ее собеседник. — Ты, Жека, не поверишь, но все эти дни твои звонки раздавались неизменно в момент, когда рядом был Васька. Мне кажется, он что-то заподозрил.
— Во-первых, конечно, не поверю! — зло произнесла Евгения. — Во-вторых, еще раз не поверю — насчет Василия! Не честнее ли сказать, что у тебя появилась новая пассия, а со мной ты решил расплеваться?!
— Уймись, дурочка. — Он коротко хохотнул. — Никого, кроме тебя, у меня нет, и ты это отлично знаешь… Можешь и дальше не верить, но за минуту до того, как раздался твой звонок, я собирался тебе звонить… Разумеется, по прежнему номеру… Он уехал?
