- И все равно они чокнутые, - проворчал Забринский. - За каким чертом они это делают, лейтенант?
- Это вы лучше спросите у доктора Карпентера, - сухо отозвался Хансен.
Мрачным, отрешенным взглядом он уставился сквозь зеркальные стекла окон на серые хлопья снега, летящие в загустевшей тьме, словно пытаясь разглядеть где-то там, вдалеке, жалкую кучку людей, обреченно дрейфующих к гибели в скованных морозом просторах полярных льдов. - По-моему, он знает обо всем этом гораздо больше меня.
- Кое-что знаю, - согласился я. - Но ничего зловещего или секретного.
Метеорологи рассматривают сейчас Арктику и Антарктику как гигантские фабрики погоды, которые фактически формируют климат по всей планете. Ученым уже довольно хорошо известно, что происходит в Антарктике, а вот об Арктике они не знают почти ничего. Поэтому выбирают подходящую льдину, завозят туда домики, начиненные всякими разными приборами и специалистами, и пускают это все плыть вокруг полюса месяцев на шесть, а то и больше. Ваша страна уже два или три раза оборудовала такие станции. Русские имели их больше нас, если мне не изменяет память, главным образом, в Восточно-Сибирском море. - А как эти станции устраивают, док? - полюбопытствовал Ролингс.
- По-разному. Ваши соотечественники предпочитают зимнее время, когда лед достаточно прочен, чтобы оборудовать аэродром. Сначала вылетают на разведку, обычно из Пойнт-Бэрроу на Аляске, подыскивают вблизи полюса подходящую льдину. Даже когда лед крепко смерзся и лежит сплошняком, эксперты научились определять, какие его куски останутся достаточными по размерам, когда наступит оттепель и появятся трещины. Потом по воздуху перебрасывают домики, оборудование, запасы и людей и постепенно там обустраиваются.
А русские предпочитают использовать морские суда в летнее время.
Обычно они рассчитывают на свой атомный ледокол "Двина". Он просто-напросто пробивается сквозь подтаявший лед, сваливает все в кучу на льдине и полным ходом убирается прочь, пока не начались сильные морозы. Вот таким же способом и мы забросили дрейфующую станцию "Зебра", нашу первую и пока единственную станцию. Русские одолжили нам "Ленин" - кстати, все страны охотно сотрудничают в метеорологических исследованиях, это всем приносит пользу - ну, и на нем мы доставили все, что нужно, далеко к северу от Земли Франца-Иосифа. Местоположение "Зебры" уже сильно изменилось: на полярные льды влияет вращение Земли, и они медленно двигаются к западу. Сейчас станция находится примерно в четырехстах милях к северу от Шпицбергена.
- И все равно они чокнутые, - заявил Забринский. Помолчав, он испытующе взглянул на меня. - А вы с туземного флота, что ли, док?
- Вы уж простите нашего Забринского, доктор Карпентер, холодно произнес Ролингс. - Уж мы учим его, учим, как вести себя в порядочном обществе, но пока без особого успеха. Ничего не попишешь, он ведь родился в Бронксе.
- А я и не собирался никого обижать, - невозмутимо откликнулся Забринский. - Я имел в виду Королевский военно-морской флот... Так вы оттуда, док?
- Ну, можно сказать, я туда прикомандирован.
- А, так вы человек вольный, как я понимаю, - Ролингс покачал головой.
- И чего это вам так приспичило прогуляться в Арктику, док? По-моему, там холодина зверская?
- Сотрудникам станции "Зебра" наверняка понадобится помощь врача.
Если, конечно, кто-то еще остался в живых.
- Ну, у нас на борту и свой лекарь имеется, он тоже ловко обращается со стетоскопом. Так я, во всяком случае, слышал от тех, кто выжил после его лечения. Знахарь хоть куда!
- Ты, деревенщина! - одернул его Забринский. - Не знахарь, а доктор! Да-да, именно так я и хотел выразиться, - язвительно уточнил Ролингс.. Знаете, в последнее время слишком редко приходится общаться с интеллигентными людьми вроде меня, вот и проскакивают иногда оговорки. Но ясно одно: что касается медицины, наш "Дельфин" набит под завязку.
- В этом я не сомневаюсь, - улыбнулся я. - Но те, кто выжил, наверняка пострадали от пожара или обморожения, у них может развиться гангрена. А я как раз специалист в этих делах.
- Даже так? - Ролингс принялся внимательно изучать дно своей чашки. А вот интересно, как становятся специалистами в этих вопросах?
Хансен наконец пошевелился и отвел взгляд от черно-белой круговерти за окнами столовой.
- Доктор Карпентер у нас не на скамье подсудимых, - миролюбиво вмешался он. - Так что прокурорам я бы посоветовал заткнуться.
Они заткнулись. Эта небрежная, а порой и бесцеремонная фамильярность в отношениях офицера с подчиненными, эта атмосфера товарищества и терпимости в сочетании с грубоватыми шуточками и подковырками - с ними я уже встречался, правда, очень редко. Например, в славных экипажах фронтовых бомбардировщиков Королевских военно-воздушных сил. Подобные отношения складываются обычно в тесно связанной не только работой, но и бытом, группе высококвалифицированных специалистов, которые могут выполнять поставленные перед ними задачи только совместными усилиями. Такая фамильярность говорит вовсе не об отсутствии дисциплины, а как раз наоборот - о высочайшем уровне самодисциплины, о том, что каждый член такой группы ценит своего товарища не только как аса в своем деле, но и просто как человека. Несомненно, в этих содружествах существуют особые, неписаные правила поведения. Вот и здесь, на первый взгляд, Ролингс и Забринский вели себя с лейтенантом Хансеном развязно, малопочтительно, и тем не менее явственно ощущалась невидимая граница, которую ни один из них не переступал ни на шаг, Хансен же в свою очередь, даже одергивая подчиненных, ловко избегал командирских замашек, хотя периодически и не давал забыть, кто здесь является начальником. Ролингс и Забринский отстали от меня с вопросами и сцепились между собой, горячо обсуждая недостатки Шотландии вообще и Холи-Лох в частности как базы подводных лодок. В это время за окнами столовой проехал джип, под светом его фар закружился белый хоровод снежинок. Ролингс запнулся на полуслове и вскочил на ноги, потом задумчиво опустился на сиденье.
- Все ясно, - объяснил он. - Заговор расширяется.
- Вы заметили, кто это был? - спросил Хансен.
- Еще бы не заметил! Энди Бенди собственной персоной.
- Будем считать, что я этого не слышал, Ролингс, - ледяным тоном заметил Хансен.
- Это был вице-адмирал Военно-морских сил США Джон Гарви, сэр.
- Значит, Энди Бенди? задумчиво произнес Хансен. И улыбнулся мне: Адмирал Гарви - командующий Военно-морскими силами США в НАТО. Ну, доложу я вам, дело становится все увлекательнее. Хотел бы я знать, что он здесь делает.
- Не иначе как вот-вот начнется третья мировая война, провозгласил Ролингс. - И адмиралу самое время пропустить первый за день стаканчик до первого удара...
- Он случайно не с вами летел на вертушке из Ренфру сегодня? резко прервал его Хансен.
- Нет.
- А может, вы с ним знакомы?
- Даже имени его не слыхал раньше.
- Чем дальше в лес, тем больше дров, - пробормотал Хансен. В последующие несколько минут наш разговор стал пустым и бессмысленным: видимо, Хансен и его подчиненные доискивались про себя, с какой стати прилетел адмирал Гарви, а затем дверь столовой отворилась, и вместе с холодным ветром и снегом на пороге возник матрос в темно-синем бушлате. Он направился прямо к нашему столику.
- Вам привет от капитана, лейтенант. Будьте так добры, проводите доктора Карпентера к нему в каюту.
Хансен кивнул, встал и двинулся к выходу. На дворе уже лежал снег, тьма была хоть глаз выколи, а северный ветер прохватывал до костей. Хансен направился было к ближайшему трапу, но тут же остановился, увидев, как несколько матросов и портовых рабочих, чьи фигуры казались призрачными, расплывчатыми в бесконечном мельтешении слабо освещенного снега, осторожно вталкивают подвешенную торпеду в носовой люк. Повернувшись, он последовал к кормовому трапу. Мы спустились вниз, и здесь Хансен предупредил:
- Ступайте осторожнее, док, тут и поскользнуться недолго.
Это было верно, и одна только мысль о ледяной воде Холи-Лох, подстерегавшей мои неверный шаг, помогла мне действовать безошибочно. Мы поднырнули под брезентовый тент, прикрывающий кормовой люк, и по крутой металлической лесенке спустились вниз, в двигательный отсек, это было, сверкающее безукоризненной чистотой помещение, битком набитое выкрашенной в серый цвет аппаратурой и ярко освещенное не отбрасывающими тени флуоресцентными лампами.
- Может, глаза мне завяжете, лейтенант? - спросил я.
- Нет смысла, - ухмыльнулся Хансен. - Если у вас есть допуск, это лишнее. Если же нет допуска - тоже лишнее. Все равно вы не сможете, а точнее - вам не с кем будет поболтать о том, что вы здесь увидите, по крайней мере, несколько ближайших лет, пока вы будете разглядывать окружающий мир из-за тюремной решетки.
Что ж, он опять был прав. Мне оставалось только последовать за ним, и мы беззвучно зашагали по черному каучуковому покрытию палубы, минуя торчащие на пути огромные механизмы, которые я бы определил как турбогенераторы для выработки электроэнергии. Новое нагромождение приборов, дверь, за нею очень узкий проход длиною футов тридцать. Когда мы шли по нему, я почувствовал сильную дрожь под ногами. Где-то там, должно быть, размещался ядерный реактор "Дельфина". Наверняка он был именно здесь, прямо под нами. Я обратил внимание на круглые люки, расположенные на палубе вдоль всего прохода, скорее всего, они закрывали окна с защитными свинцовыми стеклами, служащие для осмотра и контроля и обеспечивающие максимально возможный доступ к ядерному оборудованию.