Допив стакан, я вытер губы и все лицо. Жара не уменьшалась, хотя поглощенное бренди должно бы привести к равновесию. Генерал щурился на меня, теребя край пледа.
— Значит, я могу договориться с этим типом, если увижу, что он играет более или менее честно?
— Да. Теперь все в ваших руках. Я никогда не делаю ничего наполовину.
— Я его обработаю. Почище парового катка.
— Не сомневаюсь. А теперь прошу извинить меня, я устал.
Он коснулся звонка на подлокотнике кресла, шнур от которого пропадал возле темно-зеленых кадок, где росли и разлагались орхидеи. Прикрыл глаза, открыл опять, бросив на меня пронзительный взгляд, и откинулся на подушку. Веки снова опустились, и больше он меня не замечал.
Поднявшись, я снял с плетеного кресла пиджак и, пройдя сквозь орхидеи и две двери, глубоко задышал свежим октябрьским воздухом, чтобы набрать кислороду. Шофера у гаража не было. По красной дорожке легким плавным шагом ко мне шел дворецкий — спина ровная, как гладильная доска. Натянув пиджак, я наблюдал, как он приближается.
Остановившись в двух шагах, он торжественно объявил:
— Прежде чем вы уйдете, с вами желала бы поговорить миссис Рейган. Что касается денег, господин генерал дал инструкцию выписать чек на любую сумму, какую вы назовете.
— Дал инструкции? Каким образом?
Он помолчал, потом улыбнулся.
— Ах да, сэр. Вы ведь детектив. Тем, что позвонил.
— Вы выписываете за него чеки?
— Мне дана эта привилегия.
— Ну что ж, по крайней мере, не кончите в богадельне. Но пока никаких денег, благодарю. О чем хочет говорить миссис Рейган?
Голубые глаза смотрели на меня прямо, спокойно.
— Она заблуждается насчет цели вашего визита, сэр.
— Кто ей сообщил о моем визите?
— Ее окна выходят на оранжерею. Она видела, как вы вошли. Я не мог не сказать, кто вы.
— Мне это не нравится.
Голубые глаза стали холодными.
— Вам угодно учить, как мне выполнять свои обязанности, сэр?
— О нет. Доставляет удовольствие гадать, какие они. Минуту мы не сводили друг с друга глаз. Потом он повернулся.
Комната была слишком просторна, потолок чересчур высок, двери излишне велики, а белый ковер — от стены до стены — похож на свежевыпавший снег у озера Арроухэд. Везде полно хрустальных побрякушек и зеркал до самого пола. Мебель цвета слоновой кости, обильно сдобренная хромом; роскошные шторы, тоже в тон слоновой кости, свободно раздувал ветер. На фоне белизны слоновая кость выглядела грязной, а белизна рядом со слоновой костью — вылинявшей. Из окон открывался вид на темнеющие горы. Собирался дождь. Было душно.
Я сидел на краешке глубокого мягкого кресла и разглядывал миссис Рейган. На нее стоило посмотреть — олицетворенная угроза, опасность. Полулежала на модном диване, разувшись, так что я пялился на ее ноги в паутинковых чулках. Пожалуй, она нарочно выставила их напоказ, оголила до колен, а одну даже повыше. На коленях — ни костлявых, ни острых — были ямочки. Очаровательные ступни, икры стройные, длинные, хоть слагай о них оды. Сама высокая, тонкая, прекрасно сложена. Голова ее покоилась на шелковой подушке цвета слоновой кости. Темные жесткие волосы разделены пробором, а черные жгучие глаза были точно с портрета в холле. Красивый рот и прелестный подбородок.
Она пила. Как раз сделала глоток, послав мне поверх стакана холодный, прямой взгляд.
— Значит, вы частный детектив. Вот уж не знала, что они существуют не только в книгах. Ну, в крайнем случае, в образе тех прилизанных типов, что вертятся в отелях.
Меня этим не проймешь, так что я промолчал. Поставив стакан на подлокотник, она пригладила волосы, сверкнув изумрудом.
— Как вам понравился отец? — спросила она.
— Понравился.
— Он любил Расти. Вы, кстати, знаете, кто такой Расти?
— Хм.
— Расти был грубым и вульгарным, но всегда совершенно искренним. И отец получал с ним большое удовольствие. Не мог он так пропасть. Отец очень тяжело это переживает, хотя и не говорит. Или говорит все-таки?
— Упоминал.
— А вы неразговорчивы, мистер Марлоу. Но отец хочет, чтобы вы нашли Расти? Не так ли?
Я выдержал паузу, вежливо глядя на нее.
— И да, и нет.
— Это не ответ. Думаете, вы его найдете?
— Я не сказал, что попытаюсь. Почему бы вам не обратиться в отдел пропавших без вести? У них есть разные возможности. Это работа не для одного человека.
— О, отец не позволит, чтобы вмешалась полиция.
Она опять спокойно посмотрела на меня поверх стакана, допила и нажала звонок. Из боковой двери вышла горничная — женщина средних лет с длинным желтым, довольно приятным лицом, длинноносая, без подбородка, но с большими влажными глазами. Напоминала милую старую лошадь, которую после долгой службы отправили на покой. Миссис Рейган показала пустой стакан. Горничная, смешав и подав напиток, удалилась без слов, не удостоив меня даже взглядом.
Когда дверь за ней закрылась, миссис Рейган спросила:
— Итак, с чего вы начнете?
— Как и когда он исчез?
— Отец вам не сказал?
Склонив голову, я молча улыбался. Покраснела. В жгучих черных глазах сверкнула ярость.
— Не понимаю, к чему эта таинственность! — набросилась она на меня. И ваши штучки мне не нравятся.
— Я от ваших тоже не в восторге. Не я пришел к вам — вы послали за мной. Меня не касается, что вы здесь разлеглись и вместо обеда тянете виски. Меня не трогает, как вы демонстрируете свои конечности. Ноги, конечно, божественные, и я рад, что имел удовольствие их видеть. Меня не трогает, что вам не нравятся мои «штучки». Но на выспрашиванье вокруг да около не тратьте времени зря.
Она трахнула бокалом, так что он опрокинулся на слоновокостную подушку. Вскочила на ноги со сверкающими глазами и раздувшимися ноздрями.
— Так со мной никому не позволено говорить, — отчеканила она с угрозой.
Я сидел усмехаясь. Она помолчала, посмотрела на разлитое виски. Усевшись на край дивана, оперлась подбородком на руку.
— Господи, ну вы и бестия! Огромная черная бестия. Хочется запустить в вас чем-нибудь!
Я чиркнул спичкой о ноготь — загорелась с первого раза. Выдохнув дым, подождал еще.
— Ненавижу самодовольных мужчин, — заявила она, — мне они просто противны.
— Чего вы, собственно, боитесь, миссис Рейган?
Глаза ее потемнели — остались одни зрачки.
— Он позвал вас не из-за Расти, — с усилием, все еще гневно произнесла она. — Не так ли?
— Лучше спросите у него.
Она опять взорвалась.
— Убирайтесь! Убирайтесь к черту!
Я поднялся.
— Сядьте! — взвизгнула она.
Я сел. Постукивая пальцами по колену, ждал.
— Прошу вас. Пожалуйста. Вы бы могли найти Расти, если бы отец захотел.
Этим меня тоже не проймешь. Кивнув, я спросил:
— Когда он уехал?
— Месяц назад, как-то после обеда. Просто уехал на машине, без единого слова. Машину потом нашли где-то в частном гараже.
— Кто?
Теперь она была сама любезность. Все тело расслабилось, она улыбнулась мне, торжествуя.
— Значит, он вам не сказал. — Голос ее победно зазвенел, словно она обвела меня вокруг пальца. А может, обвела?
— Нет, почему же? Он говорил о мистере Рейгане. Но пригласил он меня не из-за него. Вы это хотели от меня услышать?
— Мне безразлично, что я от вас услышу.
Я снова встал.
Она молчала. Я шагнул к высоким белым дверям. Оглянувшись, увидел, что она, закусив губу, терзала ее зубами, как щенок туфлю.
Когда я спустился в холл, немедленно откуда-то вынырнул дворецкий с моей шляпой. Я нахлобучил ее, пока он отпирал двери.
— Вы ошиблись. Миссис Рейган не хотела говорить со мной.
Склонив седую голову, он вежливо ответил:
— Сожалею, сэр. Я нередко ошибаюсь.
Двери за мной закрылись.
Я стоял на площадке перед входом, затягиваясь сигаретой, разглядывая деревья, доходившие до высокого железного забора, опоясывающего усадьбу. Автомобильная дорожка шла вдоль каменного фундамента ограды к открытым железным воротам. За ними открывался вид на безлюдную местность в несколько миль. Вдали на горизонте, уже на самом нефтяном поле, четко вырисовывалось несколько старых деревянных вышек, с помощью которых Стернвуды выкачали свое состояние. Большая часть нефтяного поля была очищена и предназначалась под общественный парк — Стернвуд подарил его городу. Но часть скважин еще действовала: выдавала пять-шесть баррелей нефти ежедневно. Сами хозяева поселились на холме, чтобы не дышать нефтью и гнилью застоявшейся воды, но из высоких окон каждую минуту могли любоваться тем, с чего начиналось их богатство. Если хотелось. Не думаю, однако, чтобы им хотелось.
Спускаясь по ступеням с террасы на террасу, я подошел к воротам, за которыми оставил машину. В горах прокатился гром, небо там было иссиня-черным. Надвигался ливень. В воздухе уже чувствовалась влажность, и, прежде чем выехать, я поднял верх.
