Шатеркин осторожно разжал холодные, окостеневшие пальцы, взял пистолет. «Вальтер» как «Вальтер», малого размера; таких много видел он в последние дни войны в городах Германии, когда бежавшие в панике гитлеровцы бросали не только награбленное добро, но и личное оружие и свои ордена. Предохранитель в боевом положении, а ярко-красное пятнышко под ним горит, как зловещий глаз, и предупреждает: «Не шути, пистолет заряжен!» На обеих сторонах оружия заводские пометки, у спусковой скобы — шестизначный фабричный номер. Возле кнопки магазинодержателя — свежие, едва заметные царапины в виде латинского креста…
Капитан разрядил пистолет. Увы — даже пальцы не отпечатались на холодном вороненом металле.
Котельников позвал Шатеркина.
— Какие-то следы… разные и много, весь берег утоптан…
Они оба присели у берега. На глине отпечатались очень ясные следы: одни поменьше, другие — следы казенных сапог — крупнее, местами они были зализаны приплеском; особенно выделялся след левой ноги — глубокий, неровный и тяжелый. «Это, должно быть, инвалид топал, — подумал капитан. — Да, да, с удочкой ходил по берегу, рыбак.
— Смотрите, какой… — указал Котельников на глубокий и отчетливый отпечаток у самого берега. — Уж очень крупный и широкий… будто не человек, а слон шагнул с берега. А вот и заводское клеймо: вдавленный полумесяц… Первый раз это клеймо вижу… Вы таких не встречали?
Шатеркин вгляделся печаток, затем посмотрел на ботинки, в которых лежал человек.
— Это свежий, но… не они, не та нога, — в раздумье произнес он, тихо посвистел, глянул в лицо Котельникову. — Вы лучше пошлите Рифа поискать гильзу.
Котельников огладил овчарку, приказал:
— Ищи гильзу, ищи…
Шатеркин, не трогаясь с места, еще раз осмотрелся, задержал взгляд на следах, найденных Котельниковым: «Похоже на то, что и порыбачили здесь в удовольствие и покутили на славу…» Он подошел ближе к берегу, поднял выдернутый с корнем таловый куст. «Надо же иметь силу, чтобы такое дерево выдернуть…» Задумчиво пожал плечами, опять нагнулся к Котельникову. Пока они, сидя на корточках, обмеряли следы, бережно фиксировали и фотографировали их, подбежал Риф и, помахивая хвостом, выплюнул Котельникову на ладонь стреляную гильзу.
— Калибр не вызывает сомнения, — заметил Шатеркин. Радостно фыркнув, Риф опять стал кружиться у берега, напряженно принюхиваясь ко всему. Но вот он вдруг забеспокоился, заскулил. Шатеркин подошел к нему. Собака волновалась и всем своим видом показывала, что она что-то нашла.
— Спокойно, спокойно… — Капитан посмотрел под ногами — ничего не заметил, погладил сердитую собачью морду, но Риф не успокаивался. Следуя за собакой, он углубился по лугу в сторону от реки. Риф работал порывисто, энергично, но вперед шел медленно, часто возвращался назад. Видно было, что он взял какой-то запутанный след и теперь настойчиво «отрабатывает» его. Шатеркин неотступно следовал за собакой.
С каждым пройденным метром росла горячность Рифа. Он уже не возвращался больше назад, а шел стремительной «спиралью», часто делал короткие стойки, поднимал голову, весь замирал и напряженно тянут в себя душистый запах луга.
— Что бы это могло быть? — озадаченно произнес Шатеркин, не спуская глаз с Рифа. — Он, кажется, вгорячах сбился со следа и идет «верхом»… Кого-то чует, и, вероятно, совсем близко…
Вдруг собака круто повернула к реке, миновала заросли мелкого дубняка и, выскочив на бугор, злобно зарычала. Тотчас из-за бугра послышался крик и собачий лай. Шатеркин кинулся к Рифу. Каково же было его удивление, когда он взбежал на бугор и увидел, что не более как в десяти шагах от Рифа в траве, не двигаясь от страха, стоял на коленях белобрысый мальчишка; к нему прижалась небольшая кудлатая и вся взъерошенная собачонка. Она была невзрачна и пестра, но зато вся кипела от злобы, хотя и не решалась оторваться от своего хозяина.
— Ой, дядя милиционер! — не то от испуга, не то от радости, что за неумолимым и злобным псом, наконец, появился человек, закричал мальчик. — Не трогай-те, дядя милиционер! И собаку уберите, а то она укусит.
— Не бойся, не тронет, — с плохо скрытой досадой сказал Шатеркин. — Это называется: выстрел по воробьям, — тихо добавил он.
Но Риф уже по-хозяйски обежал лощинку, подошел к мальчику, не обращая ни малейшего внимания на выходившую из себя и совсем осипшую дворнягу, обнюхал его голые грязные ноги, покружился, кинулся в кусты. И там закричал мальчишка. Этот был немного поменьше первого, лет десяти, а может быть, и того меньше. Отступая перед собакой и пятясь задом, он появился из кустов и поднял руки: «Сдаюсь». На его курносом смуглом лице от испуга совсем округлились черные, как сливы, глаза.
Шатеркин отозвал Рифа.
— Кто вы такие будете? — спросил он, подходя к первому мальчику. — И что вы здесь делаете?
— Ничего не делаем… Я — Парфенов!.. Это наш Шарик, — указал он на собаку. — А он — Толик Огурцов, знаете его?
— Не знаю.
— Ну как же? Мать у него первая работница на текстилке, поэтому и его все знают, — смелее и тверже ответил мальчик.
— Многостаночница она, — существенно уточнил Толик, начавший приходить в себя.
Шатеркин поглядел на грязные босые ноги ребят, на кривые мохнатые лапы Шарика, который все еще с великим усилием взлаивал и недружелюбно глядел на незваных гостей, особенно на своего огромного собрата, и невесел усмехнулся. Капитан понял: мальчишки раньше, чем он, успели побывать на месте происшествия, и поэтому-то Риф так горячо кинулся по их следу.
— Ну что же, ребята, подходите поближе… Познакомимся, что ли?
Мальчишки в смущении топтались на месте, с опаской поглядывая на большую собаку. Толик крутил вокруг пальца длинную сырую бечевку, на которой были привязаны два засохших ерша с большими остекленевшими глазами.
— Вы не знаете, как надо знакомиться?
— Знаем, — ответил Парфенов и, первым подойдя к Шатеркину, протянул ему короткую, пахнущую рыбой руку.
— Парфенов Эм Ве, — важно, с достоинством взрослого произнес он.
— Очень приятно. — Капитан пожал руку Парфенову, улыбнулся. — А точнее нельзя, товарищ Эм Ве?
— Можно и точнее: Парфенов Михаил Васильевич!
— Хорошее имя. А вы знаете, кого еще звали Михаил Васильевич?
Миша моргнул, согнал со щеки тяжелого напившегося комара.
— Конечно, знаем… Он тоже рыбалкой занимался, только не здесь, а на море. Там ого как опасно. Вот… А капитанам фамилия полагается или нет? — поглядев на серебристые погоны Шатеркина, неожиданно спросил он.
— Обязательно. Все капитаны имеют фамилию, имя и даже отчество.
— И у вас тоже…
— Ага, тоже: Шатеркин Эн И.
Миша озадаченно вздохнул, но тотчас ухмыльнулся и, склонив на плечо голову, лукаво спросил:
— А Эн И как правильно произносить?
— Произносить очень просто: дядя Коля.
— Так, ладно… Понимаем.
Шатеркин сел на бугорке и закурил папиросу. Риф расположился рядом. Ребята все еще стояли в сторонке и следили за своим новым знакомым пристально и настороженно.
— Подходите ближе, садитесь.
Мальчишки уселись на таком расстоянии, чтобы в случае каких-нибудь недобрых намерений капитана или его собаки можно было моментально сняться. От них густо пахло рыбой и водорослями, будто они только что вылезли со дна стоялого озера.
— Удили, что ли? — взглянув на ершей, спросил Шатеркин.
— Немного рыбачили, — ответил Миша, — да клюет плохо: червяком играет, как маленькая, а не берет.
— На уху все ж добыли.
— Маловато, на уху не хватит. Кошке на жареху… — понимающе, как истый рыболов, ответил Миша. — Да и червяков больше нет. Копали вон там — не попадаются.
— Зато вчера добыли много, — похвалился Толик. — Окуня большого подсекли, вот такого! — он показал руками. — Да двух крупных густерок, да ершей сколько…
— Значит, вы здесь и живете?
— Нет, — мотнул головой Миша. — Постоянное местожительство в городе. Это мы к дедушке Тимофею дня на три погостить пришли. Дедушка-то — пчеловод, ну и сидит все время на пасеке, не бросишь же пчел. Вон там он, за теми деревьями.
Наступило молчание. Мальчики смотрели на капитана.
— Вот что, ребята. Расскажите-ка мне, что вы сегодня за целый день видели.
Миша оттолкнул ногой пустую консервную банку, в которую они складывали червяков, царапнул рукой выгоревший белобрысый висок.
— Видели… Дяденьку этого видели. Вы про него знаете, да?
— Ничего не знаю.
— Как же так?! — воскликнул Миша, и лицо его вытянулось от удивления. Он облизнул сухие шершавые губы. — Мы же сразу об этом деле дедушке рассказали, а он милиционеру заявил…
— Значит, это вы обнаружили?
— Конечно, мы, — с гордостью сказал Миша. — Поэтому и собака-то ваша… Она поймала нас, наверное, потому, что мы там ходили немного, глядели… Вон Толик очень хотел поглядеть.
