— Сэр, но почему я? Почему не дипломаты?
— Они взвалили всю ответственность на меня и умыли руки. Они считают — и я, между прочим, согласен с ними, — что лучше всего действовать частным образом. Особенно если может возникнуть нечто, чего мы не хотели бы видеть в официальных донесениях.
Я промолчал, но мое несогласие было видно невооруженным глазом.
— Посудите сами, — сказал принц, — мы с вами давно знакомы. У вас мозги вдвое лучше моих, и я доверяю вам. Я очень сочувствую вашим неприятностям из-за зрения и понимаю, что они влекут за собой целую кучу проблем, но сейчас у вас появилось много свободного времени и вам нужно его заполнить. Так что если ваш управляющий мог заставить вашу ферму работать как часы, пока вы завоевывали лавры в Челтенхеме и Эйнтри, он с тем же успехом справится с делами, пока вы будете в Москве.
— Надеюсь, что это не вы подгадали ввести запрет на очки как раз сейчас, чтобы дать мне возможность выполнить ваше поручение, — сказал я.
Он уловил горечь в моих словах и сдержанно усмехнулся.
— Скорее это были те любители, которые сговорились убрать вас с дороги.
— Некоторые из них уже клянутся, что они вовсе этого не хотели.
— Так вы поедете? — спросят принц. Я внимательно посмотрел на свои руки, побарабанил пальцами по столу, снял и вновь надел очки.
— Понимаю, что вы не хотите, — продолжал принц, — но, поверьте, мне больше не к кому обратиться.
— Сэр... ну ладно... но неужели нельзя отложить это до весны?. Я думаю... вы сможете найти кого-то получше...
— Это нужно делать сейчас, Рэндолл, сию минуту. У нас появилась возможность купить для Джонни в Германии одну из их лучших молодых лошадей, настоящего крэка. Мы... опекуны Джонни... Лучше я объясню. Его состояние находится в опеке, пока ему не исполнится двадцать пять, а до этого еще целых три года. Сейчас он получает весьма щедрое денежное содержание, но есть вещи, ну, например, лошадь мирового класса, на которые его капитала не хватит. Мы с удовольствием купим эту лошадь, мы выбрали ее после тщательного поиска, но нас торопят с решением. Мы должны дать ответ до Рождества. Такая дорогая покупка не может быть оправдана ничем, кроме участия в Олимпийских играх, и нам чертовски повезло ж отсрочкой в несколько недель. Да за этой лошадь стоит очередь покупателей.
Я нервно встал, подошел к окну и взглянул на холодное ноябрьское небо. Московская зима, слежка неизвестно за кем, вероятность выкопать кучу тщательно скрываемого дерьма — эта перспектива представлялась омерзительной.
— Пожалуйста, Рэндолл, — сказал принц, — пожалуйста, поезжайте.
Хотя бы попробуйте.
Эмма стояла в отделанной панелями гостиной, глядя в окно на отъезжающий «Даймлер». Она бросила на меня оценивающий взгляд.
— Вижу, он одолел тебя, — констатировала она.
— Я веду арьергардные бои.
— У тебя нет никаких шансов.
Она прошлась по комнате и села на скамеечку перед камином, протянув руки к огню.
— Это слишком крепко сидит в тебе. Почтение к суверену и все такое.
Дед — королевский конюший, бабка — придворная дама. И целая куча им подобных в течение нескольких поколений. Тебе не на что надеяться. Когда принц хмурит брови, все твои гены, унаследованные от предков, встают во фрунт и берут под козырек.
Принц жил в скромном доме, который был лишь чуть-чуть больше моего, но на сотню лет старше. Он сам открыл дверь, хотя, в отличие от меня, имел целый штат прислуги. А еще у него были жена, трое детей и, кажется, шесть собак. Когда я вылезал из «Мерседеса», меня тщательно обнюхали крутившиеся под ногами далматин, уилпет и несколько тявкающих терьеров, прибежавших неторопливой рысцой один за другим.
— Отпихните их с дороги, — громко посоветовал принц, поджидавший в дверях. — Фингер, пятнистый олух, успокойся.
Далматин не обратил никакого внимания на эти слова, но я все же смог добраться до двери не облизанным и не укушенным. Пожал принцу руку, слегка поклонился и по коврам, устилавшим украшенный колоннами вестибюль, проследовал за ним в богато убранный кабинет. Две стены занимали плотные ряды книг в кожаных переплетах, а две другие были почти невидимы, так как всю их площадь занимали окна, двери, многочисленные портреты и камин. Среди этого изобилия лишь изредка проглядывал клочок бледнозеленых обоев. На большом столе выстроились шеренги фотографий в серебряных рамках, из стоявшей в углу медной вазы тянулся к бледному свету белый цикламен.
Я знал, что собственноручно открытая мне дверь — весьма необычный знак внимания. Принц, в свою очередь, знал, что я знаю это. Он действительно очень рад моему согласию «сходить в разведку», подумал я, но и смущен множеством ловушек, угадывавшихся впереди.
— Очень мило с вашей стороны, Рэндолл. — Принц указал мне на черное кожаное кресло. — Надеюсь, вы хорошо доехали? Сейчас мы с вами выпьем кофе...
Он сел в удобное вращающееся кресло и начал светскую беседу. Джонни Фаррингфорд обещал приехать к половине четвертого (принц взглянул на часы и убедился, что после условленного времени прошло уже пятнадцать минут). Тут он опять сказал, что с моей стороны было очень мило согласиться приехать к нему. Еще лучше, добавил он, что мне не придется быть в этих делах тесно связанным с Джонни, поэтому, конечно, было мудрее организовать встречу у принца, а не у Джонни. Надеюсь, добавил он, вы понимаете, что я имею в виду.
Принц был плотен, довольно высок и темноволос, со спокойными и доброжелательными голубыми глазами, в которых можно было разглядеть характер зрелого человека. Брови стали гуще, чем пять лет назад, шея — крепче; говорить он начал больше в нос. Время превращало его из атлета в атланта.
Во мне это утро понедельника вызывало леденящее предчувствие смертельной опасности.
Принц снова бросил короткий взгляд на часы, на этот раз нахмурившись.
Я с надеждой подумал, что, если драгоценный Джонни не приедет вовсе, можно будет благополучно вернуться домой и забыть об этой истории.
Два высоких окна кабинета, как и в моей гостиной, выходили на подъездную дорожку перед домом. Вероятно, принц, как и я, предпочитал заранее знать, кто звонит в его дверь: это давало возможность при необходимости придумать какую-нибудь уловку.
Как раз на виду, посреди пустой гравийной площадки, одиноко и спокойно стоял мой серо-голубой «Мерседес». Пока я праздно смотрел в окно, на площадку стрелой влетел белый «Ровер», нацеленный прямиком на мою машину. В отчаянии, видя все происходящее как в замедленном кино, я безнадежно ожидал аварии.
Раздавшийся звук напоминал грохот металлолома на утилизационном заводе и сопровождался непрерывным гудком: очевидно, водителя «Ровера» прижало к рулю.
— О Боже! — в испуге воскликнул принц и вскочил на ноги. — Джонни!
— Моя машина! — откликнулся я, невольно выдав причину своего остолбенения.
К счастью, принц уже подходил к двери. Я по пятам за ним пробежал через вестибюль и вылетел во двор.
На звук столкновения и гудок в окна выглянуло множество испуганных лиц, но первыми на месте происшествия оказались мы с принцем. Передок «Ровера» взгромоздился на багажник моей машины, и вся сцена напоминала какую-то чудовищную механическую случку. Его колеса висели над землей, все сооружение выглядело весьма неустойчивым, а резкий запах бензина сразу заставил задуматься о возможных последствиях.
— Вытащим его, — торопливо сказал принц, дергая ручку двери водителя. — Господи...
Дверь перекосилась от удара, ее заклинило. Я подбежал к противоположной двери. То же самое. Джонни Фаррингфорд не смог бы точнее врезаться в мой «Мерседес», даже если бы очень постарался.
Вторая пара дверей была заперта, задняя дверь тоже. Настойчиво и раздражающе звучал гудок.
— Боже! Нужно вытащить его! — неистово крикнул принц.
Я вскарабкался на искореженную кучу металла и, цепляясь за осколки, протиснулся туда, где когда-то было ветровое стекло. Затем я извернулся и оторвал неподвижного человека от баранки. Наступила блаженная тишина. Но лица Джонни Фаррингфорда я узнать не мог.
Мне вовсе не хотелось вглядываться в окровавленные черты. Я протиснулся мимо него, поддерживая повисшую голову, и потянул заручку задней двери. Принц лихорадочно дергал дверь снаружи, но мне пришлось проделать несколько акробатических трюков и изо всей силы упереться ногами, прежде чем удалось ее распахнуть. Невольная мысль о том, что в этой металлической груде может проскочить искра, вызывала оторопь: я слышал и обонял вытекающий бензин. И от того, что этот бензин лился из разбитого бака моей машины, мне не становилось легче. Как, впрочем, и от того, что нынче утром я полностью заправил его.
Принц сунул голову в машину и ухватил шурина за плечи. Я прополз на переднее сиденье и вытащил безжизненные ноги из путаницы торчавших педалей.
