— А клички запомнили? — достав блокнот, стал записывать капитан.
— Ну, Полкан, Бобик… — начал перечислять писатель.
— Так, зайдёте? — убрав блокнот, спросил капитан и стал прощаться.
И тут из кухни вышел Тюбик.
У этого пса росла борода, и он был очень глуп, забывал умываться и дни недели. Никто не научил его бриться, и он ходил с бородой уже пятый год.
— Тюбик, — позвал капитан.
Собака подняла ухо и прислушалась.
— Он отзывается на кличку, — удивился капитан.
— Глупая собачка, — пожал плечами Краснецкий и громко вскрикнул: — Колбаса! Колбаса.
Пес вскочил с поднятыми ушами.
— Вот видите, — улыбнулся Краснецкий, — его хоть говядиной назови.
Иван Митрофанович забрал бы тёщу прямо сегодня, но ему было стыдно показаться перед Генриеттой Ростиславовной в таком виде…
А утром на пороге показался длинный нос его бывшей жены.
— Мама моя где? — громыхая ключами от его квартиры, спросила она.
— Господи, как я её только любил? — вздрогнул Иван Митрофанович. — Чтоб я сдох.
— Тёща выходи! — крикнул он.
— Мама, я пришла! — ласково вывела жена, и с отвращением посмотрела на Краснецкого.
«Даже не спросила, почему я так избит», — подумал писатель.
— Где она?
— Я у тебя хотел спросить, — сказал Краснецкий. — Ты в маму, а тёща — вся в тебя…
Жена галопом пробежалась по трём комнатам и вернулась на кухню. За ней тихо ковылял Тюбик.
Бывшая супруга с размаху села и закурила. Тюбик отошёл подальше и лёг, поглядывая на людей.
— А ты портреты видел на улице? — стряхивая пепел в его чашку, спросила жена. — Я сперва думала — мама, а потом вижу — Чувилкина какая-то!
Иван Митрофанович сел, положил локти на стол и стал ждать.
Через час жена ушла.
ВСЕ СВОИ
По городу ловили опасную мошенницу — она уже присвоила себе десять квартир одиноких граждан и продала их в рекордные сроки.
Капитан Бертольд участковый 28 о/м сидел и читал объяснения задержанной Чувилкиной Татьяны Герасимовны, которая семь дней с пеной у рта доказывала что она — Веревкина Генриетта Ростиславовна и живёт у своего зятя, малоизвестного писателя Краснецкого.
— Я живу с зятем и с собакой Тюбиком, — всю неделю повторяла задержанная в ветеранском отделе гастронома мошенница.
— Как же так? — спросил удивлённый её противоестественной изворотливостью милиционер.
— А также! У меня есть дочь, тоже Верёвкина, но её адрес я забыла, так как зять меня не пускает на порог и на дух не переносит, — вытирая пену с уголков губ, продолжала врать мошенница.
— А с каким же зятем вы живёте? — вновь уточнял капитан Бертольд.
— С бывшим, — продолжала врать аферистка.
— Разве такое может быть? — Капитан Бертольд искренне не мог понять подобного альтруизма.
— Ну, я же живу! — терпеливо повторяла мошенница. — Со своим бывшим зятем и с собакой Тюбиком, уже пять лет с лишком!
— Давайте разберёмся, — после тяжёлого вздоха, начинал загибать пальцы участковый.
— Давайте, — кивала аферистка.
— Вы живёте с зятем?
— Живу.
— С собакой живете? — начинал терять терпение капитан.
— Живу!
— С тюбиком живёте?
— И с Тюбиком живу, Тюбик — это собака, — уточняла мошенница.
— То есть вы утверждаете, что в тюбике собака, и вы живёте с тюбиком? — загибал последний палец участковый.
— Да.
— А писатель утверждает, что никакой тёщи у него нет.
— Ну, я же его бывшая тёща, вот он и утверждает чёрт знает что! — У аферистки выступили на глазах слёзы.
— А документы ваши где?
— Так в квартире, вместе с балалайкой и собакой Тюбиком. — Слёзы у аферистки уже текли ручьём. — На столе балалайка, а в столе — паспорт и удостоверение из бугурусланского собеса.
Капитан морщился — он уже послал запрос в Бугуруслан, на предмет Верёвкиной Генриетты Ростиславовны, но по мере течения дней, всё более укреплялся во мнении: мошенница изловлена натуральная, уж больно хорошо косит под «тёщу».
— Писатель не признаёт вас как свою тёщу, я ему звонил и был вчера у него в гостях, а ваш Тюбик откликается на второе имя — Колбаса, а самого писателя сильно избили. Вы не знаете, кто? — капитан Бертольд выложил всю правду и посмотрел в глаза прохиндейке.
— Да что вы говорите такое! — продолжала заливаться слезами та.
— И документов ваших у него в квартире нет. А самое главное — балалайки.
Всё могли решить отпечатки пальцев, и таковые должны были иметься в базе данных, но все, какие есть, отпечатки были в наличии, и только отпечатков Чувилкиной Татьяны Герасимовны никак не могли найти! Хотя криминальное прошлое Т. Г. Чувилкиной состояло из бессчётного числа уголовных дел.
Чертовщина какая-то…
ЧЕРТОВЩИНА
Прошла неделя.
Всю ночь писателю снилось, как он заходит в отделение, а в обезьяннике сидит его тёща. Дома сидел голодный Тюбик и ждал.
И утром, после бессонной ночи, Иван Митрофанович пошёл её забирать, предварительно припудрив синяки на щеках и нацепив колёса на Тюбика.
В небе кружились тучи вперемешку с солнцем. Писатель пересчитал мелкие деньги в кошельке, купил чебурек и начал есть. Фотографии мошенницы всё ещё висели на столбах.
— Приятного аппетита! — сказали ему. Иван Митрофанович учтиво ответил:
— Спасибо.
Обернулся — никого поблизости нет. Иван Митрофанович наклонился, положил полчебурека Тюбику в зубы и закурил.
— Ваша собака не курит? — спросил его всё тот же голос. Иван Митрофанович поглядел на жующего Тюбика и стал вспоминать. Не вспомнил ничего плохого и сказал:
— Нет.
Над кустами, мимо которых он проходил, стлался туман.
— А какая же противная баба, — вгляделся в фотографию гипнотизёрки на столбе Иван Митрофанович. — Как можно такой поверить или пойти к такой погадать?
— Молодой человек, — позвали его из кустов. Иван Митрофанович прибавил шагу и облегчённо вздохнул, миновав большой куст.
— Молодой человек!
Краснецкий обернулся и похолодел. На него из подворотни смотрела тёща Генриетта Ростиславовна и манила его к себе пальцем.
— Слушай, давай я тебе погадаю, милый ты мой, драгоценный, — голосом полным любовного составляющего сказала тёща, и он, помимо себя, протянул ей руку и впал в состояние близкое к экстазу.
— Тебя зовут Иван Митрофанович, и ты писатель, — поглаживая его руку, спросила тёща.
— Да, — согласился Краснецкий, — и что дальше?
— А дальше ты мне подаришь свою прекрасную квартиру, а сам уедешь в Талды-Курган к своему троюродному деверю, — ласково улыбнулась тёща.
— А почему бы и нет, — согласился писатель. — Я давно не видел деверя, как он там, деверь мой? Поедем вместе с Тюбиком… Да, Тюбикус?
Но пёсик исчез.
Тёща взяла под руку писателя, и они вдвоём пошли к дому.
— Генриетта Ростиславовна! — выбежала к ней консьержка из своего скворечника. — Пойдёшь завтра в «Ветеран»?
— Вряд ли…
— Жаль, — покачала головой консьержка.
— Я к тебе после зайду, — пообещала ей тёща.
— Эй, ты, как тебя там? — позвал капитан Бертольд. — Колбаса, Колбаса! — вспомнил он.
Собака, подумав, пошла за ним. В небе летали галки.
Капитан почесал псу за ухом, потом почесал собственное ухо, подумал и, взяв Колбасу подмышку, понёс к отделению.
— По приказу МВД на одного участкового — не больше трёх тысяч человек жителей, Колбаса ты моя дорогая, — говорил он по дороге Тюбику. — А у меня их больше тридцати!
Пёс внимательно слушал.
— Группировка «сироты» и «собачья стая» из четвероклассников — никак не можем поймать! Маленькие, а прячутся хорошо? Придётся тебе, Колбаса, опознать одну прохиндейку, а? — Капитан приподнял Тюбика и посмотрел тому в глаза.
Тюбик притворился, что звезд с неба не хватает.
МОЯ МИЛИЦИЯ
Никогда ещё Иван Митрофанович не чувствовал себя так хорошо, как в тот вечер.
Тёща навалила перед ним кипу пустых бумаг, а он подписывал…
Норовя, вместо одной подписи, поставить две или даже три…
Тёща сидела рядом и, наливая ему половниками борщ, хвалила без остановки, называя Толстым — Львом и Достоевским — Федором. У Ивана Митрофановича от превосходного настроения началась рябь в глазах, и он заснул прямо за столом.
— А назавтра мы должны поехать к нотариусу, — как сквозь сон услышал Иван Митрофанович.
Иван Митрофанович не помнил, что случилось завтра, хотя потом его об этом будут спрашивать всю жизнь: как?
Как он своими ногами пошёл к нотариусу и своими руками подписал кипу документов на передачу квартиры и всего имущества на имя какой-то госпожи Чувилкиной.
Он не помнил, ни как собирал чемодан, ни как ему вручали билет.
