Очень удачно ей припомнился и ключевой эпизод ее детства: у Маринки отняли маму и папу, но компенсировали потерю тремя близкими друзьями, тремя любимыми мужчинами. Маришке казалось, что все повторяется, но в щадящем варианте…
Круг основных претендентов на роль мужчины был ограничен тремя именами. Каждый из троих был единственным в жизни Маринки, с каждым ее связывало особое воспоминание.
И она любила их с одинаковой силой.
Если бы у Маришки была светлая душа – она выбрала бы Мишку.
Если бы у Маришки была поэтическая душа – она выбрала бы Бешеного Боба.
Если бы Маришка искала понимания – она выбрала бы Андрея, исполнив завещание их матерей-подружек.
Боб дал бы ей вечную любовь, Андрей – простил любой грех, Мишка не оставил бы в беде. Что важнее в жизни? – думала Маришка. Что ей самой нужно? Интуиция молчала, Маришка не видела решения.
Мысль о необходимости выбора была принята, но сделать выбор она не могла. Даже попытка размышлять на эту тему заставляла сжиматься Маришкино сердце. Долгие годы она удерживала своих мужчин рядом с собой. Она построила свой собственный особый мир, удобный и комфортный, правильный в ее представлении.
Сколько раз Маринка слышала, как женщины жаловались на своих мужчин: вот, он во всем хороший, но не понимает меня, не слушает, будто я лишь прислуга и любовница. А у Маринки был Андрей. Другие женщины жаловались на скуку в браке, а у Маринки был Боб. Третьим не хватало надежности и верности, а их Маринке давал Миша.
Важнейший для многих аргумент материального благосостояния она в расчет не принимала. За десять лет брака Маришка ни разу не упрекнула Мишку небольшой зарплатой. Ей было все равно – ездить в джипе или ходить пешком. Большие квартиры, поездки за границу, дорогие тряпки не значили для нее ровным счетом ничего.
Так же мало Маришка принимала в расчет и секс. По сути, ей было все равно – любовь с мужем, очень удовлетворяющая и физически, и эмоционально, или безумный секс с Борькой, от которого впоследствии сохранялось ощущение, как от дорожной аварии. А с Андреем у них в этом смысле ничего так и не случилось. Ей было неинтересно почему, но если бы друг детства потащил ее в постель, она не стала бы сопротивляться. Мужчинам нужен секс, секс нужен для продолжения рода, таковы основы сосуществования двух полов.
И снова она возвращалась к проблеме выбора, крутила в голове разнообразные варианты, представляя себе, как это будет – выйти замуж за Борьку? или за Андрея? остаться с Мишкой, закрыв двери перед двумя остальными мужчинами?
Да, она бы могла принять решение, будь у нее три жизни для каждого из них.
И тогда ей в голову пришло идеальное решение: пусть выберут они сами!
В последний день своей жизни, в пятницу, на вечер которой ее мужчины назначили рыбалку, она решила поговорить с ними троими, по очереди. Она знала, что, собравшись втроем, Мишка, Андрюха и Борька заговорят о ней. Они всегда говорили о ней, это она чувствовала. Так пусть же теперь они примут решение – кому она достанется?
Пусть будет то, что будет.
Но что будет?..
ТатьянаЭтим утром Танька просыпалась несколько раз. В первый раз – около четырех утра, потому что ее затошнило. Она вынужденно прогулялась до туалета, но после снова утонула в рваных сновидениях.
Во второй раз сон отступил около семи утра, причиной чему оказался кондиционер Ложкиных, висевший рядом с ее окном. В это утро проклятый ящик словно взбесился: он гудел, стучал и дырынчал как ошалелый. Ругнувшись, Таня перевернулась на другой бок и спряталась под одеялом с головой.
В третий раз она открыла глаза около одиннадцати утра. Ее разбудил запах гари, зато стук за окном стих. Сначала Татьяна подумала, что запах гари доносится с ее собственной кухни, а инициатор поджигательных мероприятий – дорогой сын Игорек, начавший поджаривать яичницу, но застрявший у компьютера. Иногда с Игорьком это случалось. Однако, принюхавшись, Танька поняла, что запах ощущался больно уж химический, не как от горелой еды.
Чуть проснувшись, вместе с приходом головной боли, она вспомнила, что – ёлки! – сегодня же суббота. На несколько минут Татьяна, для которой слова «суббота» и «сон» означали почти одно и то же, снова задремала. Ей привиделся вчерашний вечер. Как и каждый пятничный вечер, до двадцати двух ноль-ноль он был многообещающим, с двадцати двух до часу ночи следующих суток – угарным, а с часу и до четырех от всего происходящего Танька испытывала только раздражение и немного досады.
Как надоела дешевая пивная на углу! – думала Танька, просыпаясь от этих воспоминаний. И пусть это не та самая пивная, в которой надирался Танькин папаша тридцать лет назад – заставленная высокими одноногими столами, на которых были расстелены газетки с потрошеной сушеной рыбой и стояли толстые стеклянные кружки то ли с мочой, то ли с пивом, – но, по сути, разницы не было.
Пивное заведение, в котором откисала компашка из трех-четырех молодух, ближайших приятельниц Татьяны, было не из шикарных. Что ж, такие цены в этом занюханном Гродине, раю торгашей и проституток! Простой народ, живущий от зарплаты до зарплаты, отдых в приличных заведениях позволить себе не может.
В этой забегаловке Танька чувствовала себя продолжательницей дела отца, что было мерзко. Происходило же все только от пустоты Танькиной жизни, от желания хоть ненадолго вздохнуть полной грудью, забыть дурацкие бухгалтерские отчеты, злобных баб из своего крысятника, вечное ощущение убогости собственной жизни на фоне жизни других людей.
Все жили лучше Таньки, буквально все. Бухгалтерши были либо замужними, либо с любовниками, что явно способствовало повышению качества быта. Они покупали новые просторные квартиры, делали ремонты, брали в кредит холодильники и стиральные машины. Многие располагали собственными авто, что всегда вызывало в Танькиной душе такую дикую зависть, что этого даже выразить в нематерных выражениях было невозможно.
И даже те, кому вроде бы не было повода завидовать, жили лучше Таньки. Вот соседи, Ложкины, к примеру. Танька понять не могла, за что такой симпатичный мужик, как Ложкин, любит свою жену? Марина эта была какая-то ненормальная, непонятная. Выглядела неухоженной, будто бы ей некогда было даже расчесаться, а между тем даже детей у Ложкиных не было, так что же делала эта Марина? – удивлялась Татьяна.
За годы соседства Танька пыталась наладить взаимоотношения с соседкой, приглашала в гости, заходила сама, заводила разные разговоры за жизнь, но отклику от Маринки не было. Как будто стенка, а не баба, думала про нее Танька. Больше всего Таньку дезориентировало в соседке отсутствие эмоций – даже улыбки при встрече не изображало ее лицо. Либо в небесах парит, мечтает о чем-то, либо затаила что, а может, она вообще не думает ни о чем?
«А бывает ли так, чтобы человек ни о чем не думал?» – спрашивала себя Танька, пытаясь представить себе это безмыслие. У нее не получалось, все равно что-то звучало в сознании, все равно рождались образы.
Лишь однажды Марина выразила свои чувства, чем Таньку только напугала. Без шуток, напугала. Танька навсегда запомнила этот остановившийся на ее лице взгляд карих глаз. В нем читался… приговор, да, именно приговор Таньке и ее образу жизни. А всего-то и было: Танька попросила Мишку починить ей кран, а после предложила хряпнуть коньячку. Сделала она это скорее машинально, не подумав. Мужчину в доме надо угостить алкоголем, так у них было заведено в семье. Добрый Мишка, Танька знала, что из чистой вежливости, а не из страсти к выпивке, присел к столу на кухне и поднял вместе с хозяйкой по рюмочке.
Уж лучше бы она вручила эту бутылку Мишке в благодарность да выставила его за порог! Потому что, едва они успели опрокинуть, как в дверь позвонили. А когда Танька открыла дверь и увидела на пороге соседку, ей стало нехорошо от взгляда, на который напоролась. Пытаясь обратить неприятную ситуацию в шутку, Танька ляпнула:
– За муженьком пришла? А мы тут коньяк пьем…
Тут в прихожую вышел и Ложкин.
– Я иду, Марин, – сказал он.
Маришка все молчала, Танька не знала, куда прятать глаза, а тут еще на лестничной клетке появилась баба Света, первая дворовая сплетница. Танька и Мишка поздоровались с ней, Маришка не обратила на соседку внимания. Проходя мимо троицы, а то и треугольника, баба Света рассмотрела их с пристрастием, складывая в своем хитроумном мозгу сочную сплетню.
Отголоски той сплетни таки достигли и Танькиных ушей – через некоторое время, конечно.
В третий раз Татьяна проснулась уже окончательно и безнадежно. Едкий запах проник в горло и даже в легкие. Хрипло кашлянув, припомнив заодно, что забыла купить сигареты, Танька села на кровати.
