Ознакомительная версия.
Я сказала, что ничего не слышала, в отличие от моего отца и Минны.
– Значит, мне не показалось. – Кристиан поморщился. – Похоже, старый замок отвергает меня, хоть я и не могу понять почему…
Я вытащила из кармана завернутый в тряпочку талисман, который мне дала Эвелина, и положила его на одеяло возле руки Кристиана.
– Что это? – удивился он.
– Талисман, который мне дали. Он защищает от злых духов. Возьмите: вам он нужнее, чем мне.
Граф Рейтерн с изумлением посмотрел на меня, развернул тряпочку и поглядел на янтарную фигурку. Он явно был смущен и не знал, что сказать.
– Вы отдаете его мне, потому что не боитесь привидений?
– Конечно, боюсь. Ведь я их видела. Но… – я поколебалась, – я не имею отношения к замку и могу в любой момент уехать отсюда. А вы – нет.
– Ну, я-то тоже могу уехать, – хмыкнул Кристиан, бережно заворачивая талисман.
– Я не это имела в виду, – поспешно сказала я.
– Я понял, понял. Что бы я ни делал, я все равно останусь хозяином Фирвиндена, нравится мне это или нет. Хотя, может быть, – задумчиво прибавил он, – мне было бы легче, если бы я был… ну, например, простым почтовым служащим, как ваши друзья. Надеюсь, мое присутствие в замке не помешает вам приглашать их, как и прежде. И мне очень интересно узнать, как вы… и госпожа Креслер, конечно, получитесь на цветной фотографии.
В дверях показалась графиня, и, попрощавшись с Кристианом, я ушла.
Этот разговор оставил странное послевкусие: мне не в чем было себя упрекнуть, и все же меня не оставляло ощущение, что что-то пошло не так. Мне показалось, что мое сочувствие – и, вероятно, мой подарок – граф Рейтерн истолковал как интерес к своей персоне с моей стороны. Это могло создать у него превратное впечатление обо мне, а мне вовсе не хотелось, чтобы он так обо мне думал. Да, я хорошо к нему относилась, но мое «хорошо» значило ровно то, что значило, и ничего более. Досадуя на себя все больше и больше, я позвала Ружку и отправилась с ней к пруду. Я села на свой любимый пенек спиной к замку, а рысь бегала вокруг, и вот тут-то произошло нечто странное. Внезапно с необыкновенной отчетливостью я почувствовала, как некто недобрый смотрит на меня из замка – смотрит с такой неприязнью, что у меня заныл затылок. Собрав все свое мужество, я медленно обернулась. Ни в одном окне не шелохнулась занавеска; ни одного живого существа не было на террасе, и все же я ощущала, что опасность таится где-то там, в замке, что она подстерегает меня. Но тут из-за туч вышло солнце и залило замок ослепительным золотом своих лучей, как нередко случается ранней осенью. Я отвернулась и украдкой вытерла вспотевший лоб.
«Нет, это не может быть привидение, – подумала я, – никто не видел их днем, до захода солнца. – Однако мне все еще было не по себе. – Но клавесин играл сам собой, когда еще было светло… Тем не менее тогда я точно знала, что именно вижу, а сейчас что? Просто ощущение, ни на чем конкретном не основанное. Нервы, сказал бы доктор Мюллер, который верит только в факты; причуды воображения. С другой стороны, с какой стати я должна нравиться призракам? Я для них чужая, но живу в их замке; наверное, они просто пытаются избавиться от меня».
В воскресенье вместе с друзьями приехал торжествующий Юрис и привез цветные фотографии меня и Минны. Те снимки замка, которые он делал вначале, получились не вполне удачными, потому что имели желтоватый оттенок. Я не стала тогда говорить Юрису, что он где-то допустил ошибку, и мысленно была готова к тому, что и мы с Минной будем выглядеть не так, как в жизни. Однако Юрис, судя по всему, сумел улучшить свою методику обработки пластинок, потому что сейчас цвета у него вышли великолепно. Минна охала и ахала, восторгаясь ими. Хотя фото получились небольшие, можно было разглядеть каждую складку на банте, который спереди украшал ее талию, каждый завиток ее темно-каштановых кудрей. Что же касается моих изображений, то меня не оставляло впечатление, что я вижу напряженную незнакомку, которая зачем-то стоит у пруда, лазает по деревьям и держит на коленях молодую рысь. Графиня Рейтерн, внимательно рассмотрев фотографии, с интересом поглядела на Юриса и уронила, что его ждет большой успех.
– Я бы советовал вам отправить фото с фрейлейн Ланиной и рысью в какой-нибудь журнал, – сказал Кристиан. – Тут даже не в цвете дело, а в том, что кадр получился поистине уникальным.
– Мои фото принадлежат моим моделям, – серьезно ответил Юрис. – Пластинки так устроены, что из одной пластинки можно сделать только одну фотографию. И потом, даже если бы Анастасия Михайловна отдала мне свой портрет, куда я его отправлю? «Фотограф-любитель» имеет весьма ограниченные возможности, на весь номер попадаются две-три фотографии. Французская «Фотогазета» гораздо лучше, но они не печатают цветные снимки и к тому же предпочитают авторов из своей страны.
– А мне больше понравилось фото, где Анастасия стоит на дереве между двумя стволами, – объявила Минна. – В нем есть что-то такое, чего нет в остальных. Оно сразу же притягивает взгляд.
Завязался спор, какое фото лучше, и Августин Каэтанович показал себя тонким дипломатом, объявив, что фото Минны получились ничуть не хуже, чем мои. Жена управляющего повеселела и сказала, что хотела бы еще поучаствовать в цветной съемке, если получится.
– Боюсь, что нет, – отозвался Юрис, – я использовал все пластины, которые прислали дяде на пробу. Конечно, он может заказать другие, но это уже будет за деньги, и немалые.
Тут явился Теодор и объявил, что теннисная сетка натянута, стулья для зрителей вынесены в сад и господин граф может играть в теннис, если ему угодно.
– Мы с удовольствием посмотрим, Кристиан, – сказала графиня.
– Боже мой! – воскликнул граф. – Совсем запамятовал. Мне нужен соперник. Кто-нибудь из вас играет в теннис?
– Боюсь, что никто, – с легкой иронией ответил ксендз. О теннисе в нашей глуши имели еще меньше представления, чем об автомобилях.
– Я сам давно не играл, – заметил молодой человек. – Так что я буду легкой добычей. – Он обернулся ко мне, блестя глазами. – Мадемуазель?
Я так растерялась, что стала отмахиваться обеими руками.
– Нет, нет! Я совсем не умею и не знаю правил…
– Так я вас научу!
– Нет, я не хочу… Нет!
– Как скажете, – заметил граф и повернулся к телеграфисту. – Герр Гофман, я надеюсь, вы не робкого десятка?
– К вашим услугам, – ответил тот, церемонно поклонившись, словно речь шла о дуэли, и мы двинулись в сад.
Графиня заняла лучшее место возле импровизированного корта, усадив возле себя Минну с мужем и Юриса, которого она расспрашивала о цветной фотографии. Я довольствовалась стулом под соседним деревом, а Августин Каэтанович сел на свободное место рядом со мной. Моего отца с нами не было – он остался в своей комнате, сославшись на то, что ему надо написать письмо.
Теодор принес поднос, на котором стояли бокалы с прохладительными напитками – вовсе не лишними, потому что день выдался довольно жарким. Кристиан и Гофман обменялись первыми ударами. Я ничего не понимала в теннисе и стала задавать вопросы своему соседу, который любезно разъяснил мне особенности этой английской игры.
– Я и не подозревала, что вы такой знаток, – сказала я.
– О, я много чего знаю, – довольно туманно ответил мой собеседник. – Но вообще… и в сущности…
– Да? – рассеянно уронила я, глядя, как Кристиан отбил довольно сложный удар. Он раскраснелся, похорошел и казался таким беспечным, таким… Я так и не нашла нужного эпитета, потому что Августин Каэтанович отвлек меня.
– Юрис попросил меня поговорить с вами, – негромко промолвил он. – Он сказал, что у него самого не хватит духу. Я пытался объяснить ему, что недостаточно вас знаю и совсем не подхожу для такой миссии…
– Миссии? – машинально повторила я, оборачиваясь к нему.
– Да. Дело в том, что он хотел бы просить вашей руки, но тут не все так просто. Его дядя…
– Уже подыскал ему невесту в Либаве, – нетерпеливо закончила я. Мой собеседник взглянул на меня с удивлением.
– Откуда вам это известно?
– Сплетни почтовых работников, – туманно ответила я, чтобы не выдавать Минну.
– И что вы скажете? – после паузы спросил Августин Каэтанович.
– Я желаю ему счастья с его будущей женой.
Мы оба молчали. Кристиан промахнулся, потом промахнулся еще раз. Графиня взяла с подноса, который держал Теодор, бокал с золотистым лимонадом и сделала крошечный глоток.
– Должно быть, легко жертвовать собой, когда чувства не задеты, – вполголоса заметил Августин Каэтанович.
Тут, признаться, я рассердилась.
– Вы, иезуит… да что вы знаете о чувствах!
– Во-первых, – спокойно ответил мой собеседник, – я не иезуит, а во-вторых, о чувствах я, поверьте, имею некоторое представление. Если бы не они, я бы не носил эту одежду.
– Извините, – пробормотала я, устыдившись своей вспышки. – А что случилось? Вас отвергла девушка, которую… к которой вы были неравнодушны?
Ознакомительная версия.
