Оба друга примолкли, а затем послышались шаги. Я резко отпрянула и, посчитав момент вполне подходящим, выхватила пистолет и направила его на дверь, которая буквально через несколько секунд открылась.
Неожиданно увидев нагло смотрящее ему в лицо дуло пистолета, Бигильдин сначала отступил на шаг, а затем застыл на месте и невольно открыл рот.
— А ты говорил: пугает… — медленно и тихо протянул за его спиной толстяк и как по команде поднял руки вверх. — Нам каюк…
— Ты пра-ав, — играючи передразнила его я, — каюк. Намерения у Петра Викторовича весьма серьезные.
— А ты кто? — тоже поднимая руки вверх, проговорил Бигильдин.
— Я? Я его мушкетер. Атос, Портос и д'Артаньян в одном лице. Я его интересы защищаю.
— Он ч-что… Убить нас хочет? — заикаясь, протянул толстяк.
— Угадал, — кивнула я головой.
— Вот сволочь! — воскликнул Бигильдин.
— Почему же сволочь? — я пожала плечами. — Петр Викторович делает все по-мужски. Сначала он проверить вас хотел: блюдете ли вы обещание о молчании. А вы… — разочарованно протянула я и, свободной рукой достав диктофон, нажала кнопку воспроизведения записи.
В следующую же секунду приятели вынуждены были с ужасом на лицах выслушать предложение толстяка о выдаче Дьяченко.
— Придурок, — процедил Бигильдин, глядя на еще более побледневшего толстяка.
— Щелкну вас, а потом оболью. Кислоты у меня много, — кивнула я на канистру.
— Ты дура! — вызывающе заявил Бигильдин. — Выстрелы в домах услышат, выбежит кто-нибудь, не успеешь тела спрятать.
— А кто сказал, что я здесь с вами собираюсь расправиться? — Я ухмыльнулась. — А ну-ка, выходите по одному! Руки за голову! — Бигильдин еле сдерживал взрыв гнева, но перед вооруженным противником его собственные физические силы ничего не значили. — Нет, подождите! Рубашки снимайте!
— Зачем?
— Снимайте, сказала!
Оба дьяченковских подельника переглянулись, но все же выполнили приказ.
— Глаза себе завязывайте, — скомандовала я.
Данный ход был необходим и для натуральности, и для того — на всякий случай! — чтобы они не увидели номера моей машины.
— Вперед, — сказала я, когда друзья стояли передо мной, похожие на игроков в кошки-мышки.
— Ничего не видно же! — пробубнил Бигильдин.
— Не боись, подсказывать стану.
Так я на самом деле и поступила и всю дорогу до моей машины говорила, где кочка, а где тропинка, куда можно наступать, а куда нет. По пути нам никто не попался, так как двигались мы пустырем. Пистолет же я на всякий случай опустила. Приятели, идя впереди с завязанными глазами, все равно этого не видели, а для меня так спокойнее было.
В двух шагах от «девятки» я велела подельникам остановиться. Потом подошла к машине, открыла дверцы, после чего спросила:
— Кто водить умеет?
— Я, — несмело отозвался толстяк.
— Оба вперед! Ты за руль, — я подтолкнула толстого дулом в спину.
Бигильдин сказал пару неласковых и нецензурных слов в мой адрес, но тем не менее, щупая впереди себя руками, как и толстяк, уселся на переднее сиденье.
Я расположилась сзади. Затем кинула толстому ключи от автомобиля и скомандовала:
— Глаза развязывай и заводи. Предупреждаю — не думайте шутить, я женщина решительная, — для убедительности я поочередно тыкнула пистолетом в спины задержанных.
Толстяк послушался, и менее чем через минуту «девятка» вывернула с пустыря. Будто ради любопытства я спросила:
— А что бы вы сейчас выбрали: смерть или тюрьму?
— Жизнь, неважно где, — ответил Бигильдин, как я и ожидала. А о своем плане подумала: «Действую верно!»
Как только мы приблизились к концу улицы, я резко приказала:
— Стой!
В участковом пункте, на мое счастье, все еще горел свет.
— В туалет хочу, — так прокомментировала я свои действия.
Намеренно не произнося больше никаких угроз, я вышла и направилась за угол одного из соседних домов, схватившись за низ живота. На самом деле, спрятавшись, наблюдала за машиной. Приятели сначала сидели спокойно и молча, потом стали о чем-то спорить. И наконец через несколько минут, они, озираясь, выбрались из машины.
Бигильдин скинул повязку и, обогнав сделавшего первым несколько шагов толстяка, без оглядки рванул в… направлении участкового пункта.
— Ага! — захохотала я. — Сейчас вы сами все о себе расскажете!
Я тоже не медлила: подбежала к машине и села в нее. Однако уезжать совсем сразу не собиралась, побоявшись, что приятели передумают. Когда же время их отсутствия перевалило за пять минут, я нажала на газ и поспешила удалиться, дабы избежать неприятного свидания с участковым.
Конечно, окончательно уверенной в действиях дьяченковских подельников перед лицом милиции я не была, но в случае, если бы они не решились на чистосердечное признание, я несколько позже могла воспользоваться имеющейся диктофонной записью и вновь поставить преступников перед фактом необходимости их явки в правоохранительные органы. Добровольное признание смягчает долю вины, как говорится…
* * *
— Отсыпаешься? — спросила меня Трофимова, переступив порог.
Я стояла перед ней в одной сорочке, прищурив сонные глаза.
— Угу… — промычала я в ответ и поплелась назад к постели.
— А в сауну пойдешь? Усталость выпаривать…
— Я машину на станцию отогнала, — пробормотала я, так толком и не придя в себя.
— Сергей довезет, — улыбаясь во весь рот, ответила Ольга.
— Дай ты мужику отдохнуть после всего этого сумасшествия!
— Да он сам предложил! Успех, говорит, отметить надо. Он и номер заказал уже. На четверы-ых… — Ольга хитро улыбнулась.
— А четвертый кто? — спросила я, сразу выпучив глаза.
— А я Гарика пригласила. Для тебя.
— Я тебя убью, Ольга! — воскликнула я, кинула в нее подушкой, и мы обе расхохотались.
