— А Качанову скажи, чтобы сидел дома. Нечего пугать избирателей его уголовной физиономией.
— Скажу, — рассмеялся Бубенцов.
Петровский убрал телефон.
— Пока все нормально, — повернулся он к Юлаю. — Далеко еще до больницы?
— Вот она, перед нами, — показал тот на красивое белое здание. — Это больница нефтяников, самая лучшая в городе. Операцию нашему артисту сделали еще вчера ночью, пока мы летели. Все прошло благополучно. Я специально тебе не говорил, чтобы ты не волновался. Сейчас у него все в порядке.
— Нужно было сказать, — жестко заместил Петровский, — и давай на этот счет договоримся раз и навсегда. Мне не нравится такая самодеятельность, Юлай, и ты прекрасно это знаешь. Я должен получать любую информацию немедленно. Обо всем. Машина остановились перед зданием больницы, и Юлай, поспешив выйти первым, пригласил за собой журналистов. Святослав Олегович, пропустив вперед представителей прессы, замыкал шествие в окружении двух телохранителей. Народный артист Юрий Гребешков был популярным исполнителем любимых шлягеров. Он часто выступал на концертах, посвященных Дню милиции, Дню защитников отечества, на различных правительственных и торжественных мероприятиях. Его любили и узнавали повсюду. Гребешков был выдвинут как кандидат от левой оппозиции. И никто принципиально не возражал против его кандидатуры. Но в округе оказалось слишком много зарегистрированных кандидатов, порядка десяти. И теперь Гребешков должен был выходить во второй тур, чтобы стать наконец депутатом Государственной думы. К тому же он происходил почти из этих мест — его родители были родом из Оренбурга, граничащего с Башкирией.
Но вообще-то Петровский никогда не понимал, почему такие люди — известные артисты, режиссеры, музыканты — идут в политику. Казалось бы, им должно быть гораздо приятнее и интереснее заниматься своим любимым делом вместо того, чтобы месяцами просиживать в здании парламента, обсуждая непонятные законотворческие акты. Нетрудно догадаться, для чего это делают уже потухшие «звезды» — этим надо поддержать свое реноме, дабы их не забыли поклонники. Но когда на такую глупость решаются популярные творческие деятели в расцвете сил, по его мнению, это объяснению не поддавалось.
Гребешков был достаточно популярным исполнителем, хотя его прежняя слава уже несколько померкла. Именно для поддержания своего громкого имени он и решил баллотироваться в Думу. Ведь через нее позже можно получить неплохой пост, отправиться послом в какую-нибудь небольшую спокойную страну или занять должность в одном из министерств, относящихся к гуманитарной сфере деятельности.
В палате они оказались в окружении местных журналистов, уже узнавших о приезде гостей из Москвы. Петровскому пришлось выдержать их напор. Его заставили сфотографироваться вместе с Гребешковым, уже видящим на кровати и чувствующим себя почти героем. Аппендикс удалили, артиста спасли, и теперь журналисты расписывали благородство Петровского, бросившего все свои дела и в день выборов прилетевшего в Уфу, чтобы поддержать популярного певца. Не без помощи Юлая Абуталиповича все знали и о скромности Святослава Олеговича, который уступил свое место в первом классе летевшим с ним журналистам, а сам разместился в салоне эконом-класса. Одним словом, шоу получилось настоящим и весьма искренним. Примерно через сорок минут в палату вошел министр культуры Башкирии, который тоже не упустил случая сфотографироваться с Гребешковым. Местные журналисты заставили его и Петровского встать по обеим сторонам койки больного артиста, чтобы сделать несколько трогательных снимков.
Шоу с посещением больницы длилось около двух часов, после чего Святослав Олегович наконец-то оттуда вышел, чувствуя раздражение. И сразу же позвонил в Курск к Бубенцову.
— У вас началось голосование?
— Все в порядке, — выдохнул Паша, — люди уже голосуют. Правда, многие скрывают, что отдают свои голоса за Качанова. Когда их спрашивают на выходе, за кого они проголосовали, отвечают, что либо за Нечипоренко, либо за Седых.
— Смотри, чтобы тебя не обманули. Представляешь, что будет, если они выберут мертвеца? — напомнил Петровский.
— Нет, — ответил испуганный Бубенцов, — нет-нет. Мы все держим под контролем. Вы не беспокойтесь.
— Это ты должен беспокоиться, чтобы у тебя покойник не прошел в депутаты, — разозлился Петровский, повысив на помощника голос. От сильного напряжения и двух бессонных ночей он потерял всякую бдительность и говорил по мобильному телефону открытым текстом. Затем, позвонив Бронштейну, уточнил, как идут дела в Омске.
— Достаточно вяло, — не обрадовал его Леонид Исаакович. — У нас, вопреки прогнозам, пошел снег, и теперь я не знаю, как будут вести себя избиратели. Пока несколько индифферентно. Я специально проверял прогноз метеорологов. Они обещали хорошую погоду, но, говорят, циклон неожиданно изменил направление.
— Вы думаете, Абрикосов может не пройти? — мрачно уточнил Святослав Олегович.
— Пройдет в любом случае, — успокоил его Бронштейн, — не нужно все принимать так близко к сердцу. У нас есть резервы для усиления, думаю, к вечеру мы получим более обнадеживающую картинку.
Петровский перезвонил в свой офис. Трубку взяла Инна. В этот день все сотрудники должны были выйти на работу.
— Как у нас дела? — осведомился Святослав Олегович.
— Голосование идет нормально, — сообщила секретарь. — Двое наших ребят сидят в Центральной избирательной комиссии. Сейчас заканчивают голосовать на Чукотке и на Камчатке. Точных данных нет, но там, кажется, лидируют либерал-демократы и правящая партия. Коммунисты пока на третьем месте.
— Они все равно будут на первом, — вздохнул Петровский. — Что говорят насчет нашего прогноза, опубликованного вчера в «Коммерсанте»?
— Все находят его самым реальным, — ответила Инна. — Вы считаете, что коммунисты все равно будут первыми, а правящая партия — второй? Но многие полагают, что они поменяются местами.,
— А остальные?
— «Спелый плод» гарантированно проходит. И либерал-демократы могут набрать проходные пять баллов. А вот другие правые партии ничего не получат. Некоторые аналитики считают, что аграрии могут набрать больше пяти процентов.
— Кто так считает?
— Независимый фонд Орлова, — сказала с некоторой заминкой Инна, — они уже опубликовали свой прогноз в «Известиях».
— Спасибо. Когда появятся первые итоги по выборам на Крайнем Севере, сразу мне сообщи. Кто у нас в избирательной комиссии?
— Шпильман и Краюхин. Они буду дежурить по очереди до завтрашнего утра.
— Очень хорошо. К вечеру я вернусь в Москву. Меня никто не спрашивал?
— Звонили от вице-премьера и еще от итальянского посла. Он хочет с вами увидеться в понедельник.
— В среду, — отрезал Петровский, — позвони и согласуй нашу встречу.
— Хорошо. А если еще раз позвонят от вице-премьера?
— Скажи, что я буду вечером в Москве. Не говорят, по какому поводу я ему нужен?
— Нет, но он хочет с вами поговорить.
— Поговорить или увидеться?
— Кажется, увидеться, — поправилась Инна.
— Сообщи, что я буду вечером в Москве. Нет, лучше пока ничего не говори. Отвечай, что я в Уфе, поехал навестить больного Гребешкова. Все равно об этом напишут все центральные газеты и покажут по всем каналам телевидения. Если уже не показали.
— Пока нет, — отозвалась секретарь, — мы смотрим все центральные каналы.
Петровский убрал телефон и посмотрел на подошедшего Юлая.
— Кажется, я могу уезжать, — заявил он. — Если здесь не выберут Гребешкова, то я ничего не понимаю в политике.
— Обязательно выберут, — ухмыльнулся его заместитель. — Не понимаю, почему ты на меня так взъелся? Что за операция такая этот аппендицит, что ты так нервничал? И почему на меня накричал?
— Я не кричал, — устало отмахнулся Святослав Олегович, — но все равно извини. И организуй мне, пожалуйста, самолет. Хочу домой, в Москву. У меня еще много дел. Сегодня день выборов. Для нас он совсем как День сурка.
— Можно улететь через два часа, — сообщил Юлай, — но я думал, что ты останешься. Мой брат готовит такое угощение на вечер…
— В следующий раз, Юлай, в следующий раз. Я буквально валюсь с ног от усталости. Заказывай билеты, и пусть меня отвезут в аэропорт. Остальное ты сделаешь сам. И передай привет твоему брату.
Заместитель понимающе кивнул. Ни он, ни сам Петровский еще не знали, какие проблемы им придется решать в этот день.
В Москву он вернулся к трем часам дня. Когда летишь на Восток, теряешь время, когда на Запад — выигрываешь. Как странно, — неожиданно подумал Святослав Олегович, — наверное, в этом есть какая-то непонятная закономерность, а может, этим и объясняется разница между Востоком и Западом? На Востоке время — субстанция вечная, тут не привыкли ценить каждый час. Огромные просторы породили и философию пространства. А на Западе, где все события происходили в маленькой Греции или в небольшой, по мировым меркам, Италии, время научились беречь и раздвигать пространство, даже находясь в средневековых кельях монастырей и соборов. Наши огромные просторы не позволяют нам обращаться со временем так, как это делают жители небольших европейских стран. Ведь многие наши сибирские области гораздо больше, чем целые европейские страны. Петровский вышел из самолета и вместе со своим телохранителем прошел к небольшому автобусу, приехавшему за ними из зала для официальных делегаций.
