тебе цветочки за прекрасно исполненную роль? Во даёт!
– Всё-таки ты паразит! Еще другом называешься, – разозлилась Яна.
– А что я? Это я про себя говорю. А Мартин твой, он же совсем другой. Он – настоящий мужик! Человек слова, с ним в разведку можно… Ну не может он так подло за твоей спиной мутить с этой Ольгой, да хоть с мисс Мира! Не похоже это на Мартина, понимаешь? – Тимофей глотнул шампанское.
Цветкова взъярилась:
– Хватит напиваться, как свинья! Пить он хочет! Из-под крана иди попей. Взял бы бокал, – нервно дёрнула ногой Яна.
– Не ругайся. Я у себя дома нахожусь, между прочим, – обиделся Тимофей. – Стресс снимаю. Мне не до этикета.
– Извини… Это я ворвалась в твой дом…
– Я сам дал ключи. Ты знаешь, как я отношусь к тебе, и к Мартину, да вы можете жить здесь всё время! Хочешь, я на тебя особняк перепишу?
– Допился… Нет, спасибо! Я, наверное, произвожу впечатление бездомной бродяжки – все мне хотят жильё подарить! Замки, культурные центры, квартиры… Нет уж! Больше мне ничего не надо, – махнула рукой Яна.
Тимофей взлохматил и без того стоящие дыбом волосы.
– Хорошо! Ты только меня из дома не гони… Хотя бы сейчас. Я только что с нар. Не было времени другую хату прикупить, – пошутил Мотов, и Яна рассмеялась.
– Знаешь, на последнем спектакле очень представительная комиссия была. Речь шла о судьбе театра. Но решение было принято положительное. Это единственное радостное событие в череде неприятностей. Правда, сейчас папа в заключении, Абрикосову убили… Надо что-то придумать, а то дальнейшие спектакли под угрозой.
– Я найду им замену, пару звонков. И это будут хорошие артисты, – подбодрил Тимофей. – Они не подкачают. Взаимовыручка у артистов в почёте, с каждым может всякое случится.
– Спасибо, сделай это быстро. – Яна просительно посмотрела на хозяина дома. – Слушай, Тим, а можно я у тебя поживу? Недолго. У себя мне неуютно и одиноко, я к этой квартире еще не привыкла, у Стефании Сергеевны вообще не вариант. Сейчас я не могу с ней обсуждать ее обожаемого сыночка, могу сорваться. Да мне у тебя спокойнее…
– Не хочешь, чтобы знали где ты обитаешь? – закончил за нее мысль Тимофей.
– Точно! У тебя здесь комфортнее…
– Польщён. Давай пиццу закажем? Есть хочется.
– Давай, – согласилась Яна, – у тебя мышь в холодильнике удавилась, пустота. Я тоже голодная, как волк. Ты хотя бы бомж-пакетов прикупил, что ли. Да, и еще… Прими душ. Ну, невозможно…
– Бегу исполнять твою волю, повелительница. Начнём с заказа пиццы и горячего душа. Тебе какую: «Маргариту» или «Гавайскую»?
– Мне съедобную.
– Понял.
Тимофей удалился, прихватив с собой открытую бутылку шампанского.
Яна вытащила из сумочки телефон.
– Алло? Пётр? Да, я… Звоню, чтобы извиниться. Прости меня, Петя, я, как всегда, была неправа. Скоро Новый год, Рождество, ну прости меня ради праздников. Ну, не дуйся, меня уже не исправишь. Простил? Фу-у… Камень с души свалился. Я так переживала нашу размолвку. Что мне надо? Петечка, я спросить хотела: не знаешь ли ты женщину-адвоката, похожую на меня? Зачем мне это нужно? Я тебе при личной встрече расскажу. Ах, не знаешь… Я понимаю, что я такая одна-единственная на всем белом свете. И не надо говорить «слава богу»! Что значит «я замышляю какую-то гадость»? Что значит «с ума сошла»? Никого я не тяну за собой в криминальную яму! Послушай, Петечка, мне необходимо встретится с отцом. Я ведь не знаю ничего. Пожалуйста, помоги! Хорошо-хорошо, я буду ждать твоего звонка. Спасибо!
Яна тяжело вздохнула и убрала телефон обратно в сумочку.
Через полчаса привезли долгожданную пиццу.
Вскоре состоялась нелегальная встреча. Пётр Иванович устроил так, что Яна смогла встретиться с отцом в автомобиле Ольшанского.
Цветкова, как шпионка в тёмных очках, ждала отца на заднем сиденье автомобиля, и даже подпрыгнула на месте, когда Головко сел с ней рядом. Ольшанский уселся за руль, и они отъехали в безопасное место.
Следователь остановил двигатель и повернулся к отцу и дочери, которые сидели, тесно прижавшись друг к другу.
– Вы меня на преступление толкаете, – недовольно сказал он. – С вами сам на цугундер попадёшь.
Яна постаралась сгладить его недовольство:
– Ничего страшного, Петя! Мы немного поговорим – и всё. Недолго. – И повернувшись к отцу, погладила его по руке. – Папочка, расскажи, как всё это получилось. Я совсем запуталась.
– Ваша дочь – авантюристка, – буркнул Пётр Иванович, продолжая сидеть в странной позе, словно голова у него была способна вертеться на сто восемьдесят градусов, как у совы.
– Вы поосторожнее в оценках, молодой человек, Яна – моя дочь. Но соглашусь, дух авантюризма в нашей семье присутствует, – зарокотал приятным баритоном Иван Демидович. – Как я рад, Яночка, вырваться на свободу хоть на минутку, а еще и тебя увидеть!
Ольшанский строго на него посмотрел:
– Трогательная семейная встреча. Я сейчас запла́чу. Но хочу заметить, что я ради вашей дочери сейчас очень рискую. Проблема в том, что вам, уважаемый Иван Демидович, по закону никакие встречи не положены. Только с адвокатом. Но Яна похожа на адвоката как мыльница на брошку Фаберже. Да-да, Яночка, и не нужно жечь меня взглядом, я тебе еще пригожусь. В моих словах – чистая правда. Так вот – разрешение я получил. Что мне это стоило, я говорить не буду – пришлось поднять очень высокие связи и попросить об одолжении очень влиятельных людей. И всё я это сделал для тебя, Яна.
– Я буду помнить об этом вечно…
– Хотелось бы думать. Так что не подведите меня. У вас не больше двадцати минут. Время пошло.
– Я не знаю, что вам сказать. Я никого не убивал, – вздохнул Иван Демидович, не отпуская руку дочери.
– Отец, помоги, прежде всего, себе. Сейчас один-единственный шанс сказать нам правду. Надо доказать, что ты к убийствам не имеешь никакого отношения.
– Почему вы мне не верите? – не понимал Иван Демидович.
– Да потому, что улики против тебя.
– Какие улики? Отломанный кусок от посоха, послуживший причиной смерти Алмазовой? Да не ломал я ничего! Сам только после спектакля заметил.
– Это бесполезно. Зря только одалживался о свидании! – отвернулся следователь.
Но Яна не сдавалась:
– Отец, ты должен нам всё рассказать, как на духу. Ты же близко общался с Настей, может, заметил какие-то в ней перемены или странности в поведении. По отзывам, Абрикосова была общительной, жизнерадостной девушкой. Со своими недочётами, но у кого их не бывает?
Иван Демидович хмуро молчал, словно собираясь с мыслями.
Цветкова продолжила:
– А потом мне
