Он вышел из дома и помочился прямо во дворе. Моча ярко-желтая, не как раньше. Наверно, виновата пища. Чужая, пресная пища. Долгая дорога и духи, единоборствующие в моих снах. Африка всегда со мной, где бы я ни был.
Вокруг неподвижная завеса тумана. Виктор прошел за дом — там оказался одичавший сад с множеством фруктовых деревьев, почти сплошь незнакомых. Беззвучная тишина. Может, он и не в Швеции, а совсем в другом месте, к примеру июньским утром где-нибудь в Натале.
Он озяб и вернулся в дом. Коноваленко уже встал и, облачившись в бордовый тренировочный костюм, варил на кухне кофе. Когда он повернулся спиной, Виктор увидел там буквы «КГБ».
После завтрака началась работа. Коноваленко отпер ту самую, закрытую комнату. Она была пуста, только стол да яркая лампа под потолком. На столе винтовка и пистолет. Виктор сразу отметил, что модели незнакомые. В особенности винтовка показалась ему на первый взгляд какой-то неуклюжей.
— Наша гордость, — сказал Коноваленко. — Эффективное оружие, хоть и неказистое. Разработано на основе обычного «Ремингтона» 375НН. Но инженеры КГБ довели эту винтовку до совершенства. Теперь можно поразить любую цель с расстояния до восьмисот метров. А лазерный прицел такого класса имеет разве что самое эксклюзивное оружие американской армии, добыть которое практически невозможно. К сожалению, нам так и не довелось использовать этот шедевр в деле. Иначе говоря, ты опробуешь его первым.
Виктор Мабаша подошел к столу, присмотрелся к винтовке.
— Возьми в руки, — сказал Коноваленко. — Отныне вы с нею станете неразлучной парой.
Виктор Мабаша удивился — винтовка была необычайно легкая. Но, вскинув ее к плечу, он почувствовал, что центр тяжести хорошо сбалансирован.
— Какие боеприпасы? — спросил он.
— Суперпластик, — ответил Коноваленко. — Спецвариант классического образца, с заостренной головкой. Пуля полетит далеко и быстро. Заостренная модель легче преодолевает сопротивление воздуха.
Виктор Мабаша положил винтовку на стол и взял пистолет — девятимиллиметровый «глок-компакт». До сих пор он только читал об этом оружии в журналах, но в руках держал впервые.
— Думаю, здесь мы обойдемся стандартными патронами, — сказал Коноваленко. — Без нужды мудрить незачем.
— Винтовку надо пристрелять, — сказал Виктор. — А на это требуется время, если дистанция будет чуть не километр. Но где мы найдем восьмисотметровое стрельбище, чтоб без помех потренироваться?
— Здесь и найдем. Дом выбран не случайно.
— Кем выбран?
— Теми, кому это было поручено.
Виктор заметил, что Коноваленко раздражают вопросы, не имеющие прямого касательства к тому, что говорил он сам.
— Поблизости никто не живет, — продолжал Коноваленко. — Вдобавок здесь всегда дует ветер. Так что никто нас не услышит. А сейчас давай-ка вернемся в гостиную. Прежде чем приступить к работе, надо по пунктам обговорить и прояснить все условия.
Они сели друг против друга в старые, обшарпанные кожаные кресла.
— Условия очень простые, — начал Коноваленко. — Их всего три. Во-первых, и это самое важное, предстоящая ликвидация — труднейшая из всех, какие тебе доводилось и доведется выполнять. Труднейшая не только чисто технически, в смысле дистанции, но прежде всего потому, что ты абсолютно не вправе промахнуться. Попытка у тебя будет только одна. Во-вторых, срок на принятие окончательного решения будет очень коротким, организовывать последний этап придется быстро. Колебания и взвешивание вариантов исключены. Тебя выбрали не только за ловкость и хладнокровие. Вдобавок ты прекрасно работаешь один. В данном случае ты и будешь один, совершенно один. Никто не сможет прийти на помощь, никто не будет тебя знать, никто не поддержит. В-третьих, здесь есть еще и психологический аспект, который нельзя недооценивать. Кто будет твоей мишенью, ты узнаешь в самую последнюю минуту. Ни под каким видом не теряй хладнокровия. Тебе уже известно, что ликвидации подлежит очень важная персона. Поэтому ты, разумеется, много думаешь о том, кто бы это мог быть. Но имя ты узнаешь буквально перед тем, как спустить курок.
Назидательный тон Коноваленко действовал Виктору Мабаше на нервы. Он едва не брякнул, что уже знает, кого будет ликвидировать. Но сдержался.
— Между прочим, ты числился в архивах КГБ. — Коноваленко усмехнулся. — Если не ошибаюсь, характеристика была такая: весьма дельный одинокий волк, можно использовать. Увы, уже не проверишь, архивы уничтожены или в полном беспорядке.
Коноваленко умолк, словно погрузившись в невеселые воспоминания о славной секретной службе, которой более не существовало. Впрочем, молчание длилось недолго.
— Времени у нас немного, — сказал он. — Хотя, возможно, так оно и лучше. Это заставит тебя предельно сосредоточиться. Заниматься будем попеременно практической стрельбой в цель из винтовки, психологическими сеансами и проработкой всех мыслимых ситуаций, которые могут возникнуть при ликвидации. К тому же, как я понимаю, ты не мастер водить машину. Поэтому каждый день будешь часок-другой тренироваться в вождении.
— Тут движение правостороннее, — заметил Виктор Мабаша, — а у нас в ЮАР — левостороннее.
— Вот именно. Это тоже обостряет внимание. Еще вопросы есть?
— Вопросов полно. Но я прекрасно понимаю, что получу ответ лишь на малую их часть.
— Совершенно верно.
— Каким образом Ян Клейн вышел на тебя? Он же ненавидит коммунистов. А как офицер КГБ ты был коммунистом, а может, и до сих пор остался, почем я знаю?
— Зачем кусать руку, которая тебя кормит, — отозвался Коноваленко. — Работать в секретной службе — значит быть лояльным к руке власти. Конечно, в свое время в КГБ были и идеологически убежденные коммунисты. Но большинство составляли профессионалы, выполнявшие поставленные перед ними задачи.
— Это не объясняет связь с Яном Клейном.
— Когда вдруг остаешься не у дел, ищешь работу. Если не предпочитаешь пустить себе пулю в лоб. ЮАР всегда казалась мне и многим моим коллегам прекрасно организованной и дисциплинированной страной. Я не говорю сейчас о теперешней смуте. Так вот, я просто предложил свои услуги по каналам, которые уже были налажены между нашими разведками. Видимо, мои данные заинтересовали Яна Клейна. Мы заключили сделку. И за определенную плату я обязался некоторое время поработать с тобой.
— За сколько? — спросил Виктор Мабаша.
— Речь не о деньгах, — ответил Коноваленко. — А о возможности эмигрировать в ЮАР и о гарантиях работы на будущее.
Импорт убийц, думал Виктор Мабаша. Но с точки зрения Яна Клейна — очень умно. Я бы, наверно, и сам так поступил.
— Еще вопросы есть?
— Потом. В другой раз.
Коноваленко неожиданно проворно вскочил с кресла:
— Туман рассеялся. Значит, дует ветер. Что ж, начнем знакомство с винтовкой.
Следующие дни в уединенной усадьбе, где всегда дул ветер, запомнятся Виктору Мабаше как затянувшееся ожидание неминуемой катастрофической развязки. Но оказалась она совсем не такой, как он думал. Все произошло бестолково, сумбурно, и потом, уже спасаясь бегством, он так и не мог понять, что же случилось.
Внешне все шло по плану, согласно условиям, которые задал Коноваленко. Виктор Мабаша сразу же практически оценил винтовку, которая была у него в руках. На поле за домом он стрелял лежа, сидя, стоя. На другом конце бурого глинистого участка была песчаная насыпь, где Коноваленко устанавливал всевозможные мишени. Виктор стрелял по футбольным мячам, по картонным головам, по старой дорожной сумке, по радиоприемнику, кастрюлям, кофейным подносам и прочим, порой непонятным предметам. После каждого выстрела он слышал по рации результат и чуточку, едва заметно юстировал прицел. Мало-помалу винтовки начала слушаться его безмолвных команд.
Каждый день делился на три части, с перерывами на еду, о которой заботился Коноваленко. Снова и снова Виктор Мабаша думал о том, что Коноваленко много знал и умел, а вдобавок умел передать свои знания. Ян Клейн сделал правильный выбор.
Предчувствие надвигающейся катастрофы шло совсем от другого.
От отношения Коноваленко к нему, чернокожему киллеру-профессионалу. Виктор Мабаша отчаянно старался не слышать презрения, сквозившего в каждом слове Коноваленко, но в конце концов обстановка стала невыносимой. Вечерами, когда его русский наставник принимался пить водку, презрение проступало еще заметнее. Откровенно расистских намеков, которые могли дать Виктору повод взорваться, он себе, правда, не позволял, но от этого было только хуже. Виктор Мабаша чувствовал, что долго ему не выдержать.
Если так будет продолжаться, ему придется убить Коноваленко, хотя это перечеркнет все планы.
Когда они, сидя в кожаных креслах, занимались психологическими проблемами, Виктор замечал, что Коноваленко считает его полным невеждой, который понятия не имеет о простейших человеческих реакциях. Чтобы обуздать растущую ненависть к заносчивому коротышке с серыми, стертыми зубами, он решил играть назначенную роль. Прикидывался дураком, вставлял неподходящие реплики и видел, какое удовольствие получает Коноваленко — ведь, стало быть, его предрассудки вполне оправданны.
