Если так будет продолжаться, ему придется убить Коноваленко, хотя это перечеркнет все планы.
Когда они, сидя в кожаных креслах, занимались психологическими проблемами, Виктор замечал, что Коноваленко считает его полным невеждой, который понятия не имеет о простейших человеческих реакциях. Чтобы обуздать растущую ненависть к заносчивому коротышке с серыми, стертыми зубами, он решил играть назначенную роль. Прикидывался дураком, вставлял неподходящие реплики и видел, какое удовольствие получает Коноваленко — ведь, стало быть, его предрассудки вполне оправданны.
Ночи Виктора полнились воем поющих псов. Порой он просыпался, думая, что над ним стоит Коноваленко, с оружием в руке. Но никого не было, и он до рассвета лежал без сна, а рассвет наступал очень рано.
Единственной отдушиной были ежедневные поездки на машине. В пристройке стояли два автомобиля, и «мерседес» предназначался для него. На втором ездил Коноваленко — куда именно, он не говорил.
Виктор Мабаша колесил по окрестностям, иногда добирался до города под названием Истад, выезжал на приморские шоссе, и только эти поездки помогали ему терпеть. Как-то ночью он пересчитал запасы в морозилке — в усадьбе они пробудут еще неделю.
Я обязан выдержать, думал он. Ян Клейн ждет, что за миллион рандов я исполню то, что должен.
Вообще Виктор не сомневался, что Коноваленко регулярно выходит на связь с ЮАР и передачи ведет в его отсутствие. Еще он был уверен, что плохих вестей для Яна Клейна у Коноваленко нет.
Но предчувствие надвигающейся катастрофы не отступало. С каждым часом приближался переломный момент, когда все его существо потребует убить Коноваленко. Он знал, что будет вынужден это сделать, иначе оскорбит предков и потеряет собственное достоинство.
Однако вышло все не так, как он думал.
Они сидели в кожаных креслах, было около четырех часов, и Коноваленко рассуждал о трудностях и возможностях осуществить ликвидацию с крыши того или иного типа.
Внезапно он оцепенел. В ту же секунду Виктор Мабаша понял, что его насторожило. По дороге приближался автомобиль. Подъехал и остановился.
Оба сидели не шевелясь, обратившись в слух. Дверца автомобиля открылась и снова захлопнулась.
Коноваленко, который не расставался с пистолетом — простенький «люгер» постоянно лежал у него в кармане, — мгновенно вскочил и снял оружие с предохранителя.
— Спрячься, чтобы тебя не было видно в окно, — скомандовал он.
Виктор Мабаша повиновался. Присел на корточки в мертвом пространстве возле камина. Коноваленко осторожно открыл дверь в заросший сад, закрыл ее за собой и исчез.
Виктор не знал, долго ли сидел возле камина.
Но он находился там, когда грянул выстрел.
Тогда он осторожно встал, увидел в окно, что Коноваленко над чем-то наклонился, и тоже вышел из дома.
На мокром гравии навзничь лежала женщина. Пуля Коноваленко пробила ей лоб.
— Кто это? — спросил Виктор.
— Откуда я знаю. Но в машине она была одна.
— Чего она хотела?
Коноваленко пожал плечами и мыском ботинка закрыл мертвой женщине глаза, испачкав грязью ее лицо.
— Дорогу спрашивала. Видимо, заблудилась.
Впоследствии Виктор Мабаша так и не смог объяснить себе, что заставило его окончательно решиться убить Коноваленко — глина на лице у женщины или то, что ее застрелили, когда она спросила дорогу.
Теперь у него появилась еще одна причина — неимоверная жестокость этого человека.
Для него самого было немыслимо убить женщину просто потому, что она спросила дорогу. Равно как и закрыть покойнику глаза, тыча ему в лицо ботинком.
— Ты сумасшедший, — сказал Виктор.
Коноваленко удивленно поднял брови:
— А что мне было делать?
— Мог бы сказать, что не знаешь той дороги, которую она искала.
Коноваленко сунул пистолет обратно в карман.
— Ты так и не понял. Мы не существуем. Через несколько дней мы исчезнем отсюда, словно нас тут и не было.
— Она только спросила дорогу, — повторил Виктор Мабаша, чувствуя, что взмок от возмущения. В убийстве человека должен быть какой-то смысл.
— Ступай в дом, — сказал Коноваленко. — Я тут сам разберусь.
В окно Виктор видел, как он загнал машину женщины во двор, положил тело в багажник и уехал.
Через час он вернулся. Пешком, без машины.
— Где она? — спросил Виктор.
— Похоронена, — ответил Коноваленко.
— А машина?
— Тоже.
— Быстро ты.
Коноваленко поставил кофейник. И с усмешкой обернулся к Виктору:
— Вот тебе еще урок. При самой лучшей организации вечно случается что-нибудь непредвиденное. Но потому-то и необходимо детальное планирование. Когда продуманы все детали, есть и возможность импровизации. Без плана неожиданности создают хаос и смятение.
Коноваленко снова занялся кофейником.
Я убью его, думал Виктор Мабаша. Когда все это кончится и настанет пора расставаться, я убью его. Иного пути нет.
Ночью он лежал без сна. За стеной храпел Коноваленко. Ян Клейн поймет, думал Виктор.
Он такой же, как я. Предпочитает, чтоб все было чисто и хорошо продумано. И не одобряет бессмысленную жестокость.
Я застрелю президента де Клерка, и Ян Клейн покончит с безумным кровопролитием, которое терзает сейчас нашу несчастную страну.
Чудовищам вроде Коноваленко не место в нашей стране. Чудовищ нельзя впускать в земной рай.
Через три дня Коноваленко сказал, что пора уезжать.
— Я обучил тебя всему, что умею. Винтовкой ты владеешь. И знаешь, о чем думать, когда тебе назовут имя того, кто станет твоей мишенью. Пора ехать домой.
— Одна вещь не дает мне покоя, — сказал Виктор Мабаша. — Как я провезу винтовку в ЮАР?
— Вы с ней поедете порознь, — ответил Коноваленко, не скрывая презрения к идиотскому, с его точки зрения, вопросу. — Ее мы доставим по другим каналам. По каким — тебе знать не надо.
— У меня еще вопрос, — продолжал Виктор. — Пистолет. Я ведь ни разу даже для пробы не выстрелил.
— И незачем. Он для тебя самого. На случай провала, Происхождение этого пистолета установить невозможно.
Ошибка, подумал Виктор. В себя я стрелять не стану.
Этот пистолет убьет тебя.
В тот вечер Коноваленко напился, как никогда. С налитыми кровью глазами он сидел за столом и смотрел на Виктора.
О чем он думает? — размышлял Виктор Мабаша. Этот человек хоть раз в жизни любил? Каково быть женщиной, которая делит с ним постель?
Он нервничал. Перед глазами неотступно стояла картина: убитая женщина во дворе.
— У тебя много недостатков, — оборвал его мысли Коноваленко. — И самый большой — это сентиментальность.
— Сентиментальность?
Виктор знал, что такое сентиментальность. Но не был уверен в том, какой смысл вкладывает в это слово Коноваленко.
— Тебе не понравилось, что я застрелил ту женщину. В последние дни ты был рассеян и стрелял препаршиво. В заключительном донесении Яну Клейну я отмечу эту твою слабость. Она тревожит меня.
— Меня куда больше тревожит, что можно быть таким бесчеловечным, как ты, — ответил Виктор Мабаша.
Внезапно он понял: отступать уже некуда. Сейчас он выскажет Коноваленко все, что думает.
— А ты еще глупее, чем я полагал, — сказал Коноваленко. — Видно, у черных это в генах.
Осознав, что он сказал, Виктор Мабаша медленно поднялся:
— Я убью тебя.
Коноваленко с усмешкой покачал головой:
— Нет. Ты этого не сделаешь.
Каждый вечер Виктор Мабаша забирал пистолет со стола в комнате за стальной дверью. Теперь он выхватил его и направил на Коноваленко:
— Не надо было ее убивать. Этим убийством ты унизил и меня, и себя самого.
Коноваленко вдруг словно бы испугался:
— Ты с ума сошел. Ты не можешь убить меня.
— Лучше всего я умею делать то, что необходимо. Встань. Медленно. Покажи руки. Повернись.
Коноваленко повиновался.
Виктор Мабаша едва успел подумать, что что-то не так, как в следующую секунду Коноваленко резко метнулся в сторону. Виктор выстрелил, но пуля ударила в книжный шкаф.
Откуда взялся нож, он не понял. Но Коноваленко сжимал нож в руке, когда с рычанием набросился на него. Падая, они в щепки разнесли какой-то столик. Силой Виктор был не обижен, Коноваленко тоже. Виктор оказался снизу и видел нож у самого своего лица. Изловчившись, он двинул Коноваленко ногой по спине — только тогда хватка ослабла. Пистолет Виктор выронил. И молотил Коноваленко кулаками, а тот словно и не чувствовал ударов. Наконец Виктор высвободился, и в тот же миг левую руку пронзила страшная боль, и она повисла как плеть. Тем не менее он сумел схватить полупустую бутылку водки, развернулся и со всей силы треснул Коноваленко по голове. Тот рухнул как подкошенный и больше не шевелился.
Вот тогда-то Виктор Мабаша увидел, что указательный палец левой руки болтается на тоненьком лоскутке кожи.