исполнять никаких просьб. Будь Фабьен чуть решительнее, то уволил бы его ещё лет десять назад. Но нет, он лишился всей своей прислуги, всей, кроме этого брюзгливого нахлебника и ни к чему не брезгливой Люсинды… От неё был хоть какой-то толк, от этого же недоветеринара никакого толку не было. Но после того, как Юбер нашёл его сына в лесу, после того, как мчался ради него в город, Фабьен терпел все его выходки – и пьянство, и шашни с Люсиндой, и бестактность, с которой тот лез в дела семьи.
– И зачем нам в город? – Юбер усаживался в поскрипывающую временем повозку.
– По делам.
– По каким ещё делам?
– Не твоё дело!
– Куда ж я тогда поеду, если не моё?
И правда, подумал Фабьен, он же не сказал куда.
– В оружейную лавку, доволен теперь?
– Патроны закончились? – Конюх ухмыльнулся. – Сказали бы, я б и сам привёз.
Говоря по правде, Фабьену совсем не хотелось оставаться дома одному – если к нему придут, кто ж его тогда защитит? Лучше уж он будет с Юбером, лучше уж слушать его плебейские бредни, чем не услышать потом ничего. Покойники обычно не слышат.
– Так чего не сказали-то? – не унимался Юбер. – Или, думали, просчитаю вас?
– Ты это, – замахал на него Фабьен, – ты не лезь, куда тебя не просят.
– А я-то думал, чего это вы по птицам стрелять перестали…
– Езжай давай и не болтай лишнего!
Фабьен, кряхтя, поднял одну ногу на ступеньку, почувствовал, как потянул мышцу бедра, застонал, схватился за поручень, медленно подтянул всё тело – и вот уже другой ногой был в повозке.
Повозка прогнулась. Юбер свистнул во все щёки и погнал несчастную лошадь по дороге, ведущей в лес. Кобыла, которой было без малого четверть века, не торопилась никуда бежать; она нехотя перебирала копытами, не слыша ни свиста Юбера, ни причитаний тяжёлого хозяина.
– Что мы так плетёмся, Юбер? – ворчал недовольный Фабьен.
– Да всё как всегда, месье.
– Нет, не как всегда! – Он ёрзал на сиденье, то и дело нащупывая в кармане пустой, бесполезный револьвер. – Почему так медленно, я тебя спрашиваю? Я бы пешком быстрее дошёл.
– Хотел бы я посмотреть, – усмехнулся Юбер, но, поймав колкий взгляд хозяина, подавил подступающий смех. – Лошадь того и гляди издохнет, месье, а вы в город собрались…
– А как же потом за провизией?
– А мне почём знать? Лучше б лошадь новую купили, а эту пристрелить бы…
– Тебя хлебом не корми, дай кого-нибудь пристрелить, ветеринар хренов.
– Не хочется мучить скотину, – гундел Юбер, – она вон еле дышит, хуже, чем вы, месье, как бы не померла по дороге…
– Что значит «хуже, чем я»? – возмутился Фабьен. – Нормально я дышу, – он повысил голос, закашлялся и задохнулся.
– Отдышались? – спросил Юбер минут через пять.
– Отдышался, – рявкнул Фабьен.
Насчёт этой кобылы Юбер был прав: помереть она могла хоть сейчас, вот только купить другую было не на что.
– Так чьи это были часы? – спросил после недолгого молчания Юбер; он вообще не умел долго молчать.
– Какие часы? – спохватился Фабьен.
– Которые я вам давеча принёс.
– Откуда мне знать.
– Может, доктора?
Фабьен не хотел вспоминать о часах; он знал, чьи они были, он знал, что не доктора, что доктор здесь вообще ни при чём, но поговорить об этом странном типе ему хотелось.
– Может, и доктора, – Фабьен кивнул.
– Не нравится он мне, – Юбер скривил рожу.
– И мне! И мне не нравится, – завопил Фабьен так радостно, будто встретил в этом конюхе и соратника, и друга, и всех в одном.
– Он своим носом чуть землю не вскопал, – сказал Юбер, – зубами вцепился в корни, как зверь какой…
– Ты его что, так и нашёл? Что, прямо-таки зубами? – вытаращил, насколько это было возможно, заплывшие глаза Фабьен.
– Да, – протянул Юбер. – Весь рот в этой коре… Я думаю, это он от боли.
– От какой боли? – Фабьен похолодел.
– От какой, от какой – от обычной… Мне вон когда на войне пулю из плеча доставали, я чуть палку не раскусил; главное, что не язык.
– На какой войне, Юбер? Ты не воевал!
– А мог бы…
– Да ну тебя!
– Но пулю мне всё равно доставали, – продолжил конюх.
– Почему ты постоянно врёшь?
– Да не вру я! В трактире поймал. Хотите, покажу? – Он начал засучивать длинный рукав.
– Не надо, бога ради, мне ничего показывать! – Фабьен зажмурился.
– Вот я и говорю: чтобы язык не откусил, мне палку между зубов и…
– Лучше б ты его откусил!
– Кого?
– Язык свой!
Юбер фыркнул и замолчал. Фабьен ещё что-то гундел себе под нос, но вскоре тоже притих. Он не любил, когда на него обижались люди, даже если то был конюх, даже если такой противный, как Юбер. Так они и ехали молча по извилистой узкой дороге, что из года в год становилась всё у`же, будто сама природа отреза`ла их старый дом от внешнего нового мира. Крыша повозки цеплялась за нависшие ветви, и те медленно скребли по ней раздражающим скрежетом, будто ногтем по стеклу.
Страх нарастал в животе Фабьена.
– Значит, от боли, говоришь? – нарушил он тишину.
– А от чего же ещё, – как ни в чём не бывало ответил Юбер.
«Они мучили доктора, – понял Фабьен, – может, спутали со мной… Но если им нужны документы на дом, они могли прислать его, чтобы тот всё нашёл… Он – их человек, точно их. Вот почему он засел в моём доме… Вот почему! Но если он с ними…» – Мысль Фабьена оборвалась, растеряв и логику, и смысл.
– …Представьте себе, никаких.
– Что никаких? – опомнился месье.
– Следов, говорю, никаких, – повторил Юбер.
– Каких следов?
– Хотя бы избиения! Он ещё когда на земле лежал, я его окликнул – ничего; ногой пнул…
– Юбер…
– А то вы бы не пнули…
– И я бы пнул, – согласился Фабьен.
– Так вот, реакции, говорю, никакой. Пульс пощупал – вроде живой… Он в пижаме был, я её одёрнул, на спине ничего; перевернул – и на животе всё чисто.
– Значит, не избили, говоришь…
– Похоже, что нет.
– Понятно всё.
– Что понятно?
– А то, что я был прав, – сказал Фабьен.
– Пьяный он, что ли?
– Ты хоть запах учуял?
– В этот раз я, знаете ли, не принюхивался.
– Потому что от самого, как от свиньи.
– Я и обидеться могу.
– Под морфием он.
– Вот тебе и доктор…
– Гнать его надо.
– А как же Жоэль?
Фабьен промолчал.
Жоэль был его болью, о которой он постоянно пытался забыть. Может, и пил-то лишь из-за этого… Нет, Фабьен знал, что до
