Ознакомительная версия.
— На кого? — одними губами спросила она.
— На Вику! Причем она сама меня обвинила. Свидетелей же того, что за рулем была не я, а другой человек, нет. И, значит, доказать, что я не виновна, будет сложно.
— И ты так спокойно об этом говоришь?!
— Пожалуй, я уже адаптировалась к неприятностям. Когда они происходят постоянно, то не ужасают, а становятся нормой жизни. Кстати, судя по запаху, рыба готова. Предлагаю снять пробу.
— Пахнет просто восхитительно, но, увы, мне уже пора. Обещала дочке, что к фильму, который она обязательно со мной хотела посмотреть, приду.
— Жаль. Но дочка — это святое. Приходи в следующий раз с ней. И Андрюша уже домой вернется, поиграют вместе.
— Да, непременно. Надеюсь, у тебя все будет хорошо и обвинение снимут.
— Может быть, — загрустила я. — Правда, учитывая степень моей везучести, я в этом уже сомневаюсь.
Я закрыла за Галиной дверь и, вспомнив, что так и не дозвонилась Даниилу, пошла к телефону. Обнаружила снятую с аппарата трубку и суетливо сунула ее на базу. Естественно, телефон отключили. Пришлось разыскивать, где я оставила сотовый. Потратив минут пять на поиски, обнаружила его завалившимся между диванными подушками и отключенным — вероятно, я случайно нажала не ту кнопку. Но едва я включила мобильник, как он немедленно зазвонил.
— Диана, — снова зашептал бесполый голос, — зачем сотовый отключаешь? Нехорошо… А выслушать меня все равно придется. Так что ты не бросай трубочку, это в твоих же интересах.
Я попыталась сказать «Да», но только невнятно хрюкнула. В трубке засмеялись:
— Испугалась? Думаешь, откуда я номер твоего сотового знаю? Это для тебя еще не самое страшное, — продолжал издеваться голос. — Например, я знаю, что именно ты хотела убить Вику. И даже в курсе, за что. А еще у меня есть неопровержимые доказательства твоей виновности, и если не хочешь ознакомиться с ними в милиции, придется поторопиться. Завтра ровно в два часа дня ты должна положить двадцать тысяч долларов в ячейку камеры хранения на вокзале. Жди звонка. Номер ячейки я скажу тебе потом.
И телефон замолчал.
Я обессиленно рухнула в кресло. Трясущимися руками зачем-то расправила складки на одежде, потом всхлипнула и тихонько заскулила.
Звонивший точно назвал сумму, которую я могла беспрепятственно получить в банке в любой момент. Может быть, у меня началась самая что ни на есть параноидальная паранойя, но мне навязчиво казалось, что это человек, без сомнения, из самого близкого моего окружения. Потребуй он тридцать тысяч — мне пришлось бы обратиться за помощью к мужу или к друзьям. Но нет — ровно двадцать. Столько, сколько лежит у меня на счету в банке, а следовательно, я могу быстро и тихо их снять и отнести вымогателю. И тем самым избавиться от неприятностей.
А может быть, наоборот — попасть в еще большую беду, потому что вымогатель решит, будто я испугана, и станет шантажировать меня и дальше.
Когда-то давным-давно, в далеком детстве, дети в нашем дворе играли в «ловитки».
— Апанас, Апанас, лови кошек, а не нас! — кричали они и с визгом разбегались в разные стороны.
«Кто такой этот Апанас? Зачем ему ловить детей? А что он будет делать с ними потом?» — размышляла я, стоя в стороне, по причине малолетства не принятая в игру.
Детей было жалко, кошек тоже. Но еще более жалко себя, потому что совсем непонятно, кого надо опасаться. Может быть, деда Панаса из второго подъезда? Тогда почему ребята кричат «Апанас», а не «Панас»?
Но спрашивать у самого деда Панаса, зачем ему дети, было жутко. Так и не найдя ответа, я стала на всякий случай держаться от него подальше. И хотя старик не проявлял совершенно никакого интереса ни ко мне, ни к остальным детям, но вдруг людская молва не лжет?
И вот сейчас я тоже боюсь. Если тогда, давно, у моего страха имелось имя, то теперь опасность была везде. Я не знала, кому верить, а кого избегать. Не могла понять, кто затеял со мной странную игру, и, главное, что в ней стоит на кону.
Я рухнула в кресло, поджала к подбородку ноги и обхватила колени руками. Снова мысленно перебирая все события по порядку, я постаралась не упустить ни малейшей детали. И вдруг вспомнила о своем визите в больницу и о встрече с Яковлевым.
— Господи, как же я забыла про диск! Где же он, черт побери? — бормотала я, вытряхивая все из сумки.
Диска не было. Я прощупала сумку и от разочарования запустила ею в стенку. Раздался глухой шлепок, и на пол вывалился белый конвертик с диском. Где он был, для меня так и осталось загадкой. Наверное, провалился в другое измерение.
Компьютер грузился издевательски медленно. Я нервничала и вышагивала из угла в угол. Наконец загрузка закончилась, на диске оказалось два вордовских файла. Первый был озаглавлен одинокой буквой «Ф», второй — «Д-к». Но оба были запаролены! Я отправила их в память компьютера, чтобы в случае чего отдать Яковлеву его диск, и стала пробовать все возможные пароли. Дата рождения Яковлева… та же дата, но с его инициалами, набранными латиницей, потом прописными буквами, написанными задом наперед… Номер его дома, название улицы, город, в котором он родился… любимый одеколон, любимый цвет, любимый писатель… Все было зря, файлы не открывались. Табличка, извещающая о том, что пароль набран неправильно, каждый раз вылетала с мелодичным звоном, мне он уже казался просто отвратительным.
— Вцепилась, — недобро высказалась я в ее адрес, — как кот в мясо, не отдерешь.
И вдруг меня осенило. Когда я вынимала диск, мне показалось, что на внутренней стороне конверта написано какое-то слово. Может быть, там как раз пароль? Быстро схватила конверт и заглянула внутрь. Так и есть, там стояло «Федот».
Я быстренько вбила пароль в окошко файла, и он открылся.
— Батюшки! — пробормотала я, едва взглянув на содержимое. — Вот уж не подозревала, что Яковлев промышляет ремеслом папарацци… Да за такие снимки не только побьют, а и голову оторвать могут!
На фотографиях — их было четыре — ссорились мужчина и женщина. Оба были мне хорошо известны мне: мэр города Виктор Правдин и ныне покойная его жена Леся.
Крупный план лица Виктора, искаженного злостью, и Леся, вытирающая слезы. Виктор, швыряющий что-то в Лесю. Опять крупный план: Виктор с озверелым лицом трясет Лесю за плечи. И, наконец, на четвертом, последнем, снимке — Леся, падающая на пол рядом с камином.
— Боже мой! — в ужасе прошептала я. — Неужели это Правдин убил ее и отнес в ванну? Бедная Леся…
— Данюша! — вопила я в трубку, — мне срочно нужно тебе кое-что рассказать!
— Потом, все потом. Я уезжаю.
— Что? — поперхнулась я от негодования. — Ты, наверное, не понял, я хочу тебя видеть немедленно!
Даниил тяжело вздохнул и сказал тоном, каким разговаривают с непослушными дитятками:
— Понимаешь, мне сейчас никак не вырваться. А вот чуть позже…
— Ах, так? Тогда я приеду к тебе сама!
Аргумент был убийственный. Я прекрасно знала, что Дан не выносит, когда я в позднее время перемещаюсь по городу в одиночестве. Тем более после всего произошедшего он будет категорически против.
— Только попробуй! — заорал муж, мигом растеряв свое спокойствие.
— И попробую! А если не застану тебя на месте, заночую у кого-нибудь из подруг!
И я мстительно бросила трубку.
Конечно же, телефон сразу зазвонил.
— Не надо тебе никуда ехать, я сейчас сам буду. Собирайся, поедешь со мной. По дороге все расскажешь.
Я радостно влезла в джинсы, надела легкую куртку. Потом подумала и взяла с собой ноутбук и диск с фотографиями. На всякий случай — вдруг Даниил соблаговолит по дороге посмотреть.
Вскоре он подъехал и позвонил мне снизу, решив не подниматься. Я аккуратно открыла тяжелую подъездную дверь, стараясь не напрягать больное плечо, и с неудовольствием посмотрела на Даниила: обычно он открывал мне двери, даже когда я была здорова, а тут будто бы и забыл обо всем.
Муж сидел в машине, задумавшись.
— Давай быстрей, поехали, — сказал он, едва я подошла, и только потом спохватился: — Ой, извини, что не помог.
— Да ладно уж, — милостиво простила его я. — Рассказывай, что тебя так из колеи выбило?
— Елена нашлась. В соседнем городке. Я… а точнее — мы с тобой сейчас едем туда. Знаешь, когда я впервые встретил ее, — продолжал он, — она была в нежно-лазоревом платье, удивительно шедшем к ее огромным голубым глазам. Облако белокурых волос обрамляло худенькое личико, а от всей фигурки веяло такой трогательной беззащитностью, что хотелось ее приласкать и обогреть…
Я покосилась на него и, заметив смягчившую обычно суровые черты его лица нежность, почувствовала укол в сердце. И ворчливо обронила:
— Я ревную.
— Ну что ты, — грустно улыбнулся супруг, — это было так давно, будто в другой жизни. А воспоминания о неповторимых днях юности всегда вызывают ностальгию. Так что зря ты ревнуешь. Знаешь, она много рассказывала мне о своем детстве. Как-то раз, ей было лет пять, сестра Ольга, улучив момент, когда отец надолго ушел, принесла мороженое и необыкновенно вкусные пирожные с кремом, которые были запрещены в их доме. Маленькая Елена перепачкалась с ног до головы, и Ольге пришлось торопливо ее купать, при каждом шорохе оглядываясь на дверь. А спустя три года отец уехал на моления в другой город. Ольге удалось где-то раздобыть денег, и она устроила младшей сестре праздник — повела ее в парк. Там было так весело, что когда пришло время уходить, Елена расплакалась. Но, считая себя взрослой, стыдилась своих слез, хоть и не могла их сдержать. Тех воспоминаний хватило потом на много безрадостных лет после бегства Ольги. Видно, смерть матери и исчезновение сестры подорвали детскую психику, потому что Лене постоянно снились кошмары. Она даже рассказывать не могла о них спокойно, у нее сразу текли слезы. Я пытался уговорить ее пойти к врачу, интуитивно понимая, что повторяющийся сон должен иметь какую-то предысторию, но она каждый раз упиралась. И еще у нее была большая обида на сестру.
Ознакомительная версия.
