Я разобралась с десятком кранов, педалей и кнопок, венчавших изголовье этого сверхмощного агрегата из абрикосового цвета фаянса, усилила напор и вознеслась на упругих струях, в пене, почти до вершин блаженства.
Почти…
Потому что уже здесь я впервые ощутила незримое присутствие Хозяйки, Настоящей Женщины, которая, конечно же, если и не проектировала сама, то приспосабливала этот водяной рай под себя: от матовых бестеневых плафонов и бра, вделанных в стены, облицованные кремовой итальянской плиткой, по которой порхали темно-коричневые и желтые бабочки и стрекозы, до множества удобных шкафчиков, полок и полочек, заставленных сосудами с пенами, шампунями и ароматными солями, удобными пуфами из не боящейся влаги кожи, чайным столиком поодаль, на котором еще стоял чайник марки «Мулинекс», были видны неубранная массивная чашка, а в пепельнице — бугристой громадной океанской раковине с перламутровым чревом — еще лежал изжеванный окурок коричневой сигарки со следами губной помады.
Низкое удобное кресло из такой же кожи, как и пуфики, было сдвинуто под большой колпак для сушки волос, возле кресла валялись домашние туфли без задников, в опушке из рыжего меха, и мне вдруг показалось, что хозяйка всего этого только вышла на миг, сейчас вернется и скажет: «А с чего это ты забралась в мою ванну, девка?»
Я как-то сразу погасла и, хотя в песочных часах еще струилось, выдернула пробку, чтобы спустить воду, ополоснулась из душевой головки и вылезла из джакузи. На сушилке висело мохнатое банное полотенце, но им уже пользовались, я сдвинула створку зеркального стенного шкафа, взяла из стопки свежее полотенце, накинула на плечи и уселась под колпак сушиться.
Поглядела на валявшиеся меховушки, но надевать туфли не стала, хотя они могли бы и подойти.
По Элге Карловне можно было проверять хронометры — она появилась точно в тот миг, когда в часах упала последняя песчинка. Она успела переодеться в рабочий комбинезон из ношеной джинсы, с лямками и карманом на груди, голову по брови повязала тугой синей косынкой и была похожа на мастерового, которому предстоит работа. На плече она несла махровый халат, а в руках — поднос, на котором лежала сдобная булка и стояла большая кружка с чем-то черным и дымящимся.
Она бросила мне на колени халат, я надела его, даже мне он был велик, явно с плеча Туманского.
— Это необходимо кушать, — сказала Элга. — А это глотать…
Она выложила розовую капсулку.
— Зачем?
— Это не наркотик. Просто дает большой стимул. Чтобы не спать. Я полагаю, что нам предстоит ночь без сна… День тоже.
— А это что такое? — пригубила я из кружки ароматную жидкость с непонятным привкусом, что-то горько-сладкое, пряное, с запахом корицы и мускуса.
— Это для энергичности, — усмехнулась она, заметив мои колебания. — Мой рецепт… Проверено на моем организме. Если этим зарядить ракету, можно лететь на Луну…
— На Луне мне, кажется, делать нечего, — вздохнула я. — А вот во что я у вас запряглась?
— Не надо печали… Это просто полезно и вкусно. Она одобрительно покивала, когда я начала есть, сдоба была свежая, запивочка тоже годилась, но больше всего мне понравилось, что она не стала смотреть, как я жую, а деловито занялась приборкой, подтирая мокрые пятна на полу, переставляя флаконы, а попутно вынула откуда-то большие вьетнамки и положила у моих ног.
Потом она уселась на пуфик поодаль и закурила, щелкнув золотым портсигарчиком.
— Я полагаю, вы имеете любопытство, — сказала она неожиданно мягко. — У нас есть еще десять минут. Спрашивайте! Симон приказал мне на все отвечать…
— Вы кто?
— Если не нарушать формальной логичности, официально я — никто, — подумав, сказала она. — Если исходить из того, что я умею, то в вашем возрасте я считала себя художником, у меня хорошо шла керамика, я имела сильную муфельную печку и увлекалась эмалью с перегородками. Да, именно так, перегородчатая эмаль. По старинным рецептам. Я умею хорошо фотографировать, немножко конструирую одежду для дам большой полноты, немного визажирую, немножко перевожу с немецкого, немножко музицирую, играю в бридж на уровне чемпионов и люблю лошадей… Достаточно?
— Не очень, — честно призналась я. — Вы немка?
— Нет. Я латышка. Из Курляндии. Но я училась в Дрездене. Меня посылали в художественный техникум, когда Дрезден был народно-демократическим, а Латвия считалась советской… Наверное, это не очень существенно, а?
— Ладно, — согласилась я. — Давайте посущественней… За что вам платят?
— Это довольно трудно объяснить. — Фарфоровое личико ее оживилось, она забавно дернула носишком и зафыркала, и я не без изумления поняла, что она умеет не только орать, как капрал, но и хихикать. — Я имею большую известность как специалист по «нюшкам»…
— По чему?!
— О, это очень просто! Я работаю как папа Карло! Я беру обыкновенное дикое деревянное бревно, определяю срок исполнения заказа, назначаю мою цену… И работаю! Иногда это занимает три-четыре месяца, иногда не меньше года, но часто бывают случаи, когда я расторгаю контракт очень спешно… У меня уже есть опыт, и мне хватает нескольких дней, чтобы понять, что мои усилия не приведут к реальному результату, что полено останется поленом, даже если я научу его говорить по-человечески, не ковырять в зубах вилкой за столом, не увешивать себя драгоценностями, как рождественская елка, если выходишь на прогулку с модной собакой, ну, и как высшее достижение — отличать скрипку от виолончели, Первый концерт Чайковского от «Что же ты, зараза, бровь свою подбрила…», а кредитную карточку — от географической…
— Это вы так шутите?
— О, если бы! — Янтарные глаза ее потемнели. — У меня есть опыт! Они все обезумели от неожиданных громадных денег.. Им кажется, что стоит только немного заплатить, и они превратятся в настоящих дам, истинных женщин, не просто смазливых, но таинственных, влекущих, недосягаемых. Никто из них не может понять, что быть женщиной — это не только сумма уловок, пластические операции, гормональные впрыскивания и десятки тысяч на косметику или платье от Юдашкина! Нужен мозг, нужен характер, нужно желание, доходящее до отчаяния! Конечно, можно понять их мужей… Они хотят демонстрировать публике что-то представляющее настоящую ценность, а не просто детородную машину для производства наследников! Но что они понимают, эти выскочки? Вчера он еще командовал своей братвой, носил на шее «голду» весом в три кило и носился на краденом в Европе «пятисотом» «мерседесе»… Сегодня до него дошло — он занимается легальными делами, его научили завязывать галстук, ходить в начищенной обуви, носить скромные, но по-настоящему дорогие костюмы, и ему объяснили, что отечественная «Волга» — это тоже становится модным и даже патриотичным. Но даже самые умные и способные из этих новых, а среди них я встречала действительно очень талантливых в бизнесе мужчин, не могут представить, что только моих усилий мало! Что я могу поделать с его даже горячо любимой супругой, если ее по-настоящему интересуют только тряпки, она лопает, как поросенок, и пьет, как матрос с рыбацкого сейнера, спит до полудня, отвергает всякую дисциплину, не понимает, что такое режим, совершенно убеждена, что если у нее вилла в Испании или особняк во Фриско, то она может орать и топать ногами на любого, у кого всего лишь жалкая сберкнижка в сберкассе! Я таких называю «нюшками» и сбегаю от них почти немедленно! Нет, у меня, конечно, есть настоящие удачи… Иначе у меня бы не было имени! Но я их могу пересчитать по пальцам… И это почти за десять лет!
Она говорила это небрежно, весело, рассекая пальцем дымок от сигареты, и, казалось, распахнулась как теплая дружеская ладошка. Но настоящего веселья в ее голосе не было; я понимала, что она пытается оценить и определить меня по ответной реакции, как бы дает понять, что я разделю ее иронию, потому что она поднимает меня на уровень выше «нюшек», смогу по достоинству оценить ее как некоего Пигмалиона в юбке, который ваяет и пытается оживить тупых Галатей российского разлива, но мне все время казалось, что меня то и дело касается, почти ласково, пушистая невесомая кошачья лапа, готовая мгновенно выпустить острые и опасные когти.
Она ловко ушла от ответа на мой вопрос, когда я спросила, во что впрягаюсь, я сделала вид, что не заметила этого, с удовольствием приканчивала сдобу и пила из кружки — смесь была действительно мощная, допинговая, я буквально чувствовала, как к щекам приливает кровь, сонная одурь и размеренность после купания исчезают, и, в общем, я начала задумываться над тем, есть ли возможность хоть как-то улепетнуть от этой милой онемеченной латышки и унести ноги за пределы столь мощно охраняемой территории. С Гришунькой, конечно.
Но голышом это делать я не собиралась. К тому же кое-что меня действительно интересовало, и я как можно наивнее сказала:
