Прикрыв ладонью глаза от яркого света, Уайльд убедился, что она не ошиблась: это были освобожденные им невольницы, потерявшие верблюда с запасом воды.
— Лучше позови их сюда.
— Они голодны и измучены жаждой, мистер Уайльд. И потому могут быть опасны.
— Далеко отсюда до ближайшей воды?
— Мы должны дойти до нее завтра.
— Значит мы можем поделиться с ними водой. К тому же мы вооружены, не забудь.
Серена повесила винтовку на плечо, вышла из-за деревьев и, сложив ладони рупором, что-то крикнула. Женщины поспешно направились к ним. Серена, демонстративно взяв оружие наперевес, жестом указала на финики и одну из канистр. Женщины улыбнулись Уайльду и жадно набросились на еду. Брикет фиников они кромсали ножами, снятыми с трупов туарегов. Глядя на них, Уайльд подумал, что он сейчас находится в обществе трех наиболее выносливых и боевых женщин, каких ему когда-либо приходилось встречать. Две бывшие невольницы были лишены пугающего, доходящего до кровожадности аморализма Серены, но зато обладали силой и агрессивностью женщин, привыкших к физическому труду и борьбе с соперницами при помощи рук, а не языков. При должном управлении они могли представлять собой огромную силу — если, конечно, ими вообще можно было управлять.
— Было бы хорошо, если бы ты перевела кое-что для меня. Я хотел бы поговорить с нашей толстой подругой.
Серена окинула его старомодным долгим взглядом.
— А разве я не могу удовлетворить вас, мистер Уайльд? Наверно вы человек с потрясающим аппетитом.
— Не ворчи, и слушай меня. Наш враг — Инга. Я не имею ни малейшего желания сражаться с твоим дедом и его людьми. Вчера я уже сказал тебе, что уважаю их самих и цели, которых они пытаются достичь. Я надеюсь, что нам удастся добром пробраться в Центр Вселенной и выбраться оттуда. Ну, а если не удастся, то четверо вооруженных людей, вероятно, произведут на Последователей Бога больше впечатления, чем двое. У нас четыре винтовки, а теперь и четыре человека.
— Вы хотите доверить винтовки эти двум?
— Если наша тактика окажется верной, то им даже не придется увидеть ни одной пули живьем. Но знать об этом будем только ты и я.
— Вы действительно мудрый человек, мистер Уайльд. Да. Четыре человека, вооруженных винтовками, заставят задуматься даже Последователей. Конечно, будет не так просто их прокормить. Но скоро мы выйдем из пустыни, а они пригодятся нам, когда мы подойдем к озеру. Да. Не в еде дело. Они должны пойти за вами, и только за вами.
— Только опасаюсь, не будет ли здесь какого-нибудь подвоха.
— Нам нужно подчинить толстую. — Глаза Серены вспыхнули. — Она лидер во всем. Она поставила себя выше черной, и черная будет поступать так, как она скажет. Необходимо заставить ее повиноваться вам.
— Готов выслушать любые предложения.
— Вы можете выпороть ее. Но ее нужно будет избить очень сильно, и потом она будет ненавидеть вас, так же как того старика. О, она последует за вами, и будет повиноваться вам, но лишь до тех пор, пока вы полностью контролируете ситуацию.
— А тогда с удовольствием поможет терзать меня. А нет ли менее болезненного пути?
— Вы, мистер Уайльд, обладаете бесконечным обаянием, — глаза Серены стали глубокими и мечтательными.
— О, если бы это было в дождливой, туманной и холодной Англии. А ты не будешь ревновать?
— К этой корове? Ложитесь на нее — после этого вы только больше станете желать меня. Идите в палатку. Я договорюсь с нею.
Уайльд сидел в палатке, слушая громкий смех, раздававшийся снаружи. Дверной занавес отодвинулся, и вошла Серена, сопровождаемая толстой арабкой.
— Она согласилась поговорить с вами.
Женщина улыбнулась. Зубы были самой привлекательной деталью ее облика. Теперь, при ближайшем рассмотрении, она оказалась даже моложе, чем показалась вначале, но все же была, и чересчур толста и слишком плотно покрыта пылью. Глядя на нее Уайльд вспомнил своем первом посещении публичного дома в качестве военнослужащего. Это случилось более двадцати лет тому назад… Серена указала на одеяло, и женщина скинула сандалии.
— Ее зовут Фатима, — заявила Серена.
— Да быть этого не может!
Серена улыбнулась в ответ.
— Так я назвала ее, мистер Уайльд. Ее настоящее имя совсем не так
красиво. Или же, выражаясь вашим языком, не столь многозначительно.[28] А негритянку я назвала Джоанной. Это имя мне никогда не нравилось.
— Спроси, как она сюда попала.
— Они ехали вслед за нами, мистер Уайльд, и догнали бы нас раньше, но сначала нужно было поймать старика.
— Ты наверно шутишь?
— Я знала, что они не оставят его в живых. Вам нужно было разрешить мне застрелить его. Таков обычай нашего народа, мистер Уайльд. Мы не забываем обид. Они очень довольны обстоятельствами его смерти. Он умирал очень долго. А потом они были должны прятаться, чтобы не попасться полицейскому патрулю.
— Но зачем?
— А помните, что сказал капитан Фор. Они совершенно не хотят, чтобы их отсылали домой, а потом устраивали на общественные работы.
— Ладно. Скажи ей, что беседа закончена. У меня болит живот.
— Теперь вы уже не можете отказаться от нее, мистер Уайльд. Тогда она возненавидит вас сильнее, чем старика. В любом случае он должен был умереть. В пустыне нет места милосердию. Теперь, узнав это, вы станете сильнее, правда? А они нужны нам, мистер Уайльд. Я тоже беспокоилась из-за того, что нам вдвоем трудно будет попасть в Центр Вселенной. — Она села, скрестив ноги у дальней стенки палатки. — Я останусь здесь и посмотрю, чтобы все было в порядке.
— Твое чувство юмора убивает меня.
— О, это нисколько не заденет меня. Мне даже будет интересно. А Фатима не станет возражать.
— Она-то, возможно, и не будет. Но я могу сообщить тебе, кого это наверняка заденет. Уже задевает. Да между твоим взглядом и воспоминанием о покойном старике я и вздохнуть толком не смогу.
— Это только к лучшему. Она будет считать, что вы нарочно сдерживаетесь, когда берете ее. Она темная шлюха из пустыни. А теперь лучше было бы начать. — Она сказала что-то Фатиме, та, ненатурально захохотав, легла на спину и, задрав ногу, провела облепленным песком большим пальцем по груди Уайльда.
— Ты, помнится, говорила что-то о чистоте…
— Я принцесса, — ответила Серена, — а она потаскуха.
(ii)
На следующее утро они встретили караван из Mao, и узнали, что на юге прошел смерч, который разрушил много домов и вообще причинил массу разрушений. Но дождя все еще не было. Серена, скромно улыбаясь, перевела приветствие Уайльда, и купила у встречных еды, потратив часть денег, отнятых у туарегов. Вечером они разбили лагерь в настоящем оазисе, точь-в-точь таком, какие описаны в приключенческих романах, украшенном рощицей финиковых пальм. Там обитало семейство арабов; они пригласили приезжих к обеду, поднесли им большой кувшин финикового мериссе, почти такого же, какой Уайльду довелось попробовать в Центре Вселенной, наполнили этим напитком свободную канистру пришельцев, и непрерывно хихикали, закрыв лица руками.
— Я сказала им, что вы сумасшедший англичанин, — объяснила Серена, — который путешествует по Африке со своим гаремом. Что, впрочем, недалеко от истины. Джоанна хочет придти в вашу палатку.
— А я хочу поберечь силы.
— Но я обещала ей, мистер Уайльд, а Фатима все время рассказывает ей о том, какой вы искусный любовник. Конечно, это может произойти только завтра. Я сказала им, что я ваша первая жена и мне положены дополнительные ночи.
— Ты и представления не имеешь, какую тяжесть сняла с моих плеч. А это что такое? — Что-то тяжелое шлепнулось ему на загривок.
— Это дождь. Я знала, что он вот-вот начнется.
Не прошло и часа, как разразился ливень. Он всю ночь барабанил по палатке, и на следующее утро мир поразительно изменился — он стал влажным и серым. Серена ругалась, кричала и наконец выволокла Фатиму и Джоанну наружу, пообещав, что сегодня они сделают лишь несколько миль на юг. От оазиса шла утоптанная дорога, вьющаяся между скалами; дождь обратил этот путь в кошмарное видение. Вода рушилась отвесно, мгновенно затопляя каждый след, капли несильно, но с ужасающей неумолимостью били по голове, плечам, спине и груди, разлетаясь в пар от ударов. Очень скоро хайк Уайльда промок насквозь и к тому же изрядно сел. И туника и шаровары ощутимо уменьшились и превратились в мокрый кокон. Его верблюд фыркал и шлепал ногами по грязи. Впереди низко согнувшись ехала Серена, а Фатима и Джоанна, вцепившись друг в дружку сидели на одном седле и подавленно молчали.
Растительность прямо на глазах лезла из земли, зато дорога разрушалась с такой же быстротой: измельченная в порошок прошедшими караванами земля уносилась с водой, непрерывно промывающей в почве овраги и овражки. Верблюды, скользя и увязая в жидкой глине, шли все медленнее. Ночлег оказался очень неуютным: все четверо улеглись на мокрую землю в протекающей палатке, в которую то и дело прорывались струи воды. О том, чтобы разжечь костер, не могло быть даже и речи, и поэтому они поели фиников и подсластили жизнь мериссе. После ужина даже Джоанна, видимо, почувствовала, что в нынешних условиях лучше всего попробовать заснуть.
