Гордеев попросил сделать это для него. Если не трудно.
— За деньги для нас, — сообщил Макс, — ничего не трудно! Ну что, справочку посмотрели?
— О черт, я и забыл!
— Ну вот, — обиженно прогудел Макс, — а говорили — срочно, срочно…
Гордеев моментально исправил оплошность, залез в почтовый ящик и выудил оттуда заказанную справку.
«Мишель Блан, его семья и бизнес.
В 1990 году во Франции умер Жан-Люк Блан — владелец журналов, машин, самолетов. И еще — крупнейшей во Франции компании по производству арманьяка. Когда этот человек попадал в затруднительные ситуации, он любил повторять: «Что бы на моем месте сделал Джон Уэйн?», имея в виду знаменитого американского актера, прославившегося в вестернах. В отличие от своих детей, ведущих ныне довольно скучный буржуазный образ жизни, Жан-Люк Блан выстроил свою жизнь как приключенческий роман, как захватывающий американский вестерн. Выходец из заурядной семьи, он сумел поставить под свой контроль мощные отрасли французской индустрии. Но когда он умирал в элитной французской больнице от инфекции в результате перенесенной операции, ему не могли помочь ни любимый киногерой, ни вся мощь его промышленной империи. Франция — это не Америка и не Россия. Здесь практически невозможно стать миллионером, если вы не родились в соответствующей семье. Но для Жан-Люка Блана слова «невозможно» не существовало. Всю жизнь он занимался тем, что превращал свои фантазии в заводы и капиталы. Может быть, феноменальным успехам этого человека, родившегося в 1932 году, способствовало то, что он был земляком Д'Артаньяна, гасконцем — таким же прямым, упорным, бесстрашным и хитроумным, как и литературный герой.
По образованию Блан был простым инженером, но он уже в юности научился использовать то, что во Франции дороже золота — связи. Его однокашником по институту оказался сын владельца знаменитой авиационной фирмы «Рассо». Это открыло Блану дорогу в мир крупного бизнеса. Начав в конце пятидесятых годов работать в компании «Рассо», Блан вскоре получил предложение перейти в небольшую семейную фирму, в которой тогда числилось около тысячи сотрудников. Блан рискнул расстаться с процветавшей компанией и связал свою жизнь со скромным предприятием по производству электроники, работавшим на оборону. С юности Блан-старший любил технику и занимался производством различных механизмов. Но…»
Гордеев пролистнул эту страницу, она была ему неинтересна.
«…У Блана было пятеро детей, так что его колоссальный капитал, оцениваемый в три с половиной миллиарда долларов, был распылен между ними…»
И что же? Ага, вот.
«…Третий сын Блана — Мишель унаследовал арманьячную империю «Петит Шампань», которую его отец скупил по долговым векселям еще в шестидесятых годах двадцатого века. Мишель Блан не отличался энергией своего отца, и единственное, что он от него унаследовал помимо денег, — это любовь к кино. Неоднократно он пытался стать кинопродюсером, но трижды его проекты проваливались в прокате, и в конце концов он успокоился, довольствуясь комфортной ролью зрителя, ну и, конечно, бессменного поставщика элитного французского напитка.
Мишель Блан холост и в свои сорок лет по-прежнему считается одним из самых завидных женихов Франции. Он живет в Монте-Карло. У него есть двое детей, родившихся в результате связей с секретаршей компании и бразильской королевой красоты. Детей этих он с легкостью признал и своими заботами не обделяет. Однако желтая пресса Франции, тщательно следя за его личной жизнью, делает вывод, что Блан не стремится связывать себя узами брака с кем бы то ни было. Исключение составили отношения с русской актрисой Милой Монаховой. Монахова снялась в ролике, в котором рекламировала арманьяк, выпускаемый на заводах Блана, и виноторговец не смог не обратить внимания на столь обворожительную и знаменитую женщину. Блан прислал Монаховой ящик арманьяка и в дальнейшем присылал его на праздники и на ее день рождения, так что этим замечательным напитком актриса была обеспечена впрок. Роман же у них был недолгим — он длился всего неделю или дней десять. По слухам, Блан потерял голову и хотел жениться, по другим — выгнал русскую актрису из своего дома. В любом случае вскоре Монахова вышла замуж за американского драматурга Эммануила Зингера, и интерес к ней Блана окончательно иссяк. Видимо, он по натуре вообще не боец.
Последнее увлечение Мишеля Блана — финансовое участие в разработке нового самолета «Орион». Его интерес к этому бизнесу неудивителен, учитывая, что первоначально карьера Блана складывалась как у многообещающего инженера — четыре года после Массачусетского технологического института (в котором он учился не без успеха) Мишель Блан проработал в одном из конструкторских бюро своего отца, но потом инфантильный характер и общая апатия к активной жизни взяли вверх, и Мишель Блан стал тем, кем он стал.
В общественной жизни активного участия он не принимает, хотя известно, что придерживается крайне правых и консервативных взглядов в политике. В юности после возвращения из Америки примкнул было к профашистской молодежной организации, но его отец, покойный Жан-Люк Блан, быстро наставил сына на путь истинный — отправил работать в авиаконструкторское бюро.
В настоящий момент Мишель Блан живет в Монте-Карло в собственном двухэтажном доме. Постоянной спутницы жизни у него нет. Отношения с братьями и сестрами достаточно ровные, вообще семейство Блан свои внутренние скандалы (если допустить, что таковые случались) на суд публики никогда не выносило».
Гордеев прочитал это, и вдруг чудовищная по своему идиотизму мысль пронзила голову. А что, если Монахова была отравлена… арманьяком? То есть с помощью арманьяка. Что, если изысканный французский напиток был заранее отравлен? Нет-нет, господа присяжные заседатели, почему же это идиотизм? Забудем про долбаное снотворное и вспомним про спиртное. Арманьяк ей присылал Блан. Так? Так. Отвергнутый любовник. Или претендент на это вакантное место. Так? Так. Почему же это не могло случиться? Что, если это была такая изощренная месть своенравной женщине, отвергнувшей французского бизнесмена, — отравить ее тем, что она сама же и рекламировала?
Да, перебил себя Гордеев, допустим, Блан присылает ей отравленный арманьяк, но почему он так уверен в том, что именно она его и выпьет? Риск слишком велик — она может угостить кого-нибудь из этой бутылки или вообще пить не из нее. Нет, если он действовал именно так, то тут должна была иметь место уверенность, что Монахова станет пить арманьяк. Пей вино, Гертруда, пей… Но откуда возьмется такая уверенность? Блан — во Франции, Монахова — в Москве…
А что, если у него были сообщники, способные проконтролировать ситуацию? Например, та же исчезнувшая полька — Тереза Соколовская? Ее ведь так и не удалось пока найти. Скорее бы Щербак выяснил об этой польке хоть что-нибудь.
Но опять-таки здесь натяжка! Если это преступление из страсти, то такой долгий расчет — на бутылку арманьяка, на то, что Тереза проследит, чтобы никто, кроме ее хозяйки, не отравился (иначе слишком уж подозрительно — два человека, умерших одновременно, случайно, по одной и той же причине!), — это уже какая-то запредельная стратегия для преступления, совершенного из страсти. Слишком вдумчивая, слишком методичная. Хотя чего не бывает.
Сплошные вопросы…
И все же, все же, все это возможно, вот ведь какая странная штука. Убийства вообще часто случаются не благодаря какому-то стечению обстоятельств, а вопреки ему, уж Гордеев-то с его опытом следовательской работы знал это, как мало кто другой. Иногда такой головокружительный расклад вокруг трупа получается — кажется, всех можно повязать, у всех мотивы! А потом бац — это был сердечный приступ. И все. И никто не виноват.
Гордеев вздохнул, сварил себе еще чашку кофе и… налил еще рюмочку арманьяка.
Яна пропала. Ее телефоны по-прежнему не отвечали, никто не знал, где она. Она будто исчезла. Гордеев был уверен, что ее похитили. Он понял: от слов они перешли к делу. Кто они — это предстояло выяснить.
В общежитии, где он был когда-то с Яной, Гордеев сумел найти молодого человека с серьгой в ухе, который был тогда в их компании. Тот под большим секретом сказал, что девушку увезли на подмосковную дачу, к счастью, он знает адрес…
Гордеев добрался туда за полтора часа.
Дом стоял в маленькой долине, окруженной с одной стороны лесом, с другой — холмами. С третьей — зеркальное озерцо. Гордеев подобрался к забору и смотрел оттуда на зеленые кроны деревьев. Прямо у забора бежала узенькая велосипедная тропинка. Припекало солнце. Делать дальше почему-то ничего не хотелось. Хотелось уйти на пенсию. А нужно было между тем спасать хорошеньких актрис. Ну что же, может, это и есть его вклад в искусство?
