Приходящая кухарка уже давно покинула свои владения, оставив по обыкновению в столовой ужин для хозяйки на столе под салфеткой.
В ожидании Самсона Ольга расположилась в гостиной. Откинувшись на диванные подушки, она первым делом выкурила пахитоску. Потом достала с полочки этажерки зеленый альбом, пристроила его на колени и принялась рассеянно перелистывать. Большинство фотографий она купила у Братыкина. Тот выискивал где-то любопытную натуру, смело экспериментировал в ателье с красотками и свои этюды приносил Ольге. Прелестные женские образы Ольга иногда использовала для украшения журнальных полос.
Заслышав скрип двери, она отложила альбом, чтобы перейти в смежную комнату. На пороге столовой стоял Самсон. Его русые кудри, еще влажные, трогательно свисали, закручиваясь на концах, отчего ворот белой рубашки слегка подмок. Старые, но старательно начищенные туфли, поношенный сюртук и брюки, отглаженные накануне по указанию Данилы приходящей прислугой, выглядели заметно элегантнее новых, изодранных в сражении с дворником.
– Прошу к столу, – дружелюбно предложила Ольга, чувствуя, что душивший ее еще полчаса назад гнев куда-то улетучился. – Все остыло. Никак нам не удается с вами вовремя поужинать.
Юный красавец уселся на краешек стула, сложил на коленях руки и замер, уставившись на подол розового дезабилье госпожи Май, – смотреть ей в глаза он не решался.
– Я виноват, кругом виноват, – растерянно признал он. – Простите ли вы меня когда-нибудь? Вы столько добра для меня сделали!
– Будет вам, будет. Не стоит об этом, – великодушно улыбнулась ему патронесса. – Не теряйте присутствия духа. Все на свете поправимо. Начнем с жаркого. Оно еще теплое. Давайте вашу тарелку.
Самсон испытывал облегчение: судя по всему, увольнение и бездомная будущность ему не грозили. Он протянул спасительнице тарелку, и нежная рука коснулась его пальцев.
– Ой! – преувеличенно испуганно вскрикнула Ольга и отдернула руку.
Тарелка упала и развалилась на две части. Ольга по-девичьи звонко расхохоталась и, встретившись взглядом с подопечным, сказала:
– Не огорчайтесь, посуда бьется к счастью. Сейчас принесу другую.
Она легко вспорхнула со стула к буфету. Самсон глубоко вздохнул – какой сегодня неудачный день.
Запах жаркого пробудил в юноше аппетит. Он вспомнил, что, кроме завтрака и пирожных в кондитерской, ничего весь день не ел! Ольга Леонардовна подкладывала ему в тарелку то жаркое, то дичь, то ветчину – и приятное тепло разливалось по телу Самсона не только от насыщения, но и от ласкового голоса спасительницы.
– Как продвигается ваш материал о замороженной Эльзе?
От неожиданного вопроса Самсон едва не поперхнулся: он совершенно забыл о чудовищном преступлении, которое должен был живописать.
– Я готов, но еще не успел, – сообщил он, прожевав кусок ветчины. – После ужина сяду и напишу.
– Отлично, – подбодрила его Ольга. – Я вас превосходно понимаю. Из Казани в Петербург – это как с корабля на бал. А сколько приключений! Я сгораю от нетерпения. Рассказывайте!
Госпожа Май в эту минуту гордилась собой: она и всегда была высокого мнения о своих актерских способностях, но нынче превзошла саму себя.
И Самсон сразу же забыл тягостное возвращение из следственной камеры: ледяное презрение Ольги Леонардовны, неприступное выражение лица своей спасительницы, ее гробовое молчание, которое он не решался прервать. Он вновь испытывал к ней братское доверие.
– Я благодарен вам, что вы приехали и меня спасли, – произнес он с чувством, – ведь я совсем никого не знаю в столице. Пришлось сказать следователю, что удостоверить мою личность может госпожа Май. Какая формальность! Он же видел меня в воскресенье на банкете.
– Вы все правильно сделали, – прервала его Ольга. – Но что же случилось?
– Ничего особенного. Мы шли с Фалалеем…
– Вы были с Фалалеем? И почему ж он вас бросил?
– Как-то само собой получилось. Думаю от испуга. Раздался выстрел, посыпались стекла, Фалалей крикнул: «Бежим врассыпную! » Мы и побежали. Я в одну сторону, а он в другую.
– А он куда?
Самсон пожал плечами и, подумав, предположил:
– Вообще-то он намеревался собирать сведения о предосудительном поведении графа Темняева.
– О Боже! Зачем?
– Фалалей уверен, что граф изменял жене. Хочет фельетон написать. – Самсон снова заработал вилкой и ножом.
– Глупости. – Ольга Леонардовна поморщилась. – И грозит большим скандалом. Если нет доказательств.
– Фалалей считает, что есть. Он пронюхал, что у графа есть… э… э… возлюбленная Бетси, которая любит миндальные пирожные.
– Ладно, – добродушно отозвалась владелица журнала, – придет, дам ему нагоняй. Пусть ищет других героев для своего фельетона.
– Вообще-то у него имеется запасной сюжет, – стажер не мог побороть благодарного желания открыть спасительнице чужие секреты, – о доне Мигеле. Мы за ним немного последили. Он спутался с какой-то несимпатичной барышней-телефонисткой.
– Вы следили за Сыромясовым? – Ольга погрустнела. – А куда он шел?
– Сначала по той же улице, что и мы, а потом мы потеряли его из виду.
– Это я все поняла, милый Самсон, – Ольга Леонардовна налила в чашку чай из полуостывшего самовара, – но мне любопытно, что же вас связывает с Асей?
– С какой Асей?
– С нашей, с нашей милой Асинькой, – слащаво протянула госпожа Май. – Признайтесь, я все прощу.
– Меня… с Асей… Ничего. – Самсон захлопал глазами, чашка в руке его задрожала.
– Не смущайтесь, я ведь все знаю. Вы же из-за нее стреляли в депутата Гарноусова.
Обвиняемый побледнел и поставил чашку на стол.
– Вы надо мной смеетесь. Я не стрелял в генерала.
– Однако пистолет у вас был.
– Пистолет был. Привез из Казани. Взял с собой, чтобы от извозчиков отстреливаться, если нападут на Нарцисса.
Ольга выдержала паузу, собрала силы и проникновенно заворковала:
– Я понимаю, мой дорогой, аспидная Ася нанесла вам жуткую рану. Вы, наверное, и предположить не могли, что такая скромница состоит в порочной связи с депутатом Думы?
Самсон онемел. Насладившись произведенным эффектом, утешительница продолжила нежно:
– Как я понимаю вашу вспышку ревности! И даже в какой-то мере одобряю выстрел… Тем более что вы промахнулись. Но как ваш истинный друг скажу: эта девушка вас недостойна. Господин Тернов, а я имею основания ему верить, сообщил мне, что в деле имеется ее письмо. Весьма разнузданного толка…
– А я думал, она неравнодушна к Лиркину, – пролепетал стажер.
– И к Лиркину тоже, – злорадно подтвердила госпожа Май, – но Лиркин находится в более выгодном положении, чем вы. У него лекарства под рукой. Целая аптека.
Самсон залился краской.
– От чего вы лечитесь? – прямо спросила Ольга. – Данила нашел лекарства.
– В пузырьке микстура от инфлюэнцы, – расстроился юноша, сообразив, что в его каморке произвели незаконный обыск. – А в апельсине живительные вещества.
– Что-то вы необычно бледны, – смягчилась хозяйка, решив завтра же отправить Данилу со злополучным пузырьком в ближайшую аптеку проверить зелье: а что если юноша не лжет? – Вы уверены, что не нуждаетесь в услугах врача?
– Я совершенно здоров. – Самсон обиделся. – И полон сил для работы. Завтра все сдам Асе печатать.
– Это лишнее, Ася у нас больше не работает. Понимаю ваше нетерпение и все-таки предлагаю пройти в гостиную, выпить со мной рюмку коньяку: за наше примирение и за успех будущей работы.
Самсон подчинился. Он шёл в шлейфе ее аромата и думал, что у его Эльзы, его милой тайной жены, которую он так пока и не разыскал, духи были слаще и тревожней.
По указанию хозяйки юноша сел на диван. Он смотрел, как ловко Ольга Леонардовна наполняет пузатые низкие рюмки с золотым ободком по краю. В розовом наряде, несмотря на его просторность, госпожа Май выглядела хрупкой и изящной. Мягкая ткань иногда заламывалась на линии талии и подчеркивала холодное совершенство стройного бедра…
Приняв из ее рук рюмку, Самсон пригубил коньяк. Внутренне напряжение отступало, душа и тело его освобождались от изнурительной скованности и мучительной неловкости. Он лениво прислушивался к телефонным разговорам госпожи Май – один за другим звонили Фалалей и Синеоков.
Фалалею Ольга Леонардовна велела прекратить погоню за графом Темняевым и завтра к двенадцати явиться в редакцию. Кроме того, Ольга освободила на завтра Фалалея от необходимости учить личным примером начинающего журналиста.
Разговор с Синеоковым был еще короче. Она сообщила театральному обозревателю, чтобы завтра он заехал в редакцию за адресом сестры легендарной балерины Пьерины Леньяни. Синеоков, судя по разговору, пытался перенести поручение на послезавтра, но госпожа Май была неумолима.
Опустив трубку на рычаг аппарата, госпожа Май вздохнула с облегчением:
