Недоумок, уходя, злобно пообещал:
— Я с тобой еще посчитаюсь, сучка!
Нина рассказала Льву Ивановичу об этом инциденте и добавила:
— Я Раю спрашивала, чем это она так разозлила этого поганца, но она говорить не захотела. Сказала лишь: «Нина, это такая мерзость, что даже вслух говорить неудобно!»
— А этого перца не Борисом Цымасовым звали? — поинтересовался Гуров.
— Я точно не могу сказать. — Нина развела руками. — В лицо-то знаю — поселок маленький, видела не раз, а вот чей он, не интересовалась. Да и на кой ляд он мне нужен?
— А вы сюда на время переехали или насовсем? — спросил Лев Иванович, собираясь завершать разговор.
Нина с грустинкой улыбнулась и призналась, что остаться здесь решила навсегда.
— Когда Раи не стало, я на ее похороны не успела — штормило, самолеты не летали. Попала только на девять дней. Приехала, а Олег — Раин муж — совсем никакой. С горя запил, дома хаос, Пашка с Дениской невесть где шлындают. Я навела порядок, поминки устроила, с родней повидалась. А тут Олегу надо с артелью на промысел идти. Он попросил меня с ребятами посидеть. Я неделю пробыла с ними. Олег вернулся с промысла — совсем другой человек. Прежде хоть самого в гроб клади, а тут посветлел, глаза ожили. Тут и его, и моя родня на меня насели. Мол, оставайся! Со своим-то я к той поре уже почти развелась. Ну а что? Пьет, не работает, детей нам с ним Бог не дал.
— Абсолютно согласен, — кивнув, резюмировал Гуров. — В той ситуации это было самым разумным.
— Это-то понятно, но перед сестрой было неловко. Ведь только-только ее похоронили. Пошла я к батюшке за советом. Он и сказал: «Скорбь скорбью, а детям живая мать нужна. Вот и стань этим сиротам матерью. Как у вас с Олегом сложится — это только ваше дело. Я думаю, что молодой и здоровый мужчина все равно не удержится и кого-то будет себе искать. Так зачем ему путаться с какими-нибудь непотребницами, если честнее и приличнее будет жить с тобой?» Пошла я на кладбище, попросила у Раи прощения, что не стали мы ждать года. Вот так теперь и живем. Ну а если вы найдете того, кто в смерти ее виноват, то от всех от нас огромное вам будет уважение и благодарность.
Лев Иванович пообещал сделать все возможное и даже сверх того, а потом отправился на улицу, носящую имя капитана Тимофеева — Героя Социалистического Труда, одно время жившего в Тихом.
Крепкий дед, открывший ему дверь квартиры, сообщил, что он ее новый хозяин, купивший жилплощадь у вдовы Романа Шорохова. Потеряв мужа, она решила уехать с Шумбумаи на материк. С ней отправились два сына и дочь-старшеклассница. О том, что случилось с Романом Захаровичем, новый жилец знал. Но детали трагедии и обстоятельства, предшествовавшие этому жуткому событию, ему были неизвестны.
Гуров достал из кармана список, хотя это было излишним. Цепкая память опера держала весь этот поминальник от начала до конца.
Теперь Лев Иванович направился на улицу Освобождения. Там ему предстояла встреча с родственниками парня, пропавшего без вести. В прошлом году молодой человек отправился за хризолитами на Рогатую и исчез, словно растворился в утреннем тумане.
Крячко для блезира прошелся по паре адресов. По одному из них некоторое время назад проживал дед, насмерть угоревший от дровяной печки, по другому — рыбопереработчик, разбивший голову вследствие случайного падения.
Потом Крячко поспешил на улицу Горную. Он вошел в крайний правый подъезд двухэтажного дома и позвонил в дверь квартиры номер шесть. Ждать ему пришлось недолго.
Внутри квартиры послышались шаги, и чей-то довольно неприветливый голос весьма неприязненно спросил:
— Кто там?
— Алла Фоминична, это оперуполномоченный, прибывший из Москвы. Мы опрашиваем родственников жителей Тихого, которые пропали без вести или стали жертвами несчастного случая.
Немного подумав, хозяйка квартиры наконец-то смилостивилась и открыла дверь.
— Заходите! — все так же неприветливо пригласила она Стаса.
Делая вид, что ничего этого не замечает, Крячко вошел в прихожую, обставленную очень даже небедно. Он снял туфли и прошел следом за хозяйкой в зал, тоже оформленный весьма роскошно, с преобладанием японских мотивов.
Сама хозяйка также была одета в халат, напоминающий кимоно гейши. В вольном переводе с японского подобный стиль называется «покров волнующей тайны» или как-то в этом роде.
Хозяйка взглядом указала гостю на стул, тоже присела у стола, стоящего в центре комнаты, и с некоторой желчностью обронила:
— Я готова ответить на ваши вопросы. Что вас интересует?
По-прежнему усиленно изображая туповатую невозмутимость, Крячко сообщил, что ему хотелось бы узнать о друзьях и недругах Бориса. Кто был с ним в самых лучших, тесных отношениях, а кто, наоборот, желал бы, чтобы с Борисом произошло несчастье?
Выслушав его, хозяйка квартиры недовольно скривила губы и заявила:
— Должна вам сказать, что в этом заповеднике лузеров и быдла моего мальчика очень многие воспринимали неадекватно. Дикари завидовали его красоте, уму и самообладанию, разносторонним дарованиям и талантам. Из-за этого довольно часто ему устраивались всякие пакости, распускали сплетни, вешали ярлыки.
— Он чем-то увлекался?
— Да, сын занимался спортом, ему нравились дзюдо и карате. Он очень хорошо рисовал, писал стихи. — Цымасова горестно вздохнула. — В нормальной стране мой мальчик мог бы стать великим человеком. А у нас это невозможно!
— Понимаю. — Стас утвердительно кивнул. — Пробиться у нас непросто. А это, я так понимаю, его комната? — Он указал на дверь, украшенную силуэтом самурая, замахнувшегося мечом-катаной.
— Да, это его комната. — Хозяйка квартиры издала еще один тягостный вздох.
— А мы могли бы ее посмотреть? — указав взглядом на дверь с самураем, поинтересовался Крячко.
Цымасова, явно не ожидавшая подобной просьбы, несколько растерялась.
— А зачем это вам нужно? — настороженно спросила она.
— Видите ли, мы будем искать негодяев, виновных в исчезновении Бориса, — с сочувственной миной пояснил Станислав. — Очень даже нередко бывает, что причастными к гибели хороших людей оказываются те сволочи, с которыми они были знакомы. Возможно, в его записях, фотографиях, каких-то письмах есть информация о тех персонах, которые являются реальными виновниками беды, случившейся с ним.
— Вы что-то надеетесь найти по прошествии двух лет? — собеседница Крячко изобразила не очень искреннюю саркастичную усмешку. — Простите, но я не особо доверяю нашим пинкертонам. Ваши коллеги уже явили себя во всей красе. Мне думается, что нет никакого смысла, да и необходимости обшаривать комнату моего мальчика. Пусть там все останется так, как было в тот страшный день, когда он ушел и не вернулся.
Слушая Цымасову, Стас однозначно понял, что эта особа почему-то фальшивит и что-то скрывает.
Он тут же задал очередной вопрос:
— А вы не могли бы рассказать о событиях того дня? Было бы очень важно узнать, куда, в какое время и с кем ушел Борис.
По лицу хозяйки квартиры пошли красные пятна, и она заговорила с желчью в голосе:
— Мужчина, я только-только начала приходить в себя после пережитого, а вы пришли, чтобы снова бередить мои душевные раны. Все! Довольно об этом. Было приятно побеседовать с вами. До свидания!
Крячко со все тем же невозмутимым, туповатым видом поднялся со стула, попрощался и вышел из квартиры. Он буквально кожей чувствовал взгляд своей собеседницы, которая притаилась за дверью и наблюдала за ним через глазок.
Поэтому Стас совершенно спокойно, как если бы и собирался так сделать, неспешно вышел из подъезда. Он некоторое время постоял на улице, вернулся обратно, почти на цыпочках поднялся на второй этаж по деревянным ступенькам и негромко постучал в дверь квартиры под номером двенадцать.
На пороге появилась особа лет тридцати пяти, по донжуанской классификации Крячко — ни то ни се.
— Вам кого? — с нарочитой значительностью чуть нараспев поинтересовалась она.
Явив смекалку Остапа Бендера, прибывшего к Эллочке Щукиной за одним из двенадцати стульев, Стас с видом прожженного эстета и с долей восхищения в голосе лаконично констатировал:
— Такой я вас себе и представлял! Вы ведь Марианна?
— Да, я Марианна! — все так же манерно, с некоторым жеманством ответствовала хозяйка квартиры. — Какой же именно вы меня представляли? Вы кто будете?
— Столичный пинкертон, — ухарски подмигнув, интригующим полушепотом сообщил Стас. — Прослышал о красоте и обаянии обитательниц острова Шумбумаи и приехал убедиться в этом лично. Теперь вижу, что меня не обманули. Вы обворожительны и очаровательны! Вы — несравненны! Вы — само обаяние!
Судя по лицу Марианны, столь пышных комплиментов в свой адрес она не слышала еще никогда.
