будет испуганно трепетать реденькими ресницами: «А что я такого… нет, вы посмотрите, какие женщины нервные! Допускаю, что у них в семье дела обстоят не лучшим образом… Но к чему же выплескивать ярость на постороннего, в сущности, человека? Некрасиво».
Занятие прошло без того энтузиазма, на который рассчитывала Наташа. Испортил все-таки Выходцев настроение всей группе.
Урок закончился. Все разошлись. Только грузная Костецкая медлила возле своего стола.
– Что-то забыли, Ирина Николаевна? – спросила Наташа.
Костецкая была женщина словоохотливая и добродушная. В ее семьдесят у нее был профиль греческой богини – постаревшей и отрастившей под носом великолепные гусарские усы. Наташа иногда представляла, что Ирина Николаевна тайком холит и укладывает их, как Эркюль Пуаро. После занятий ее часто встречал муж, тоже красивый, словоохотливый и добродушный, как ньюфаундленд, и они неторопливо шли под ручку через парк.
– Наталья Леонидовна, я к вам с просьбой… – Костецкая явно чувствовала себя неловко. – Дело в том, что Павлик… Павел Андреевич… он наслушался от меня о наших уроках и тоже хочет заниматься у вас…
Стало ясно, что сейчас Костецкая будет просить Наташу нарушить правила и, невзирая на то, что группа укомплектована, взять ее мужа. «А что, будет второй мужчина для баланса, – задумалась Наташа. – При хорошем раскладе даже нейтрализует Выходцева. Переключит его на себя… Впрочем, нет, Выходцеву требуется женское внимание, не мужское».
– Я вас очень прошу, Наталья Леонидовна, откажите ему, – умоляюще произнесла Костецкая.
Наташа растерялась.
– Отказать? Но я думала…
Она хотела добавить, что они выглядят чудесной парой, практически идеальной. Но вовремя спохватилась, что после такой просьбы это замечание неуместно. Возможно, Павел Андреевич – злобный деспот и зануда.
– Я его очень люблю, – призналась Костецкая, – но вы поймите, Наталья Леонидовна: мы дома с ним, на прогулках с ним, к детям ездим тоже вдвоем, и в гости, и в магазин… Я хочу иметь свое пространство, исключительно свое. Не только в больнице, где мне миому удаляли, извините за подробности, но и в более душевном месте. Очень я люблю нашу группу. Не соглашайтесь на Пашины уговоры, сердечно вас прошу!
Наташа пообещала, что соглашаться не будет.
Костецкая ушла обнадеженная, и вот после нее-то и заявились эти два субъекта с ужасной новостью об Илье.
3
– Жанна, требуется твой совет, – прямо сказала Наташа.
Гаркалина вопросительно подняла брови и всем лицом дала понять, что слушает.
– В утреннюю группу ходит очень неприятный старикан. Он задирает женщин и вообще портит атмосферу. При этом до откровенного хамства не опускается, то есть выставить его по формальным причинам я не могу.
– А платит вовремя? – тут же спросила Жанна.
Наташа запнулась.
– Понятия не имею… Да там ведь сущие копейки.
– Не имеет значения, – возразила Гаркалина. – Зайди в бухгалтерию, узнай, нет ли у него задержек по оплате. Если есть, пиши жалобу.
– А если он станет платить вовремя?
Гаркалина задумалась.
– Извлеки из него пользу. Раз он выкаблучивается, дай ему понять, что он у тебя в долгу. Пусть отрабатывает, если выгнать не получается.
– Как – отрабатывает? – с веселым изумлением спросила Наташа.
– Это ты сама сообразишь. Я же не знаю, что тебе требуется… Вот у меня есть один, из частников, вроде твоего деятеля: противный, да еще и руки распускает. Каждый раз в коридоре щиплет за задницу. Фамилия причем такая красивая – Борисоглебский… Нет бы Козлодоев или Поганкин. Я ему дала понять, что так с приличной женщиной обращаться нельзя. – Она со спокойным достоинством взглянула на Наташу. – Теперь он после каждого занятия дарит мне какую-нибудь цацку своей покойной жены… В основном барахло, конечно. Но я, знаешь, надежды не теряю. Жду, что подвернется что-нибудь стоящее. В советской ювелирке иногда попадались неплохие вещи…
Наташа озадаченно молчала, переваривая эту историю.
– То есть он тебя по-прежнему лапает? – уточнила она. – Но теперь отдаривается браслетами?
– Не только браслетами – и кольцами, и серёжками, – невозмутимо отозвалась Жанна. – И ему приятно, и мне убытка нет. Мой старикашка даже как-то встряхнулся, знаешь… Упражнения делает под моим чутким руководством и шепчет: «Вы – источник моей второй молодости, Жанночка…»
Она искренне расхохоталась, показав очень ровные белые зубы.
– Чтобы так поступать, надо иметь особый склад характера, – дипломатично сказала Наташа. – У меня так никогда не получится.
– А ты учись, самое время учиться! – с глубокой убежденностью возразила Гаркалина. – Чтобы любой, кто вздумает вонять у тебя под носом, понимал: бесплатного в этом мире ничего не бывает. Ладно, побегу, у меня через пять минут групповое! Целую, держись!
Она звонко чмокнула сначала возле левого уха Наташи, затем возле правого, как будто проверяла, работает ли стереосистема, ободряюще улыбнулась и ушла – безупречная в своем белом костюмчике.
Наташа стала фантазировать, как истребует с Выходцева компенсацию за его скотское поведение. Как это вообще у людей происходит? Как организована эта коммуникация, в ходе которой старый пердун понимает, что щипать за ягодицу молодую женщину ему разрешается, если он найдет чем откупиться? Наташа даже в воображаемой сцене не способна была подобрать нужных слов.
– Получить с Выходцева компенсацию – это богатая идея, – вслух проговорила она.
Ай да Жанна. Ай да глоток позитива.
Что ж, придется справляться с Егором Петровичем своими силами. А «справляться» в ее случае означает – терпеть и подлаживаться. «Нет у вас методов против Кости Сапрыкина».
Мысли Наташи вернулись к Габричевскому. Она медленно обошла вокруг здания, в котором расположился досуговый центр. Один из голубей увязался за ней и некоторое время топал поодаль, как домашний гусь.
– Кыш, – без воодушевления сказала ему Наташа.
Елки, как звонить-то не хочется… Но надо. Иначе не по-человечески получается.
Она со вздохом достала телефон и выбрала номер из списка контактов.
Люба ответила после первого же гудка, словно сидела и ждала звонка от бывшей подруги.
– Господи, Наташа, какой ужас, – быстро проговорила она. – Ты уже знаешь?
– Знаю. Люба, мне очень жаль. Ты… Тебя… Тебя это как-то затронет?
– У нас с Ильей были не те отношения, чтобы меня могли обвинить в его смерти, – с нервным смешком сказала Люба. – Конечно, писал он бездарно… Но это для полиции, слава богу, не является достаточным мотивом. Наташа, я к тебе заеду сегодня? Не могу все это одна переживать…
– Нет, не заедешь. – Наташа даже не стала маскировать свой отказ ссылкой на мифические неотложные дела. – Я тебе действительно сочувствую, Люба. Но на расстоянии.
– Я понимаю, я виновата, но все это навалилось, еще Юра болеет, ничего не успеваю… – Люба забормотала, как в бреду. – Наташа, мне нужно с тобой увидеться. Ты мне не откажешь в такой малости.
