Ознакомительная версия.
– Почему? – удивился инспектор и тут же пожалел, что спросил.
– Все должны. Нет, не деньги. Но все чем-то обязаны. Так живет, что всех повязала. И не придерешься. Кому лекарство редкое достанет, кого к трапу самолета домчит быстрее любого скорого, кому такой торт на свадьбу забацает, что сознание потерять можно. Когда она поняла, что действительно осталась одна, что… что муж пропал, ее как подменили. Была никакая. Так себе. Он ведь ее взял совсем девчонкой, школьницей. А тут! Ни одно мероприятие без нее не обходится. Все достанет. Со всеми дружна. Просто палочка-выручалочка, но дорогая.
– А вы? – инспектор посмотрел в мечтательно затуманившиеся глаза мужчины рядом.
– А что я? – очнулся начальник отделения полиции. – Хотите узнать, чем она меня взяла? Подоспела вовремя. Затащила меня грязного, в крови и в блевотине в свою шикарную машину на заднее сиденье и увезла от неприятностей. Если бы не увезла, сейчас бы я регулировал движение на площади полосатой палочкой, если бы не пнули в отставку.
– На чем остановились? – инспектор раскладывал бумаги.
– На особых происшествиях.
Особые происшествия
…Все кровати были выдраны из зацементированных гнезд и раскиданы как попало. Тумбочки разворочены, постельное белье и грязные темно-зеленые одеяла распластаны на полу, некоторые спинки кроватей скручены, Максу удалось даже погнуть металлические уголки у кроватных сеток.
Все двенадцать человек из этой комнаты стоят ровным рядом, преподаватель и надзиратель в растерянности застыли у дверей, в углу комнаты. Разбивая последнюю тумбочку, сопит Макс, он сидит на полу, расставив толстые ноги, и колотит тумбочкой об пол.
Надзиратель с промежутком в несколько секунд визгливо отдает приказание:
– Прекратить!
Макс сразу же спокойно отвечает:
– Черепаха..
Полная нереальность происходящего тошнотой подсасывала под ребрами, малолетние преступники стояли бледные и онемевшие.
– Может, уберут теперь от нас этого вонючего идиота! – шепотом сказал Болт.
– Как же, жди! Персоналу доплачивают за дебилов, мне врач говорил! – это Севрюга, тоже шепотом, но так, чтобы слышал учитель.
– Прекратить! – это надзиратель.
– Черепаха, – это Макс, удовлетворенно: он наконец раздолбил тумбочку.
– А мусор уже вывозили? – спрашивает Федя и просится выйти.
Он роется в мусорных баках, их два, из окна больничного изолятора сквозь решетку на него смотрит девушка Наталья, удивленно и насмешливо. Федя чувствует ее взгляд, замирает, но не позволяет глазам найти красивое лицо, он специально смотрит выше, разглядывая узкие окна и старую кирпичную кладку между ними, отмечая боковым зрением странную неподвижность Натальи в окне, а на самом деле она показывает ему язык и пританцовывает слегка под музыку: в кабинете отца открыта дверь и немилосердно орет радио.
Феде непонятно, кто и когда успел выбросить черепаху, но он находит бумажный сверток и ощупывает твердый полукруг панциря, отворачивая лицо. Потом бежит через двор, держа черепаху обеими руками перед собой. Запыхавшись, Федя кладет бумажку перед Максом – тот все еще сидит на полу в задумчивом оцепенении.
– Самохвалов, стать в строй! – кричит ничего не понимающий надзиратель и зажимает нос.
– Да вы не понимаете, он же дальше по комнатам бы пошел, он черепаху ищет!
– Это полная антисанитария, немедленно выбросить!
Макс никого не слышит, он гладит холодный панцирь и улыбается.
– Когда он улыбается, – говорит Федя шепотом Хамиду, – Он становится умней.
– Зачем ты это приволок, я не могу спать от вони, я с таким трудом выкинул эту гадость, – Хамид смотрит на Федю грустно, Федя страшно изумлен.
Макс встает, сопит, подходит к строю, отталкивает Хамида и становится рядом с Федей. Он ласково смотрит на Федю сверху, укладывает свое сокровище в холщовый мешок на груди и, конечно, говорит «черепаха»…
– Если бы вы мне конкретно подсказали, что мы ищем, – начал было начальник отделения, но инспектор перебил:
– Вы сказали, что все поняли. Что вопросы задавать не будете.
– Не буду. Никаких вопросов. Только обрисуйте всю картину, а то я уже путаться начинаю. Вы психа ищете?
– Почему так решили? – инспектор посмотрел внимательно и потер указательными пальцами уставшие глаза.
– Потому что про личные вещи двоих сбежавших мальчишек вы все подробно разузнали, а про личные вещи психа – ни слова.
Про личные вещи Максима П. инспектор помнил все до последней буквы. Два года назад, когда подростка усаживали в вагон, при нем был грубо сшитый холщовый мешок с крупной черепахой.
– Сколько ему сейчас? – не унимался усатый полицейский. – За сорок. Сожрал кого-нибудь, не иначе, – сказано равнодушно, и ни намека на вопрос.
– Могу точно сказать только про его бежавших напарников, – инспектор удивился слову «сожрал», но голова болела, вот беда! Он не стал ничего спрашивать и просто объяснил: – Один владеет акциями почти всех крупнейших металлургических компаний, а другой, который таджик, содержит дорогой публичный дом в Стамбуле.
…Феде удалось попасть в свою старую квартиру очень нескоро. Из трех тетушек осталась одна. Старенькая, в слезах счастья и удивления, она пришибленно смотрела, как подросший крепыш Федя отдирал со стены наклеенную его отцом фотографию. Федя удивленно уставился на стену сзади фотографии, но там ничего не было кроме более ярких по цвету обоев. Федя оборвал и обои, потом древние газеты. Стена смотрела в него оштукатуренной кирпичной кладкой. Он удивленно разглядывал эту стену, потом случайно посмотрел на фотографию. Его молодой отец стоял, обнявшись с незнакомцем, оба они были в армейской форме, серьезные и торжественные. Над ними полукругом шла надпись: «Страна знает своих героев!» Федя перевернул фотографию и обнаружил написанный там чернилами адрес и имя. Во дворе его ждал автомобиль, Хамид и восхитительная брюнетка с серыми глазами, маленькая и юркая как сурок. Федя в спешке выгреб из карманов деньги, поцеловал тетку, суетливо крестившую его, и ворвался в автомобиле со своим другом и девушкой в огромный летний мир яркого солнца и исполнения желаний.
Адрес и имя ничего Феде не говорили, но открывший дверь сгорбленный старик был чем-то неуловимо знаком и близок. Федя протянул фотографию, старик сгреб его в охапку и затащил в маленькую квартирку в Клайпеде.
Федя, краснея и сглатывая, рассказал по быстрому, как запустил графином в председателя райсовета, как провел полгода в Интернате, как бежал.
– Где ж ты был пять лет? – удивленно спросил старик с легким акцентом.
– Хамид, мой друг по Интернату, уговорил нас троих поехать к нему в Таджикистан. Отец у него клевый. Принял как родных!
Отец Хамида при встрече спросил только: «Досрочно?»
Хамид покачал головой, опустив глаза.
– Значит, ты вроде как теперь определился?
Федя, Макс-Черепаха и Хамид стояли перед ним грязные и оборванные, обессилевшие от голода.
– Отец, – сказал тихо Хамид, – Я многое понял, а пока спаси нас.
– Добро пожаловать, сынок, твои гости – мои гости.
Они прожили свои самые спокойные годы до шестнадцатилетия, работая физически как проклятые. Резкий запах животных под горячим солнцем, смешанный с запахом испеченных лепешек и таявшим на них жирным каймаком – лучшие запахи на свете. Раскрытые головки хлопка снились Феде еще несколько лет.
Отец Хамида пришел к начальнику паспортного стола милиции, когда Хамиду и Феде исполнилось шестнадцать, а Макс о своем возрасте не помнил. Он уже легко проговаривал сложные предложения, веселил гостей, разбивая головой кирпичи и поднимая тяжести. Однажды свалил небольшое дерево, долбя его своим лбом. С зарезанных овец снимал шкурку чулком легким и ласковым движением, за Федей ходил покорной собакой. У Макса к тому времени было только два недостатка: он любил засовывать руку в животных и с наслаждением ковыряться во внутренностях, пока они умирали, и еще он стал острить.
– А что там было у твоего сына с этим исправительным интернатом? – поинтересовался начальник таджик.
– Да сбежал от оттуда. Еще два года тому.
– Молодец, мужчиной растет!
Три краснокожих паспорта стоили не так уж дорого, Макс стал Максимом Черепаховым.
– Так что, – подытожил Федя, вывалив сбивчиво и нетерпеливо перед другом отца свои воспоминания, – Начинаю новую жизнь, а деньги небольшие у меня уже есть, там земля хорошая, да и Афган рядом, – он не стал вдаваться в подробности.
– У тебя, Федя, есть большие деньги. Я обещал твоему отцу. С чего начнешь?
– Главное, – сказал Федя, улыбаясь, – Полезные ископаемые. Потом – люди…
В салоне автомобиля работал кондиционер. Слабый запах духов и хорошего табака, легкая ненавязчивая музыка, высокий разрез спереди на облегающем платье Таисии – когда она сидит, ноги оголены много выше колен.
Ознакомительная версия.
