— Не нравится мне этот тип, — сказал он.
Мне он тоже не нравился, но я промолчал.
Лифт остановился с мягким урчанием, мы вышли на тихую лестничную площадку. Пол здесь тоже был покрыт зеленым паласом. Двери квартир, расположенных по обе стороны лифта, напоминали бодрствующих часовых.
Одна из дверей приоткрылась. Появилось лицо, обрамленное светлыми завитыми кудряшками, и раздался шепот:
— Сюда, только потише.
Открывший дверь тип был в голубом шелковом халатике, оставлявшем открытыми розовые ноги без волос, похожие на окорок. Лицо у него было настолько гладким, почти без выпуклостей, что напоминало поверхность перстня, украшенного белыми камешками ровных зубов.
В небольшом холле, погруженном в полутьму, пахло сгущенным молоком и пирожными. На полулежал белый ковер, в углу стоял низкий столик с журналами и два кресла. На стенах висели литографии, изображавшие лежащих на мягких подушках мужчин. Все они были голыми и волосатыми.
— Извините за столь поздний визит, — сказал Рикардо, — но нам сказали, что у вас в это время еще открыто.
Тип в голубом халатике еще шире улыбнулся, демонстрируя великолепные зубы.
— Ничего страшного, я мало сплю.
— Прекрасно, — сказал я.
— Итак… — Он прижал руки к груди. — Вы ведь у нас раньше не бывали?
— Нет, — ответил Рикардо. — Нам вас порекомендовал Рамирес из «Агремана».
Блондин в голубом халатике поднял брови.
— Он такой забавный, — ввернул я.
— Ах, да! Рамирес! Как же, как же.
— Мы немножко выпили для храбрости и вот решились, — продолжал Рикардо. — Нам бы хотелось… — он оглянулся, — нам бы хотелось попробовать «четверку»…
Никогда не пробовали.
— Никогда, — подтвердил я.
— "Четверку" в это время?..
— Если мы сейчас не решимся, то в другой раз и подавно.
— Ну пожалуйста, — настаивал Рикардо.
— Видите ли… это дорого стоит… У нас не забегаловка… Сюда приходят только очень, очень близкие друзья, вы меня понимаете?
— Как жаль! — воскликнул я и вытащил из кармана пачку фальшивых купюр, собственность Рикардо. Пересчитав деньги, я сказал: — Здесь всего пятьдесят тысяч.
Этого хватит?
Голубой халатик широко открыл глаза и еще сильнее прижал ручки к груди.
— Хорошо… конечно, этого вполне достаточно, конечно. О чем разговор. — Он посмотрел на меня. — Как тебя звать?
— Хуан, — ответил я. — Но ты можешь звать меня Хуанито.
— Хуанито Вальдеррама, — заявил Рикардо. — Вот как его зовут.
— Ах, какое красивое имя! Меня зовут Игнасио. А твоего друга? — Он указал на Рикардо.
— Деограсиас, — ответил тот. — Но для тебя просто Део, а я тебя буду звать Начо.
— Ах, как вы мне нравитесь! Мы будем большими друзьями!
Он взял деньги длинной белой рукой, похожей на крыло гусыни, и с ловкостью кассира пересчитал их.
— Все точно, Начо?
— Да, все прекрасно… проходите. Может, выпьете что-нибудь?
— Послушай, Начо, ты не мог бы предупредить этого противного парня внизу, что мы немного задержимся у тебя… часика на два, а?
— Но Гаспар никогда не возражает… Он бывает немного невежлив с незнакомыми людьми, теперь у вас не будет проблем.
— В любом случае позвони ему, пожалуйста. Считай, что это мой каприз.
Начо поморщился, но все же снял трубку внутреннего телефона, висевшего у входа.
— Гаспар? Это я, Игнасио… Нет, нет, все в порядке…
ты был слишком строг с нашими друзьями… Ну что ты, я не обижаюсь, дурачок… Послушай, они у нас задержатся подольше… не знаю точно… Он вопросительно посмотрел на меня.
— Часа два… не больше, — сказал я.
— Подольше… да, часа два… Я тебе позвоню, и ты зайдешь… Конечно, конечно, дурачок.
Игнасио повесил трубку и посмотрел на нас. Потом вильнул задом, как если бы на нем был не короткий халат, а длинная юбка, и танцующей походкой, зажав в кулаке деньги, направился в глубь коридора.
— Пошли в спальню.
Я догнал его раньше, чем он вошел в полуосвещенную комнату, в центре которой стояла большая кровать, покрытая белым атласным одеялом.
— С тобой кто-нибудь живет?
В глазах его мелькнуло удивление и легкий испуг, который он тут же погасил.
— Мой друг, но…
— Нельзя ли его тоже пригласить? Так будет интереснее…
— Моего друга? Нет… нет, милый… Он спит, и, кроме того, он не любит… Я очень ревнив… Ну вот, устраивайтесь поудобнее. Туалет там. Он показал дверь, на ручке которой висела табличка WC. — Я сейчас… принесу только шампанское.
— Эта квартира имеет ход в соседнюю?
— Послушай, Хуанито, ты…
— Как туда пройти?
На этот раз в его глазах появился настоящий испуг, я бы даже сказал страх. Сигнал тревоги.
— Через… эту спальню. Зачем тебе?
В спальне было полутемно. Я огляделся. В глубине виднелась красная портьера, за ней вполне могла быть дверь.
— Сюда?
— Да… но…
— Извини, пожалуйста, лично против тебя я ничего не имею.
— Я не… понимаю…
Одной рукой я прижал его к стенке, другой нанес короткий удар чуть повыше правого виска. Не могу сказать, что при этом я себя хорошо чувствовал, гордиться было нечем.
Он так и не успел крикнуть. Сразу же стал оседать, сползая по стенке. Голубой халатик распахнулся. Под ним ничего не было. Худое, вялое тело, как у большого ребенка.
— Ну и любитель ты поговорить! — сказал Рикардо, опускаясь на колени, чтобы связать его. — Надеюсь, ты его не слишком сильно?
— Думаю, что нет.
Он вынул из кармана пальто широкий лейкопластырь и веревку.
— Поторопись, — сказал он и начал резать лейкопластырь. — Займись вторым.
Я вытащил пачку купюр, которую Начо зажал в правом кулаке, взял лежавшие сверху пять тысяч и положил ему в карман халата. Деньги были влажными от пота.
Дружок блондина в голубом халатике, огромный, как кит, толстый и бородатый, спал в белой пижаме с вышитой на груди монограммой. Он решил, что мы воры, а я не стал его разубеждать, просто притащил в коридор, где нас ждал Рикардо. Толстяк даже не пикнул, безмолвно позволив себя связать и заклеить рот.
Мы отволокли их в спальню и уложили рядом на кровати. Рикардо действительно был крупным специалистом.
Он протянул веревку от столбиков в изголовье кровати и связал их, чтобы они не могли двигаться. Я вынул из кобуры, заткнутой за пояс, свой «габилондо» и поднес ко лбу типа в голубом халатике. Глаза у него готовы были выскочить из орбит.
В заключение Рикардо наложил им на глаза повязку, намотав сверху для надежности пластырь.
— Слушайте внимательно, — сказал я, — если вы будете вести себя как послушные дети и не будете двигаться, с вами ничего не случится. Если же вы попытаетесь вести себя плохо, вам обоим крышка. Поняли? Кивните головками.
Оба яростно затрясли головами.
— Прекрасно, будьте паиньками. Мы вернемся через час.
В дверях Рикардо обернулся, посмотрел на лежавших на кровати дружков и улыбнулся во весь рот.
— Смотри, Тони, какая работа. Ни один хирург не сделал бы лучше.
34
Рикардо стоял на коленях перед дверью. Его ловкие костлявые пальцы пытались повернуть ключ. Я светил ему маленьким фонариком в форме карандаша. Мы оба были похожи на служителей какого-то странного культа.
Ключ заело.
Он что-то тихо пробурчал себе под нос, вытащил ключ и взял второй из четырех, лежавших рядом с ним на полу.
Ключи были тонкие, длинные, с неким подобием лопатки на конце. Он поднес новый ключ к глазам и стал медленно его вращать, внимательно разглядывая.
Потом мягким и нежным движением пальцев пощупал замок так деликатно, будто боялся разбудить спящую богиню, и вставил ключ в отверстие. Прошептал нечто нечленораздельное, дотронулся пальцами до ключа и начал его медленно поворачивать то вправо, то влево, пока он полностью не вошел в замок. Потом повернул вправо, и я услышал щелчок. Повернул еще раз, и дверь открылась.
Рикардо встал. Пот ручьями катился у него по лбу, но выглядел он моложе, чем обычно, как будто кожа на лице разгладилась и стала эластичной.
Я поднял ключи с пола и подал ему, не говоря ни слова. Он положил их во внутренний карман пальто, не отрывая взгляда от двери.
Я прошептал:
— Хорошая работа.
— Замок "Дорадо Пассо" с двойной блокировкой, — пробормотал он. Великолепный замок. Впервые вижу такой.
— Фотоаппарат, — шепнул я ему на ухо. — Пошли.
Он вынул аппарат из кармана, автомат «чинон» со встроенной вспышкой, размером чуть больше пачки сигарет.
В правой руке у меня был пистолет, в левой фонарь. Я толкнул дверь, и мы вошли.
Было абсолютно темно. Постепенно глаза стали привыкать к темноте и различать контуры предметов.
Квартира была большой. Слабый свет с улицы, проникавший через балкон, в глубине комнаты напротив очерчивал темные пятна мебели. Я зажег фонарь и прикрыл его рукой.
