Здесь Родюкову удалось стать свидетелем маленького представления. По всему крытому рынку были разбросаны лотки мороженщиц, которых загнал сюда холод. Нельзя сказать, чтобы мороженое не покупали вовсе, но отнюдь не так часто, как хотелось бы жизнерадостным торговкам. Монопольное положение у центрального входа занимала румяная плечистая бабища, голосившая в диапазоне от хриплого баса до сладкого сопрано: «А кому мороже-на-а!». Основной покупатель — дети, на них и рассчитано. Задержался возле нее и очаровательный мальчуган с расстегнутым портфелем, где болтался в одиночестве пухлый задачник. Застенчиво протянул полтинник: «Мне со дна, пожалуйста, тетенька, похолоднее». Настуженная красноносая «тетенька», бросив монету к остальным в глубокую общепитовскую тарелку, отфутболила по скользкому пластику двугривенный сдачи, пробурчала: «Меди нет, портфель застегни — двойки потеряешь» и с кряхтеньем полезла вглубь тележки. Когда она выпрямилась, хрупкая фигурка мальчонки, обремененного вываленной в портфель тарелкой мелочи, скользнув меж кооперативными киосками, последний раз мелькнула в хозяйственном дворе напротив. От яростного рыка содрогнулся свод рынка. Мороженщица рванулась было вдогон — но в щель меж киосками могла всунуть разве что нос.
Однако и стояние во второй очереди результата не дало: Букова с ее спутником не появились. Лейтенант весьма правдоподобно засуетился, сунулся к прилавку:
— Слышь, брат, напарник-то твой где? Дело есть, договаривались.
Равнодушно мотнув головой, мясник запустил Родюкова внутрь.
— Заходи, у нас без пропусков. Не Пентагон.
В запертые двери лейтенант забарабанил по-хозяйски. Погнутый, провисший крюк откинули через минуту. Не торопились — вся подсобка была в три шага по диагонали.
На столе топорщилась прикрытая газеткой трехлитровка с пивом, грудой лежали скелеты воблы вперемежку с окурками. Запах стоял специфический. По багровой физиономии мясника нетрудно было составить представление о роде его занятий. На три четверти опорожненная бутылка «Белого аиста» довершала картину. Спрятаться такой крупной женщине, как Букова, было здесь определенно негде. Родюков подергал накрепко задвинутый шпингалет окна, выглянул. Перехватив его взгляд, обладатель засаленного халата отхлебнул пива и перешел было в наступление. Однако Родюков погасил его пыл мановением красной книжечки, заявив, что явился сюда не по поводу пересортицы или обвеса, и даже не за мясом. Его интересует женщина, которая, как он точно знает, обычным путем это помещение не покидала.
— Ну, заходила ко мне знакомая. А что? Разве запрещено? Сказала, что за ней какой-то тип увязался. Вроде маньяка. Терся вокруг нее в трамвае, прилаживался. Я еще пошутил: «А тебе жалко, что ли? Ну, покажи, где он, мы ему мигом в дыню…». Она совсем раскисла: «От самого дома за мной плелся. Вы ему в дыню, а он меня завтра ножом…». Ну, выпустил даму через окно. Я же не знал, что она от вас тикает, а то бы не связывался…
Мясник не врал. С властями торгаши, ежечасно нарушающие закон, тем и живущие, без крайней нужды старались не ссориться. И хотя поза его оставалась вроде бы прежней, нахальства и след простыл. Помнил, небось, об участковом, который, как и положено владыке базара, церемониться не любил.
Впустив волну свежего воздуха, дверь комнатушки распахнулась, и легкий на помине ввалился участковый — капитан Дядечко, не дающий расслабиться своим подопечным. Отмахнувшись от удостоверения Родюкова — «видал тебя в горотделе, обойдемся без формалистики», — сунул ему огромную пухлую пятерню с крепкими прямоугольными ногтями. Разом ставший как бы меньше в объеме, мясник подтянулся на обшарпанном табурете, посерьезнел.
— Так что тут мой охломон натворил? А ну-ка, Дементий, выкладывай.
Однако добавить мяснику было нечего. Кроме разве что новенькой сотенной, которую он извлек как бы не из кармана просаленного халата, а непосредственно из типографского станка.
— Богом клянусь, правда… Валентин Иваныч, вы знаете — я никогда… Да разве мог я подумать? За «катьку» мараться? Я и здесь достаточно зарабатываю. Мясо, сами понимаете… Если бы больше давала — я бы сроду не взял, усомнился. А тут сотня, не деньги по нынешним временам. Свихнулась, думаю, бабка. Хотя не такая уж она и старуха. Вполне может. Она, правда, потом спохватилась сама — наплела лишку. Стала кокетничать: «Неужто вы не мужчина, не поможете одинокой женщине?». Ну, куда мне было деваться?
Дементий замолчал, исподлобья с опаской поглядывая на капитана. Склонившийся к мяснику громадина участковый напоминал сурового деда, готовящегося внушить напроказившему внуку основные догматы морали.
— Ну, ты не думай, что так запросто и отделался. Быстро — взять сумку этой дамы и к машине. Попробуем догнать. Если это и возможно на рынке, так только с моей помощью. Сколько прошло, как она через окно сиганула? Говори точно!
— Пятнадцать минут, Валентин Иванович, — отрапортовал Дементий.
В лабиринте базарных прилавков и всевозможных подсобных времянок капитан ориентировался как никто другой. Во всяком случае, из власть предержащих, а не от власти бегающих. В розыске особы, интересовавшей Дядечко, участие приняли и многие торговцы. Расположившиеся напротив мясного павильона торговки яйцами на женщину, покинувшую подсобку не совсем обычным путем, внимание обратили.
— Точно, здесь шла, — прошамкала едва не столетняя перекупщица Марфа. — И свернула к «Садоводу». Ну, дальше мне отсюда не видать. А это тоже ваш товарищ? Ну, будьте здоровеньки, удачи вам. Вы скажите и товарищу, я завсегда готова, ежели что. Лучше меня никто не заприметит. Обращайтесь, я всегда… В лицо, правда, вас не упомню, глаза не те… — Марфа грязной сморщенной рукой потрогала оправу очков, скрепленную полоской грязной тряпицы.
— Понты лепит… — прокомментировал капитан, ныряя в раздающейся толпе и зорко постреливая глазом по сторонам. Уже трижды он указывал Родюкову подходящих по приметам женщин. Но, увы, все это было не то. Лейтенант только удивлялся готовности рыночного люда давать информацию и почти профессиональной наблюдательности многих.
Пирожницы, лоточницы, горбоносые торговцы цветами — все сыпали разнообразными, порой противоречивыми сведениями. В конечном итоге выяснилось, что маршрут беглянки обрывается у трамвайной колеи. До остановки идти порядочно, чего было тащиться в такую даль, когда Буковой вполне по карману такси? В это время рыжий и картавый владелец передвижной студии звукозаписи ткнул кривым пальцем в сторону входа в метро. Родюков с тоской подумал, что и ему тоже туда. Остановка — и горотдел. Три минуты. Еще столько же пешком до кабинета Строкача… О чем докладывать? Заметив отчаянное выражение лица лейтенанта, благодушный Валентин Иванович, подобно по-хозяйски обследующему свои владения породистому сторожевому псу, вновь углубился в пестроту продавщиц жвачки, сигарет, торговок трикотажными рубашками «под фирму», состряпанными в соседнем квартале. Среди них, как королева среди подданных, выделялась дородная, унизанная перстнями цыганка, зычным контральто выкликавшая: «Батнички, кому батнички, импортный трикотаж!». Работала она с «верхними», создающими легкий ажиотаж, подогревающими народ («по две в одни руки… всем не хватит… без очереди не отпускать…»).
Завидя приближающегося, да еще с незнакомым типом Дядечко, «верхние» вскинулись, передав сигнал «королеве». Однако тревога оказалась ложной. Через минуту вопрос, с которым пришел капитан, был передан по цепочке, а через пять — вернулся с ответом.
Сторож автостоянки «Меркурий», организованной кооперативом у дальнего, менее людного выхода с рынка, запомнил даже номер машины, которую пожилая дама («Шаркает? Да она бежала почище молодой!») четверть часа назад вывела с площадки.
— Свернула направо. «Таврий» у нас единицы, так что поневоле обращаешь внимание. Машинка ерундовая, а приятная. Да только что толку, что направо — там перекресток — дуй хоть во все концы города..
Доброжелательный Дядечко подбросил лейтенанта к горотделу и оставил с приглашением заходить «просто так, вдруг чего понадобится». Когда лейтенант внес сумку Буковой в кабинет Строкача, то был встречен выразительной минутой молчания.
— Что имеем — не храним… — буркнул, наконец, Строкач. — Ох, не вовремя она ушла. Ну, тут и моя вина, не предполагал я за ней таких дарований. Интересная получается картинка. Так, говоришь, пришлось ей через окно прыгать?
— Какое прыгать! Там метр до земли. Не надо быть рекордсменом.
— Да, не жалует нас Ася Марковна. Забавная особа. Не упомню я, чтобы она водила машину. Дочка, что ли, подучила? Способная девочка. И вела себя хорошо. Чинно прокатилась на такси, посетила Садовую, дом два, квартира пять — первый подъезд, второй этаж. Отперла дверь своим ключом, через восемь минут вернулась в машину с черной кожаной папкой, от которой не отрывалась всю обратную дорогу.
