— Какое прыгать! Там метр до земли. Не надо быть рекордсменом.
— Да, не жалует нас Ася Марковна. Забавная особа. Не упомню я, чтобы она водила машину. Дочка, что ли, подучила? Способная девочка. И вела себя хорошо. Чинно прокатилась на такси, посетила Садовую, дом два, квартира пять — первый подъезд, второй этаж. Отперла дверь своим ключом, через восемь минут вернулась в машину с черной кожаной папкой, от которой не отрывалась всю обратную дорогу.
— Так, может, взять ее, пока документы не уничтожила?
— На каком основании? А вот обыск — это бы не повредило. Только, думаю, искать придется не документы, а нечто более весомое. Оружие. Пока есть даже не сигнал, а некий намек на то, что, возможно, она вооружена. Потому и не выпускаем ее из виду. Пусть грубо, почти в открытую, но присматриваем. Таксист, кстати сказать, заметил наших, но утверждает, что ни слова не сказал пассажирке. Не понравилась она ему — отказалась сесть рядом, разговор не поддержала. А этот таксер — болтун, каких поискать.
Из показаний Мацевитого A. Л, водителя 2-й автоколонны первого таксопарка:
…Вышла она, шлепнулась в машину, как размазня. Косметики не пожалела, а все равно под румянами кожа дряблая, все видать. Пот дорожки точит в пудре. Даже сквозь французские ароматы шибает. И вообще — вся какая-то потасканная. И чего боялась со мной сесть — кто на такую польстится? Начиталась небось, что самое безопасное место — за водителем. Ну, думаю, баба, ладно. Сидит позади, бубнит что-то под нос… А машину вашу я заметил сразу…
— Да уж, видели, как вы на красный свет отрывались.
— Во-первых, на желтый. А если по-другому ездить, план не привезешь. Было бы действительно желание отрываться, а так — я еще не совсем спятил, без прав остаться. Словом, вышла она в Черемушках, сказала, что быстро, и действительно, обернулась мигом, грех жаловаться. Каталась недолго, рассчиталась нормально, оставила два рублика, как говорится, на табачок — и спасибо. А вот что в папке у нее было — не поверите. Я как «хвост» приметил, начал присматриваться к пассажирке. Но помалкиваю, мое дело сторона. Чего это, думаю, она там посмеивается сзади, в папку уткнувшись? Глянул в зеркальце — «Крокодилы» пожелтевшие, пачка. Уж с этим не ошибусь, сам любитель. Застряли на переезде, попросил журнальчик глянуть, так она вскинулась, будто под юбку ей полез. Папку захлопнула, кнопкой щелкнула — не могу, у меня здесь документы. И чего заливать, видел же сам, вся папка — одни журналы, сверху донизу… Ну, не знаю, может у нее там дело было, куда она ездила…
— Вот, собственно, и все, — Строкач нажал на клавишу видавшего виды «Протона». — Дело, значит, было у Татьяны Дмитриевны? Любопытно, почему именно на квартире штурмана дальнего плавания Гармаша, который уже два месяца в плавании, а сухопутную часть оставшихся до пенсии полутора лет поровну распределяет между забиванием во дворе «козла», чтением накопившихся за время его отсутствия «Крокодилов» и почти семейным сожительством с Асей Марковной Буковой.
— А младшая тут при чем?
— Младшая? Это мы сейчас выясним. Собирайся, проведаем Татьяну Дмитриевну. Если застанем. О перемещениях «Таврии» ГАИ сообщит по рации, так что самое время на воздух.
Если бы не уверенность, что кто-то из обитателей квартиры на месте, посетители не стали бы так настойчиво терзать кнопку звонка. За дверью раздался едва слышный шорох.
— Откройте, Букова, милиция. Мы знаем, что вы дома, так что не будем терять времени! — Строкач упорно помахивал удостоверением у дверного глазка, напоминающего зрачок вытащенной на поверхность глубоководной рыбы.
Дверь наконец открылась — ровно на длину стальной цепочки. Обнаружившееся в щели лицо, покрытое толстым голубоватым слоем кремовой маски, выглядело жутковато. Только глаза поблескивали, словно у злющей кошки. Подозрительно покосившись на Родюкова, женщина сняла цепочку и пошла впереди, приглашая нежданных гостей.
— Располагайтесь, дверь только захлопните. Приболела я немного.
Игривой походкой Букова продефилировала в плотно заставленную светлой мебелью, гостиную, тяжело опустилась в обволакивающее пухлое кресло. Помедлив секунду, уставилась в овальное, под старину, зеркальце, словно не узнавая себя в отражении.
Не смущаясь холодностью хозяйки, майор кивнул Родюкову на стул. Сам уселся на соседний, рядом с тумбочкой, на которой стоял вычурный, неудобный телефон «ретро».
— Не радует вас, вижу, наш визит. Что поделаешь — нужда. Иначе не решились бы нарушить ваше уединение. Ну, мы ненадолго. Я, во всяком случае, буду стараться заполнить эти листочки максимально быстро. Итак, к делу. Фамилия, имя, отчество?
— Павел Михайлович, господь с вами!
— Я веду протокол, так что попрошу отвечать исчерпывающе. Вот здесь распишитесь, что вы предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний.
Обиженно поджав губы, женщина, будто и не замечая сероватых листков протокола, бросила:
— Ну, Букова.
— Так мы недалеко уедем. Вы позволите? — Строкач, не дожидаясь ответа, снял тяжелую, аляповатую трубку с фигурных рычажков телефона.
— Строкач говорит. Я в квартире Буковой. При обнаружении машины немедленно сообщайте сюда. Да, буду оформлять. Задерживать по необходимости… Надеюсь, Татьяна Дмитриевна аварийной ситуации не создаст. Да, как и предполагали. Все, жду. — Повесив трубку, повернулся к женщине.
— Давайте, Ася Марковна, оставим эти игры. Если уж вам и удалось на минуту сбить с толку моих коллег, то уж ради меня можете себя не утруждать. Не следует женщине вашего возраста так злоупотреблять косметикой. Даже у таксистов ваш рейтинг упал. Кстати, что ж вы пожалели для трудяги журнальчик? Я понимаю — за любимым изданием можно прокатиться и через весь город. Дело хозяйское. Но сейчас я вам рекомендую совершенно искренне ответить на мои вопросы. Это, безусловно, в ваших же интересах. Уголовная романтика — не ваш жанр.
— Какая уж тут романтика! — Букова вяло махнула рукой, выпустив зеркало.
— Приятно, что мы понимаем друг друга. Будем считать, что все происшедшее было невинным розыгрышем. Заодно и дочери помогли. Замечательное все-таки у вас сходство!
— Как же, ведь не чужие.
— Ну, а теперь давайте ей по-настоящему поможем. Поговорим начистоту.
— А что мне добавить? Вы и сами все прекрасно знаете.
Против ожидания, поиски «Таврии» затянулись. Даже негласное распоряжение, что обнаружившему «Таврию» в качестве поощрения будет выделен на неделю радар, не возымело действия.
Неисчислимые преимущества сего вожделенного прибора заставляли напрягать внимание старшину Насыбулина в удобной ложбинке, буквально соблазняющей промчаться, наплевав на сплошную разделительную полосу, прямо под полосатый жезл. Еще свежо было в памяти, как потешался над ним холеный молодчик на ослепительной «ауди», мягко остановившийся по его сигналу. Заметив, что у Насыбулина нет прибора, он язвительно посоветовал ему протереть глаза и рванул с места под сто, обдав старшину щебнем из-под колес. С этими мыслями Насыбулин пристально вглядывался во все автомобили, изредка мелькающие мимо по шоссе и прилегающим проселкам, отыскивая желтые. Приходилось без конца вертеть головой. Наконец на одном из проселков, ведущем в полную глушь, к какой-то полузаброшенной деревне, показался силуэт белой «девятки». Не то. И только когда его сознания достигло, что за «девяткой» ползет еще одно — желтое пятнышко, старшина покинул насиженную ложбину и, напевая что-то незатейливое, бросился в бой.
Получив указание не обнаруживать преследования, а лишь проводить машину издали, Насыбулин мчался за «Таврией» как на крыльях. У черты города его сменили более опытные в скрытом преследовании оперативники. После обнаружения Буковой — а за рулем маячил, несомненно, ее точеный профиль, — незамедлительно последовал звонок на квартиру ее матери. Оставив на месте лейтенанта, Строкач уже через минуту был за рулем.
«Таврию» майор подхватил на северном въезде в город. Обе голубки — Букова и Золочевская — прекрасно просматривались на переднем сидении. На свое мастерство водителя Строкач полагался вполне, кроме того ощущал и надежную поддержку: по соседству мелькала белая, забрызганная грязью «волга» с сосредоточенным оперативником за рулем. «Таврию» можно было отпускать с короткого поводка.
Эскортирование было недолгим. «Таврия» остановилась у мрачноватого подъезда с застекленной дверью, обвешанного по сторонам не блещущими новизной вывесками. Строкач знал, что этот подъезд, расположенный в центре города между универмагом и магазинчиком «Союзпечати», приютил на своих трех этажах целое созвездие контор: «Объединение комиссионных магазинов», отделение «ТАСС-РАТАУ», какую-то загадочную почтовую организацию и не нуждающийся в вывеске пробирный надзор. Женщины в машине коротко переговорили, причем активнее в разговоре была Букова, отбросившая косынку и уже не пытающаяся маскироваться. Ее старшая спутница вяло кивнула, коротко процедив что-то. Припарковавшемуся метрах в двадцати впереди Строкачу все это было видно в зеркале. Букова вышла, путаясь в полах серого пальто, принадлежавшего ее матери и смахивавшего на утепленный старомодный пыльник. С ним резко контрастировал чешуйчатый саквояж — атрибут дорогой моды. Впрочем, лет тридцать назад, в эпоху пыльников, саквояжи тоже были в ходу, подумал Строкач. Сделав несколько быстрых шагов к дому, женщина повернула, возвратилась к машине, поставила саквояж на капот и извлекла оттуда прозрачную папку-конверт, сквозь которую просвечивал форматный лист бумаги. Сделав жест, долженствующий означать, что ее отсутствие продлится не больше двух минут, она бросила саквояж на сиденье. Золочевская слабо попыталась приподняться, но ее энергичная спутница уже входила в подъезд.
