ними она и болтает! Да она вообще тупая как пробка, только кисточкой махать умеет да рожу накрашенную на телефон снимать может! Курица! Да ее парень с ней только потому, что она на лицо симпатичная, но мозгов ей явно не досталось!
– Это ваше субъективное мнение, или есть факты, доказывающие ограниченность ее взглядов? – поинтересовалась я.
Альбина пожала плечами.
– Да вы поговорите с ней – сразу понятно будет! На уме только шмотки, ну, краски еще, ладно… Ей все легко дается, гены батюшки сказываются. Если бы не природные данные, она бы в училище ни за что не поступила! Хотя не знаю, может, папаша ей и подсобил, заплатил кому надо…
Все камешки, которые были на берегу, Альбина успешно перешвыряла в воду. Когда кидать было уже нечего, она повернулась ко мне и сказала:
– Честно говоря, я хочу в номер пойти, мне все уже надоело. Знала бы, не приехала сюда…
– Скоро пойдете, – кивнула я. – Но для начала надо поговорить с Вероникой, прошу вас не уходить прежде, чем я не завершу с ней разговор.
Я оглянулась в сторону столовой. Оттуда уже выходили студенты и преподаватели, и я опасалась, что за разговором упустила Терехову. Однако ошиблась – она не спеша спустилась по лестнице, держа в одной руке холст, а в другой – этюдник. Вероника остановилась, положила холст на землю, а этюдник повесила через плечо.
Я воспользовалась ее остановкой и подошла к девушке.
– Добрый вечер, Вероника! – приветливо проговорила я. – Уделите мне пару минут? Для репортажа.
– А, здравствуйте, – улыбнулась Терехова. Вид у нее был довольно усталый. – Хорошо, может тогда на лавочку сядем? Признаться, ноги отваливаются уже…
– Да-да, конечно. – Я оглянулась на Альбину, которая села на лавку около пруда.
Убедившись, что она не собирается уходить, я подошла вслед за Вероникой к лавочке и уселась так, чтобы не выпускать Альбину из поля зрения.
– Можно взглянуть? – Я кивнула на холст.
Терехова пожала плечами, положила свою работу на землю. На картине была изображена ветвистая сосна, на фоне – маленькие домики посреди леса. Где это место, я не понимала, по крайней мере, когда мы с Альбиной бродили вокруг пруда, похожих построек я не заметила.
– Как красиво! – восхитилась я. – Это вы за сегодня сделали?
– Ну да, – пожала плечами Терехова. – Осторожно, не изляпайтесь, краска не высохла. Вообще, лучше до холстов не дотрагивайтесь, иначе будете ходить примерно в таком же виде, как и я. – Она кивнула на свои джинсы, перепачканные разноцветными красками. – Хотела в поездку взять штаны защитного цвета, на них не так видно, но передумала, джинсы удобнее.
– Когда мы приехали, я гуляла по окрестностям, но нигде не видела ни сосны, ни домиков, – проговорила я. – Это где же такая красота находится?
– На самом деле недалеко от нашего корпуса, – пояснила Вероника. – Надо зайти за дом, подняться вверх по асфальтовой дорожке, там будет виден весь санаторий. Правда, мне не нравятся эти розовые дома, непонятно, как их писать, чтобы не было вульгарно. А вот если свернуть немного вправо, то там будут заброшенные домики и сосна неподалеку. Мне пришлось изменить композицию, дома находились рядом с сосной, но если бы я сделала их такими же большими, получилась бы ерунда. Поэтому так!
– Сколько же времени у вас ушло на картину? – поинтересовалась я.
– Думаю, где-то часа три, – пожала плечами девушка. – Только это не картина, а всего лишь этюд. Картины в Академии художеств пишут, в училище у нас этюды и эскизы к композиции.
– Простите, ошиблась, – улыбнулась я. – То есть вы вернулись только к ужину, верно?
– Ну да, – кивнула Вероника. – Кинула вещи, взяла краски и пошла искать красивые места. Хотела на пруд сходить, но потом подумала, что лучше это сделаю перед ужином. Но пока место искала, пока писала, время прошло быстро, и я поняла, что успею только до столовой добежать. Даже вещи в корпус не кинула, времени не было.
– Вы одна ходили? – спросила я.
– Да, девчонки на пруд пошли.
– То есть вы последняя уходили из корпуса? Или ушли раньше подруг?
– Нет, они раньше ушли… А почему вы об этом спрашиваете? Какая разница, когда я ушла, раньше или позже?
– Я же фильм делаю, поэтому надо точно определять время, за которое среднестатистический студент может написать этюд, – выкрутилась я. – Чтобы избежать неточностей и ошибок.
– А, ну это верно, – согласилась со мной девушка. – Нет, я уходила последняя, Алиса и Ксюша даже вещи разбирать не стали, надели купальники и убежали. Сейчас вот думаю сходить поплавать в пруду, но уже как-то темно и прохладно, придется ограничиться душем… Если у вас все, я бы пошла в номер, не терпится кинуть свое барахло.
– Да-да, не смею вас задерживать! – произнесла я.
Вероника встала с лавочки, пожелала мне хорошего вечера и пошла по дороге к седьмому корпусу.
Я подошла к Альбине и тихо проговорила:
– Вероника утверждает, что свой этюд она писала около трех часов. Это правда, она всегда с такой скоростью рисует?
– Даже не знаю… – задумалась Карбышева. – Точно могу сказать, она пишет дольше меня. Я же большими плоскостями работаю, а она любит ненужную детализацию. Нет, три часа для такого небольшого формата все-таки много, я видела, что она там наваяла. От силы на такую работу уйдет полтора часа, а то и меньше.
– Вот как, значит, три часа – преувеличение… – задумалась я.
Почему Вероника сказала неправду? Я тоже не подумала бы, что на такую картину могло уйти так много времени. Елка, конечно, прорисована хорошо, даже неровности ствола прописаны. Но дома и зелень выглядят очень смазано, никаких подробностей и деталей я не увидела. В принципе, можно было взять определенную краску и просто закрасить фон, а потом нарисовать эти дома. Я не специалист в живописи, но этюд выглядел именно так.
– Значит, Вероника соврала, – заключила я. – Она сказала, что сперва разложила вещи, то есть на это ушло не более получаса. Итого она отправилась на свой пленэр в половине четвертого. По ее словам, через три часа этюд был готов, и в половине
