— Странно, почему они тебя не убили? — удивилась я. Глеб явственно вздрогнул. — Нет, я, конечно, рада, что ты жив, и ни в чем тебя не обвиняю… но все-таки удивительно как-то.
Глебушка шмыгнул переломленным носом и гнусаво проговорил:
— Я отвлекся от мониторов на пять минут, чаю выпить хотел, Машка, дура, принесла… и тут они входят. Я ничего не успел сделать. Один мне сразу двинул в пятак, я вырубился. Они меня немного ногами попинали и ушли. Я очнулся, слышу — идут, ботинки тяжелые, и много. Ну, я в шкаф и залез. Они даже не вспомнили про меня…
Конечно, не вспомнили. Как раз в это время они всем колхозом искали Папая…
Я протянула Глебу автомат.
— Пойдем. Нам пора. Ты будешь моим козырем в рукаве. Понял? Никто не знает, что ты жив. Вдвоем наши шансы резко повышаются. Давай, солдат, вспоминай, чему тебя учили…
Глеб побледнел до зелени, но кивнул.
— Слушай сюда. Мне надо пробраться в мою комнату. Там у меня пистолет, шокер и прочие приятные штучки. Автоматы — это хорошо, это просто здорово… Но проблема в том, что злодеи тоже вооружены, вдобавок там заложники. Мы с тобой не можем допустить, чтобы они пострадали, а этим уродам все равно. Так что придется действовать скрытно.
Глебушка судорожно прижал автомат к груди.
— Зато, если я брошу в гостиную светошумовую гранату, у нас будет шанс покрошить злодеев. Понял теперь, каков мой план? Ну, вперед.
Я выглянула в коридор. Все чисто. Сделав охраннику знак следовать за мной, я двинулась к лестнице. Из гостиной слышались громкие голоса. Кажется, Давид что-то рассказывал. На часах у двери стоял косоглазый Башир. Мужик был явно заинтересован тем, что происходило в гостиной, а в коридор не смотрел. Под прикрытием лимонного дерева я просочилась к диванчику под лестницей. Выждала и сделала знак Глебу следовать за мной. Охранник неуклюже заковылял ко мне. Эх, сейчас он нас спалит! Башир что-то услышал и завертел башкой. Но, к счастью, Глебушка уже проскочил открытое пространство. Теперь надо было подождать, пока Башир успокоится и отвернется к двери. Тогда я смогу подняться на второй этаж, добраться до своей комнаты и вооружиться всякими полезными штучками, которых мне сейчас так не хватает.
Вот наконец Башир отвернулся. Я сделал знак Глебу, что пошла. Я успела сделать всего два шага по открытому пространству, когда Глебушка настиг меня. С непривычным проворством охранник сдернул с диванчика клетчатую накидку и накинул ее мне на голову. После чего заорал:
— Она здесь! Я поймал ее!
И удар прикладом от подоспевшего Башира отправил меня в темноту.
Я очнулась в гостиной. Обнаружила, что сижу в кресле под елочкой, намертво привязанная к нему веревкой.
— А, вы снова с нами, дорогая? — ядовито приветствовал меня Давид.
А Голиаф подошел и с размаху хлестнул меня по губам:
— Ты зачем вывела из строя систему наблюдения, тварь?
Большого вреда старик мне причинить при всем желании не мог, но прикосновение его руки было невероятно омерзительным.
— Специально, чтобы тебя довести до кондратия! — весело сообщила я. Голова болела так, что перед глазами летали зеленые звезды. Вдобавок к этому комната медленно покачивалась у меня перед глазами. Я почти ничего не видела, но широко улыбнулась туда, откуда слышался голос.
— Кто такой Кондратий? — переспросил Голиаф.
— Смерть твоя, идиот! — ответила я.
— Так называют инсульт, — мягко пояснил Давид. — В старину говорили «апоплексический удар».
— Мы что, приехали сюда ради того, чтобы изучать великий и могучий русский язык? — Нервы Голиафа явно были натянуты как струна. И, кажется, начинали дребезжать.
Перед глазами слегка прояснилось. Словно в тумане, я видела гостиную — Альберта на диване, Васю на полу. Рядом с учителем стоял Сквош. Выглядел Вася не очень, из чего я сделала вывод — он пытался протестовать и получил по полной. Эх, Вася, Вася! Если бы ты умел хоть что-то, цены бы тебе не было.
Катерину мне было видно плохо — ее кресло развернули к окну.
Я повернула голову в сторону окна и замерла. На стуле сидел Глеб. Парень держал в руке высокий стакан с чем-то разноцветным, и глуповатое лицо охранника выглядело довольным. Я дернулась в его сторону, но веревка держала крепко. Перед глазами немедленно возникла новая порция зеленых искр. Я невольно замычала. Дайте мне минуту… нет, тридцати секунд достаточно, и я сотру торжествующую ухмылку с лица Глебушки…
— Милая, смешай нам еще по «Маргарите», — попросил Давид. — Очень мучает жажда.
В поле моего зрения возникла Маша. Девушка несла поднос с напитками. Она поставила его на маленький столик и принялась смешивать коктейли.
— Женщины совершенно не умеют готовить напитки, — вздохнул Давид. — Вот, помню, в семьдесят восьмом году в Сингапуре был один бармен…
— Хватит! — оборвал его Голиаф, потирая левую сторону груди. Старик явно чувствовал себя неважно.
— Не надо нервничать, — вкрадчиво произнес Давид. — Когда нервничаешь, рискуешь запороть самую успешную операцию. Ты это еще помнишь?
Голиаф промолчал.
— Ну чего вы копаетесь, милая? — прикрикнул Давид на Машу.
Девушка пискнула, подала старикам по бокалу и принялась обходить наемников, разнося коктейли. Руки ее дрожали так, что девушка едва не расплескала напитки.
Голиаф в два глотка выхлестал свою «Маргариту» и повернулся к нам:
— Все, хватит прохлаждаться! Продолжим беседу.
Давид, неспешно потягивая напиток, кивнул, соглашаясь. Ажан развернул кресло, в котором сидела Гольцова, и я ахнула. Лицо Катерины пересекал глубокий порез. Кровь заливала белый свитер, но глаза смотрели вполне осмысленно. Да, если мы выживем, Гольцовой потребуются услуги хорошего пластического хирурга для того, чтобы вернуться на сцену…
— Ажан, еще разок! — приказал Голиаф. Наемник с белыми волосами взял руку Гольцовой и сломал палец. Катерина закричала. Она поливала стариков таким отборным матом, какого я не никак не ожидала от дочки дипломата.
Голиаф подошел и взял Гольцову за волосы:
— Отдай нам эти проклятые алмазы, сука! И мы тут же уедем!
— Хрен тебе в глотку! — оскалилась Катерина.
Я обвела взглядом комнату. Альберт закрыл лицо руками. На его повязке проступила кровь. Вася дергался на полу, но слабо — видимо, уже понял, что шансов справиться хотя бы с одним из наемников у него нет. Маша рыдала в углу, закрывая рот руками — боялась, что ее услышат. Глебушка с интересом наблюдал, как пытают его хозяйку.
Никому не нравилось происходящее. Никто в этой комнате не получал удовольствия. Для наемников это была просто работа.
— Ажан, еще разок! — велел Голиаф. Раздался отвратительный хруст.
Катерина закричала:
— А, сволочи! Плевать, я не пианистка! А вы все сдохнете еще до восхода солнца!
Старики переглянулись. Давид пожал плечами:
— Мы попусту теряем время. Нужно действовать по-другому. Вы еще не забыли про деток? Давайте спросим вот эту милую девушку…
И старческий палец указал на замершую Машу. Девушка задрожала и принялась повторять:
— Нет, нет, не надо… Я ничего не знаю…
К Маше подошел Кабошон. Правая рука его была примотана к самодельной шине из палки, но с Машей можно было справиться и одной левой. Кабошон взял девушку за волосы и развернул лицом к свету.
— Скажи нам, милая, где детишки? И мы тебя немедленно отпустим. За тебя просил вот этот молодой человек, — Давид кивнул в сторону Глеба. — Он ведь твой жених, да? Поздравляю. Мы же не звери… так что вы с ним сразу же отправитесь домой. Сразу, как скажете, где дети.
— Я все скажу.
Я замерла. Маша — это вам не Катерина Ивановна. К тому же зачем горничной рисковать своей жизнью ради хозяйских детишек? Девушка поглубже вздохнула и заговорила:
— Рано утром, еще темно было, часов примерно в шесть утра, детей посадили в машину и отвезли в Тарасов. Я слышала, как хозяева говорили между собой, что здесь им оставаться слишком опасно. Вот она отвезла! — дрожащий палец девушки указал на меня.
Я едва успела сделать зверское лицо, оскалилась и кивнула:
— Ага! Хрен вам, а не детишки.
Давид вскочил и подбежал к горничной. Заглянул ей в лицо:
— Ты правду говоришь, девушка? Если ты солгала, ты очень пожалеешь…
Маша кивнула и залилась слезами.
Давид всмотрелся в ее кроткое лицо с совершенно овечьим выражением, кивнул и отошел.
Тут я заметила, что Глебушка, растерянно хлопая белыми ресницами, переводит взгляд со стариков на Машу. Вот охранник открыл рот…
— Эй, Глеб! Сука ты последняя! Пидор вонючий! — заорала я охраннику.
Глеб аж вскинулся. Лицо его перекосилось:
— Т-т-ты чего т-т-такое говоришь?!
Охранник подскочил ко мне и ударил с двух сторон по ушам. Голова моя взорвалась болью, но зато Глебушка отвлекся от опасной темы. Сработало! Странно, почему парня так задело мое оскорбление…
