- Отказался от… Но что общего имеет это с Анжеликой?
- Я отказался потому, что должен был сказать Си Джей, что не могу продолжать лгать относительно алиби Дафны. Видишь ли, Анжелика должна предстать перед судом главным образом потому, что не может представить никакого алиби. А ведь у Анжелики алиби есть, причем несокрушимое. В два часа, то есть тогда, когда Джейми был убит, Анжелика была со мной в этой квартире. Сегодня днем я отправился на Сентрс-стрит и рассказал все Трэнту.
На Бетси было страшно смотреть. Не потому, что она была близка к обмороку - страшны были нечеловеческие усилия, которые она прилагала, чтобы владеть собой.
Она сказала сухим и бесстрастным голосом:
- Но ведь ты вообще ее не видел… Даже не знал, что она в Нью-Йорке. Ты сам говорил, что она взяла с Джейми обещание…
Я подошел к ней и положил обе руки на ее бессильно опустившиеся плечи.
- Я не говорил тебе об этом, хотя хотел, честное слово, хотел все тебе рассказать, а потом откладывал со дня на день. Но теперь, Бетси, поверишь ли ты мне, если я скажу тебе правду? Действительно поверишь? Если я еще раз поклянусь, что совершенно равнодушен к Анжелике?
- Прошу тебя… - сказала она, отстраняясь от меня. - Прошу тебя, скажи мне. Я хочу все знать.
Я рассказал ей обо всем, что произошло, начиная с моей первой, случайной встречи с Анжеликой и до переломного момента, когда она явилась ко мне в нашу квартиру. Я не скрыл ничего. Потому что только теперь я увидел вое в надлежащем свете и все понял. Я даже смог признаться ей в моих иллюзорных эмоциях, вызванных давними воспоминаниями, даже в последнем унизительном эпизоде, когда нам помешала Элен. Я знал, что пришло время извергнуть из себя все это. Ибо мы переживали истинный кризис нашего супружества. Я должен был объяснить все.
Все это время Бетси не присела ни на минуту; она стояла возле дивана, неестественно выпрямившаяся, неподвижная, и смотрела на меня. Я чувствовал облегчение и тревогу - облегчение, так как я, наконец, срывал слой за слоем наросшую корку лжи, и тревогу, потому что я не знал, как Бетси это примет. По ее лицу я ничего не мог прочесть. Оно было каменным, непроницаемым лицом спартанца, лицом, нетипичным даже для Коллингхемов, которых с колыбели научили считать, что жизнь трудна и враждебна и что это необходимо переносить. Теперь и я тоже стал частью этого враждебного мира, противостоящего ей. В эти минуты я ненавидел себя больше, нежели когда-нибудь до сих пор.
- Я хотел тебе все рассказать, - продолжал я. - После этого эпизода с Элен я ощутил такое отвращение к себе, что поклялся признаться тебе во всем сразу же после твоего возвращения из Филадельфии. Но потом произошло это убийство, мне позвонил Си Джей, так что я, не успев сориентироваться, уже был втянут в сети лжи в связи с этим алиби Дафны. Бетси… можешь ли ты меня понять? Всю мою глупость… гнусное мое поведение? Ты можешь?
И вдруг напряженность на ее лице начала таять; с безмерным облегчением я увидел, что она улыбается.
- Бедняга! - сказала она.
- Я вовсе не бедняга! - бурно отреагировал я. - Я просто не слишком ловкий, довольно ординарный подлец.
Мне хотелось подойти к ней, обнять ее, но я был слишком пристыжен и унижен. Я ощущал мелодраматичность происходящего, и все же я не мог сейчас подойти к ней, потому что… не чувствовал себя достойным ее.
Бетси очень серьезно и без улыбки спросила:
- И как же принял это папа?
- Он осыпал меня угрозами, какие только смог выдумать.
- Но ты сам отказался от должности, ты не позволил, чтобы он тебя вышвырнул?
- Конечно, нет. Я отказался сам.
- По крайней мере, хоть этому я могу порадоваться. В сущности, ты никогда не относился к людям, которые умеют есть из его рук. По этой причине я всегда очень тревожилась о тебе и чувствовала угрызения совести - ведь в это тебя втянула я.
- Пожалуй, Си Джей перестанет финансировать твой Фонд, - вдруг сказал я.
- Ты думаешь, мне было приятно ползать перед ним на коленях, вымаливая каждый цент? Я не нуждаюсь в нем. Справлюсь сама, без него.
Несмотря на все эти заверения, я знал, что Бетси в отце нуждается. Всю жизнь она упорно старалась снискать его одобрение и признание. Но теперь она была готова отвергнуть все это ради меня. Я смотрел на нее с чувством, близким к страху, и одновременно с восхищением. "Вряд ли кто-нибудь еще может похвастаться такой женой", - подумал я.
- Ты хорошо поняла все, что я сказал тебе об Анжелике? - спросил я еще раз.
Ее стакан все еще стоял на столе. Она отпила глоток и поставила стакан на прежнее место.
- Да, Билл, я поняла. Когда женщина так прекрасна, как Анжелика…
Ее голос прервался. Видя, куда ее повело, я быстро подошел к ней и обнял ее за плечи.
- Нет, это не то. Это не имеет ничего общего с красотой. Это просто воспоминания молодости. Мне было жаль ее, она оказалась в такой передряге… и тогда…
- Билл, - прервала меня она, - прошу тебя, не будем больше говорить на эту тему…
Несколько мгновений Бетси всматривалась в мое лицо, но тут же отвела взгляд. Я притянул ее ближе и поцеловал. Она на миг застыла в моих объятиях, а потом расслабилась. Все снова было хорошо, а мое счастье и благодарность не имели границ.
Спустя минуту Бетси отстранилась от меня и сказала:
- Только одну вещь я не могу понять. Ведь Анжелика не выложила полиции всю правду, когда была арестована?
- Нет. Она не хотела поставить меня в затруднительное положение.
- Не хотела ставить тебя в затруднительное положение… Но теперь ее освободят?
- Не так сразу. Когда сегодня днем я сказал Трэнту правду, он не поверил мне.
- Не поверил?
- Я знаю, что это звучит парадоксально, но, видишь ли, Анжелика сначала противоречила моим показаниям. А потом, когда я препроводил Трэнта сюда, к нам, Элен также отказалась подтвердить мои слова. Разумеется, она боялась Си Джей - и за себя, и за маленькую Глэдис. Ну, а потом Пол… он поступил точно так же, как и Элен; а ведь он знал все об этом деле с самого начала. Но Трэнту он заявил, что я ничего не говорил ему об Анжелике.
Бетси резко повернулась ко мне.
- Пол не подтвердил твои слова?
- Но ведь ты же знаешь его. Он счел, что должен оградить меня от неприятностей. К тому же он боялся Си Джей. Пол полагал, что Трэнт с самого начала ведет себя очень скептично. И его действительно можно обвинить в этом. Трэнт вбил себе в голову, что я выдумал все это, чтобы спасти Анжелику, потому что я ее люблю. Он сказал, что не может опираться на мои показания, пока я не буду располагать убедительными доказательствами.
Если бы я не был так ослеплен обретенным счастьем и душевным покоем, я обратил бы внимание на то, что с Бетси что-то происходит. Однако я ничего не заметил.
- Но все будет хорошо, - продолжал я. - Я убедился в этом только что, перед самым твоим приходом, когда разговаривал с Рики. Оказалось, что я все же имею свидетеля. В ту ночь я повел Анжелику в спальню Рики. Днем он был у дантиста, и ему вырвали зуб. Когда мы были в его комнате, кукушка в часах прокуковала два. Рики помнит все это и также помнит Анжелику. Он назвал ее своей "той мамочкой", с которой жил раньше, прежде чем…
- Билл! - Это был почти крик. Я смотрел на нее, очнувшись внезапно от эйфории, в которую впал. Лицо ее стало серым, губы сжались в тонкую прямую линию. - Ты что, намерен втянуть во все это Рики?
- Но, Бетси…
- Ты, наверное, свихнулся! Ведь он маленький ребенок! Ему только шесть лет! Тащить его в полицию с какой-то неправдоподобной, явно отрепетированной заранее историей! Ты до смерти напугаешь ребенка!
- Но, Бетси, ведь это единственный способ спасти Анжелику!
- Спасти Анжелику! Это единственное, что тебя интересует, не так ли? Рики в расчет не идет! Ты не задумываешься над тем, как это отразится на ребенке. Он до конца жизни будет помнить, что его мать сидела в тюрьме за убийство. Если ты препроводишь его к Трэнту и все пойдет дальше нормальным путем, Рики должен будет давать показания на процессе как свидетель. И это никогда не сотрется из его памяти! Никогда!
Бетси по-настоящему была в ярости. Но не это вышибло меня из равновесия, а выражение ее глаз, полных отчаяния и предчувствия катастрофы. Как мог я не подумать, что через Рики нанесу ей удар в самое чувствительное место? Как мог быть таким идиотом, чтобы к той правде, которую она должна была выслушать, добавить еще и это?
Я протянул к ней руки, однако она резко отстранилась и опустилась на диван.
- Иди! - крикнула она. - Делай, как считаешь нужным. Я не в состоянии запретить тебе это. Это твой сын… твой и Анжелики. Не мой…
Если бы Бетси принадлежала к несдержанным женщинам, этот писклявый, почти истеричный голос не произвел бы на меня такого страшного впечатления. Конечно же, она была права в отношении Рики и процесса. Мне это вообще не пришло в голову, поэтому я с болью в сердце сказал:
