Клоун пожал плечами. Наступила долгая пауза.
— Чего ты дурачком прикидываешься? — не выдержав, взорвался Бублейников. — Отвечай, когда спрашивают! Вот уже и шапка на тебе горит!
Парень невольно коснулся своей нечесаной головы.
— Приятель твой все рассказал, — заметил капитан Вегер, нацелив ручку прямо в грудь Клоуна. — Сознался, что ходили к вдове Иллеш. Он умнее тебя.
Клоун в полной растерянности глянул на офицеров. Он не знал, как ему быть. Казалось, он сейчас запищит, как загнанный охотниками заяц.
— Мы хотели переждать, пока найдут убийцу. Я не убивал, — жалобно промямлил он. — Боялись, что засудят.
— Ты не убивал? — быстро спросил Бублейников. — Ладно. А кто же? Кравцов?
Клоун покачал головой.
— С вами еще кто-то был? — спросил Коваль.
— Нет.
— Так кто же убил? Святой дух?
— Не знаю.
— Ну что ж, начнем сначала, — спокойно произнес Коваль. — Расскажите о той ночи на шестнадцатое, все по порядку. — Он заметил жадный взгляд, брошенный парнем на зажженную папиросу. — Хотите курить?
— Если можно.
Коваль протянул ему «Беломор».
— Ну, были там, во дворе вдовы, — вздохнул Клоун, взяв папиросу. — Так что из того? Ну, зашли…
— Днем, через калитку?
— Нет, — Клоун опустил голову, — через забор. Ночью.
— Зачем же ночью да еще и через забор?
Клоун опустил голову еще ниже, так, что его нечесаные вихры совсем закрыли лицо.
— Ну что же ты глаза прячешь? — сказал Бублейников.
— Разрешите, я папиросу выкурю, — выпрямился Клоун. — Я вас прошу, — умоляюще взглянул он на Коваля, поняв, что именно он тут старший. — Я вам все скажу, только пусть они, — и Клоун со страхом покосился на Бублейникова, — меня не перебивают.
— Курите, курите, — разрешил Коваль.
Пока Клоун жадно глотал дым, капитан Вегер просматривал исписанные листы протоколов, а Бублейников куда-то вышел, демонстративно оставив двери полуоткрытыми, чтобы проветрить кабинет, где уже, как говорится, топор можно было повесить.
— А теперь, — сказал Коваль, когда майор вернулся, — кончайте, Самсонов, курить. А то уже и «фабрика» горит. Так зачем же вы пошли ночью к Иллеш?
— Я не убивал, — снова повторил Клоун. — Честно. Можете мне верить. — И он провел ногтем большого пальца по оскаленным зубам — это должно было означать, что он клянется. — И Длинный тоже не убивал. Мы хотели войти, а там уже кто-то был. В доме. Ну, мы и рванули оттуда. Больше ничего. Утром слышим — убийство. Мы перепугались, что на нас подумают, решили уехать. Переждать.
— А зачем вы ходили к Иллеш? Зачем?! — снова сорвался Бублейников. — С вами нечеловеческое терпение нужно иметь!
— И нужно-таки, — негромко заметил Коваль.
— Ладно, скажу, — вздохнул парень. — Вдову потрясти хотели.
— Вот так бы давно, Самсонов, — с облегчением вздохнул Бублейников. — Стало быть, признаетесь, что пошли грабить.
— Но мы ничего не сделали. Даже в дом не вошли. Я пальцем никого не тронул — клянусь! А утром Длинный говорит…
— Называйте подлинную фамилию, — перебил Клоуна капитан Вегер, уже дважды по ошибке вписавший в протокол кличку.
— А утром, — повторил Клоун, — Длинный, то есть Кравцов, говорит: «Давай сматываться — вдову укокошили!» Я ее не душил, не резал, зачем же мне отвечать?!
— Расскажите по порядку.
— Что говорить? С чего начинать?
— Начните с вечера.
— Были мы у Длинного, то есть, извините, у Жеки Кравцова, в карты играли, в очко. Потом пошли. Мы еще раньше договорились, что пойдем к вдове.
— В котором часу вы там были, у ее дома?
— Точно не скажу. Что-то около часа ночи. Пошли, значит, пришли…
Клоун говорил теперь, не останавливаясь, и капитан Вегер едва успевал записывать показания.
— Никого не встретили по дороге?
— Какая-то парочка на углу стояла. Под деревом, недалеко от дома. А может, еще кто-то был. Не присматривался.
— Дальше.
— Перелезли через забор.
— Ничего вас там не удивило, во дворе?
— Нет, — пожал плечами Самсонов.
— Как же вас собака не покусала? У Иллеш волк — не собака.
— А собака в сарае была заперта, оттуда и лаяла. Да так глухо, как из-под земли. Мы удивились с Длинным, а потом обрадовались. Можно еще папироску? Два дня не курил — уши опухли.
— Берите, — сказал Коваль, — и рассказывайте.
Клоун разговорился, оживился, выпрямился — словно с каждым словом сбрасывал камень с души.
— Ну, подошли тихонько к двери, — продолжал он. — А за дверью возня какая-то, кто-то шороху дает, а кто-то хрипит, словно душат его.
— Отчетливо слышали хрипение? — с сомнением переспросил Вегер, перестав писать.
— Сначала подумали, что показалось. Нервы все-таки. А потом слышим — еще и еще! Да так страшно, что мы — назад. И смотались.
— Ах ты, какие пугливые, боже ты мой! — проворчал майор Бублейников. — Перепугались, бедные, — и концы в воду.
— Когда назад лезли — я как раз на заборе был, — там кто-то закричал, да так, что у меня мурашки по телу забегали. Даже сейчас, как вспомню, — съежился Клоун, — плохо делается.
— Так сразу и бросились назад? — переспросил Коваль.
Клоун кивнул.
— И не заинтересовались, что там делается, в доме?
— Длинный сказал: «Тут мокрое дело…» Кто-то нас опередил.
— А вы тоже были готовы на «мокрое»?
Клоун испуганно вытаращил глаза:
— Мы по мокрому не работаем.
— Зачем же ножи прихватили? — спросил майор Бублейников.
— У меня не было ножа.
— А у Кравцова?
— Не знаю. Может, и был.
— А ему зачем?
— Может, замки ломать…
— А где выбросили эти ножи?
Клоун снова начал твердить: у него ножа никакого не было.
— А где тот, что вы вместе с Кравцовым сделали в мастерской?
— Я никаких ножей не делал.
Для предстоящей беседы с Кравцовым, которого Коваль справедливо считал главной фигурой в этой небольшой компании, было достаточно уже и того, что рассказал Самсонов, и подполковник решил пока оставить его в покое и отправить в камеру.
— Самсонов, вы рассказали немного правды, это хорошо. Это в вашу пользу. Но скажите вот еще что: вы вдвоем ходили к вдове Иллеш или втроем?
— Вдвоем! — И на лице Клоуна появилось такое выражение, будто бы он готов был землю есть, чтобы подтвердить свои слова. — Только вдвоем, только вдвоем, — повторил он.
— А кто такой Кукушка? — поинтересовался капитан Вегер.
Клоун словно поперхнулся и, глядя куда-то в сторону, пробормотал:
— Не знаю.
— Он не был с вами в ту ночь?
Чуть не сказал: «Нет, не был», — но своевременно сдержался. Однако подполковник Коваль так же, как Бублейников и Вегер, прекрасно видели растерянность Клоуна.
— Разрешите, Дмитрий Иванович, у меня еще кое-что есть, — обратился Бублейников к Ковалю, хотя тот уже вызвал конвоира.
Коваль кивнул.
— На что ты жил здесь три месяца? — спросил Бублейников парня. — На какие деньги?
— Два с половиной…
— Хорошо, два с половиной.
— Случайные заработки. На вокзале вещи носил. Курортникам. Чемоданы всякие, корзины.
— И тебе доверяли?
— Дрова пилил и колол.
— В мае и в июне?! Не мели чепуху!
— Есть такие, что в мае дровами запасаются.
— А скотину пасти не нанимался?
— Пробовал.
— К кому?
— На улице Духновича, на Лесной. Фамилий не знаю. Меня Длинный водил. Да не взяли.
— А к Иллеш?
— К убитой? Нет, не нанимался.
Бублейников выдержал паузу, многозначительно взглянул на коллег и сказал Клоуну:
— На этот раз ты, кажется, не врешь… Понял, что у палки два конца. А на какие деньги вы с Кравцовым разъезжали?
— Билеты он покупал. Я не знаю, на какие. Значит, были деньги. Он на «Водоканале» работал…
— Знаем мы его работу, — двусмысленно произнес Бублейников.
Вошел конвоир.
Клоун, не читая, подписал протокол, вернул его капитану Вегеру и, оглядываясь на неумолимо строгого майора и вытирая рукавом футболки потное лицо, вышел с конвоиром.
После короткого перерыва Коваль распорядился привести Кравцова.
— Ну что ж, — сказал подполковник, когда Кравцов по его разрешению опустился на стул и вытянул свои длинные ноги. — Все произошло так, как и предполагалось. Ваш приятель Самсонов признался, что ходили вы к Иллеш ночью, грабить ходили.
На неподвижном лице подозреваемого это сообщение не отразилось, разве только еле заметно шевельнулись полуопущенные веки и углубились уголки сжатых губ.
— Что вы на это скажете, гражданин Кравцов?
Кравцов ответил не сразу. Положив свои огромные руки на колени, он задумался, потом спросил:
— Долго вы его били?
— А вас бьют?
— Меня? Нет.
