– Монтальбано, не стройте из себя Дон-Кихота. Любое общество нуждается в том, чтобы кто-то мыл сортиры. Но это не значит, что тот, кто моет сортиры, не принадлежит к этому обществу.
Монтальбано чувствовал, что внутри него закипает дикая злость. Боясь сказать что-нибудь не то, он протянул руку к мороженому, придвинул тарелку и принялся есть. Лоэнгрин Пера, уже привычный к такому обхождению, не проронил ни слова, пока Монтальбано не расправился с мороженым.
– Карима была убита, вы признаете это? – спросил Монтальбано, оторвавшись от еды.
– К сожалению, да. Фарид испугался, что…
– Меня не интересует, почему. Меня интересует то, что она была убита с согласия одного из таких слуг государства, как вы. Вы как квалифицируете этот случай: как обезвреживание или как преднамеренное убийство?
– Монтальбано, мерки обычной морали не применимы…
– Полковник, я вас уже предупреждал: не используйте в моем присутствии слово «мораль».
– Я имел в виду, что иногда государственные интересы…
– Довольно! – Монтальбано от злости уничтожил мороженое четырьмя глотками. А потом вдруг хлопнул рукой по лбу: – Который час?
Полковник посмотрел на золотые наручные часы, они были такими малюсенькими, что походили на дорогую детскую игрушку.
– Два часа.
– Почему же Фацио до сих пор нет? – спросил Монтальбано сам себя, стараясь казаться обеспокоенным. И добавил: – Мне надо позвонить.
Он встал, подошел к телефону, который стоял на письменном столе в двух метрах от Лоэнгрина Пера, и заговорил во весь голос, чтобы тот расслышал каждое слово.
– Алло, Фацио? Это Монтальбано.
Фацио спросонья с трудом мог говорить:
– Что стряслось, доктор?
– Как, ты забыл об аресте?
– Каком таком аресте, доктор? – спросил Фацио в полной растерянности.
– Об аресте Симоне Филеччи.
Симоне Филеччу Фацио собственноручно арестовал днем раньше. Но он прекрасно понял, что от него требуется.
– Что я должен делать?
– Заезжай за мной, и поедем на задержание.
– Взять свою машину?
– Нет, лучше казенную.
– Сейчас буду.
– Подожди секунду.
Монтальбано закрыл рукой трубку и обратился к полковнику:
– Насколько вы еще меня задержите?
– Все зависит от вас, – сказал Лоэнгрин Пера.
– Приезжай, скажем, минут через двадцать, – сказал комиссар Фацио, – не раньше, мне надо договорить с приятелем.
Он положил трубку и снова сел за стол. Полковник улыбнулся.
– Поскольку у нас остается так мало времени, назовите свою цену. Не стесняйтесь в выражениях.
– Я стою мало, совсем мало, – сказал Монтальбано.
– Говорите.
– Всего два условия. Я хочу, чтобы в течение недели был обнаружен труп Каримы, пригодный для опознания.
Эти слова произвели на Лоэнгрина Пера больший эффект, чем крепкая оплеуха. Он открыл и снова захлопнул свой маленький ротик и оперся ручонками о стол, как будто с трудом держался на стуле.
– Но зачем? – выговорил он тихим медоточивым голосом.
Монтальбано ответил грубо и твердо:
– Это мое дело.
Полковник покачал головкой, как китайский болванчик.
– Это невозможно.
– Почему?
– Мы не знаем, где ее… похоронили.
– А кто знает?
– Фарид.
– А Фарид был обезврежен? Знаете, мне даже понравилось это слово.
– Нет, он вернулся в Тунис.
– Тогда в чем проблема? Свяжитесь со своими дорогими тунисскими коллегами.
– Нет, – набрался храбрости карлик. – Эта операция закрыта, мы не можем возобновить переговоры, только чтобы узнать местонахождение трупа. Нет, это невозможно. Просите что угодно, но этого мы не можем выполнить. К тому же я не вижу в этом смысла.
– Подождите, – сказал Монтальбано и поднялся со стула. Лоэнгрин Пера мгновенно последовал его примеру и вскочил на ноги. Он тоже не привык сдаваться.
– А позвольте узнать, каково ваше второе требование?
– Конечно. Начальник полиции Вигаты вынес предложение о моем повышении…
– Нам ничего не стоит сделать так, чтобы его утвердили, – обрадовался полковник.
– А чтобы его отклонили?
Монтальбано буквально услышал, как голова Лоэнгрина Пера затрещала от напряжения и стала с грохотом разлетаться на части, как будто взорвалась изнутри.
– Вы абсолютно сумасшедший, – пробормотал полковник с искренним ужасом.
– Наконец-то до вас дошло.
– Послушайте, делайте что хотите, но я не могу выполнить вашу просьбу и найти труп. Никак не могу.
– Посмотрим, как прошла запись? – любезно предложил Монтальбано.
– Какая запись? – Лоэнгрин Пера был уже вне себя.
Монтальбано подошел к книжному шкафу, поднялся на цыпочки, достал телекамеру и показал ее полковнику.
– Господи! – прошептал тот, бессильно опускаясь на стул. С него ручьями тек пот.
– Монтальбано, ради вашего же блага, умоляю вас…
Но его змеиная натура не дремала: пока он умолял комиссара не делать глупостей, его рука незаметно тянулась к мобильному телефону. Поняв, что одному ему не справиться, он решил вызвать подкрепление. Дождавшись, когда рука окажется в сантиметре от телефона, Монтальбано кинулся на него. Одной рукой он забросил в угол телефон, другой со всей силы заехал полковнику по лицу. Лоэнгрин Пера пролетел через всю комнату, ударился о стену и сполз на пол. Монтальбано медленно подошел к нему и, вспомнив бесчисленные фильмы про нацистов, раздавил упавшие на пол малюсенькие очки полковника.
Монтальбано подобрал мобильный телефон и колотил им о край стола, пока не расколол пополам. В довершение он достал из ящика с инструментами молоток и прикончил аппарат. Полковник сидел на полу у стены и чуть слышно причитал. Увидев перед собой Монтальбано, он закрылся руками, как ребенок, которого хотят отшлепать.
– Умоляю вас, хватит! – взмолился он.
Кем надо быть, чтобы тебя так развезло от одного удара и струйки крови из разбитой губы? Комиссар взял его за лацканы пиджака, поднял с пола и усадил на стул. Дрожащими руками полковник поднес вышитый платочек ко рту, но как только увидел красное пятно, закрыл глаза и обмяк, словно вот-вот потеряет сознание.
– Просто… кровь… наводит на меня ужас, – пролепетал он.
– Своя или чужая? – поинтересовался Монтальбано.
Он пошел на кухню, вернулся с полупустой бутылкой виски и стаканом и поставил их перед полковником.
– Я не пью.
Монтальбано, выпустив пар, чувствовал себя спокойнее. Он рассудил, что если полковник звонил, чтобы вызвать своих людей, то эти самые люди должны быть где-то совсем рядом, минутах в двух езды от дома. Вот это настоящая опасность.
Раздался звонок в дверь.
– Доктор! Это Фацио.
Комиссар приоткрыл дверь:
– Послушай, Фацио, мне тут нужно договорить с человеком, про которого я тебе говорил. Посиди в машине, когда понадобишься, я тебя сам позову. Только осторожно: здесь поблизости могут оказаться опасные люди. Задерживай любого, кто подойдет к дому.
Он закрыл дверь и вернулся за стол. Лоэнгрин Пера, казалось, впал в забытье.
– Постарайся понять меня, пока совсем не отключился.
– Что вы хотите со мной сделать? – очнулся полковник.
– Не бойся, крови не будет. Ты попался, надеюсь, это уже понятно. Ты оказался таким ослом, что наболтал все на камеру. Если я пущу по рукам эту пленку, будет международный скандал и полный бардак, а ты можешь собирать свои манатки и отправляться торговать пончиками. Если же твои люди найдут труп Каримы и сделают так, чтобы отклонили мое повышение, – обрати внимание, только если ты сделаешь и то, и другое, – то даю тебе слово, что уничтожу пленку. Тебе придется мне поверить, у тебя нет выбора. Я понятно объяснил?
Лоэнгрин Пера кивнул крошечной головкой, и тут Монтальбано заметил, что со стола пропал кухонный нож. Должно быть, полковник прибрал его к рукам, когда пришел Фацио.
– Скажи, пожалуйста, – сказал Монтальбано, – как ты считаешь, существуют дождевые черви, такие же ядовитые, как змеи?
Пера посмотрел на него вопросительно.
– Тебе же самому будет лучше, если ты вытащишь из-за пазухи нож.
Полковник молча подчинился и положил нож на стол.
Монтальбано взял стакан, до краев наполнил его виски и протянул Лоэнгрину Пера. Тот отвернулся, с отвращением сморщившись.
– Я вам уже сказал, что не пью.
– Пей.
– Я не могу, честное слово.
Сжав одной рукой физиономию карлика, другой Монтальбано влил виски в его крохотный рот.
Фацио сорок пять минут просидел в машине и уже еле боролся со сном, когда комиссар наконец позвал его. Он вошел в дом и сразу же увидел пьяного вдрызг карлика, которого то выворачивало наизнанку, то тянуло горланить песни, хотя на ногах он совсем не держался. На полу валялись разбитые очки и мобильный телефон, на столе стояла пустая бутылка из-под виски, пустой стакан, валялись какие-то бумаги и документы.
