Двигатели монотонно и уныло тянули бесконечную песню, которая раньше так радовала Геннадия, а теперь навевала безысходную тоску, будто скорбели о ком-то, бередили душу о пережитом, тревожили о предстоящем. Даже если он снова станет летать, разве будет спокоен, удовлетворен делом? Как же так случилось, что он стал изгоем в своём государстве? Чем он провинился? Выпил сто пятьдесят граммов коньяка, согласился положить на свою книжку сто тысяч рублей, остался жив? Но разве это преступления?.. Ему ни в чём не поверили. Такие, как Возницкий, наверное, и себе верят раз в год… Разложили армию, развалили Союз, теперь растаскивают Россию. Скольких людей пустили по свету, превратили в бомжей, в бандитов!.. И его, Геннадия, сделали изгоем… Но что бы с ним ни случилось, он должен, обязан найти настоящих виновников катастрофы «Руслана», гибели товарищей…
В Хабаровск прилетели уже ночью. Их встретил молодой мужчина в меховой летной куртке с летной эмблемой на шапке, поздоровался с Андреем и протянул руку Геннадию.
— Сергей.
Геннадий назвал себя.
— Как долетели? — задал мужчина обычный в таких случаях вопрос.
— Без приключений, — ответил Андрей. — Почти всю дорогу дрыхли без задних ног.
— В ночное кабаре вас на ужин завезти или сразу в гостиницу?
Андрей глянул на Геннадия.
— Куда прикажет второй пилот?
— Я не очень-то голоден.
— А я плотно поужинал в самолёте.
— Тогда в гостиницу, — скомандовал Геннадий.
Мужчина подвел их к блестевшей в свете фонарей «Мицубиси» и, едва они сели, рванул с места. Здесь снега почти не было, дорога оказалась чистой и свободной от машин — ночью, видимо, не каждый отваживался пуститься на своем транспорте в путь, — и до города они добрались в считанные минуты. Водитель, назвавшийся Сергеем, привез их к самой престижной и самой дорогой гостинице «Дальний Восток».
— Завтра в десять ноль-ноль в штабе отряда вас ждёт Виталий Иванович, — обратился он к Геннадию.
— Где это?
— Я знаю, — сказал Андрей. — Отвезу тебя туда. А потом уж сам во всем ориентируйся.
— А ты куда?
— Буду недалеко. Здесь всюду наши. Тебе придётся с ними контактировать.
— Патриоты отечества? — непроизвольно вылетело у Геннадия.
— Именно. Наш пароль: «И дым отечества…» Отзыв: «…нам сладок и приятен». Они тебя сами найдут. Пока будешь воздушным курьером. Держи ушки на макушке. Ментов и фээсбэшников тут тоже полно. И провокаторов…
Номер им был заказан люксовский. И Геннадий, приняв душ, уснул, едва коснувшись подушки. Но сон был зыбкий, тревожный…
6
В десять утра, как и было велено, он явился к командиру отряда местных авиалиний низкорослому крепышу, не по годам располневшему, круглолицему и короткошеему, похожему на картинного колобка. Но все недостатки телосложения компенсировали большие темно-карие глаза, умные и живые. Так, во всяком случае, показалось Геннадию. Ему было не более сорока. Дослужиться в гражданской авиации до командира отряда в таком возрасте редко кому удается: либо летчик обладал особым талантом, либо имел в верхах мохнатую руку.
Андрей о командире отряда ничего путного рассказать не мог, не знал. Назвал фамилию, имя, отчество: Колендо Виталий Иванович.
Командир отряда поздоровался с Геннадием за руку, указал на стул напротив и принялся изучать его летную книжку. Пролистал от корки до корки.
— Маловат налет, — закрывая книжку, сказал с сожалением. — Особенно в сложных метеоусловиях. — Почесал массивный подбородок. — У нас, правда, тоже сейчас не разбежишься — и керосину маловато, и заказов не густо, — но пока на харчи зарабатываем. — Вернул летную книжку. — Ну что же, Геннадий Евгеньевич, приступайте. Даю вам десять дней сроку на изучение района полётов, самолёта, двигателя, наставления по производству полётов, наставления по штурманской подготовке. Достаточно? Не уложитесь — скажите. Зачёты сам буду принимать. И технику пилотирования. На высоких московских покровителей не надейтесь. Плохих, нет, даже средних лётчиков я не держу. Скидок не будет, несмотря на то, что вы мой земляк…
7
Всё пока складывалось так, как обещал Андрей, и Геннадий несколько успокоился, план поисков убийц друзей отошел на второй план.
На самолёте «Ан-24» Кленов летал после окончания авиаучилища чуть более года, и возобновить знания конструкции не составило большого труда. А вот изучить район полётов оказалось непросто: Хабаровский край — от речки Бурей на западе до Охотского моря на востоке, от Бикина на юге до Кулу на севере — тысячи километров однообразных сопок, покрытых лесами, изрезанных извилистыми быстрыми реками; и редкие города, селения. Надо все запомнить, знать назубок: в полете, особенно в сложных ситуациях, на карту смотреть будет некогда и на решение даются секунды. «Чуть зевнёшь, — как говорил ещё в училище инструктор, — и полон рот земли». Добро, ничем другим заниматься не приходилось, и Геннадий часами просиживал за картой, инструкциями.
Командир отряда гонял его, как школьника на выпускных экзаменах, каких только каверзных вопросов не задавал, Геннадий аж вспотел, но отвечал спокойно и уверенно. Длившиеся более часа испытания окончились благополучно, Колендо, удовлетворенно хмыкнув, сказал:
— Ну что ж, память у тебя хорошая, теоретические знания приличные. Теперь посмотрим, чего ты стоишь в небе. Готовься, денька через два слетаем…
Пилотированием он тоже остался доволен. Геннадия зачислили в экипаж засидевшегося в рядовых командирах Биктогирова, сорокадвухлетнего пилота с большим стажем лётной работы, самолюбивого и вспыльчивого, зачастую с плохим настроением, что нередко сказывалось на взаимоотношениях с подчиненными. Но лётчик он был первоклассный, управлял самолетом, как игрушкой, за что и держали в авиации и прощали некоторые слабости, одной из которых было пристрастие к спиртному.
Когда на построении зачитали приказ о назначении Геннадия, он, поздравляя нового подчиненного, сказал без шутливого намёка:
— С тебя причитается, гусар. — Это за усы и бакенбарды, которые отрастил Геннадий по совету Андрея, что действительно в какой-то степени изменило его лицо. — Куда и когда прикажешь явиться? — Они сразу договорились разговаривать на «ты».
Геннадий предложил ресторан «Дальний Восток», где, пока они с Андреем жили в гостинице, успел познакомиться с симпатичной официанткой Реней и ее подругой администраторшей Верой.
Командир экипажа удивленно вскинул густые чёрные брови:
— Ты так богат?
— Не очень. Но выходное пособие ещё не успел истратить, — покривил душой Геннадий: не станешь же рассказывать о сейфе Курдюмова, из которого Андрей отвалил ему сто тысяч долларов. — На ресторан хватит.
— Не фасонь, гусар, выходные тебе ещё пригодятся, — посоветовал Биктогиров. — Мы люди не избалованные, пьём всё, кроме керосина. Так что возьми бутылки три «Столичной» и приходи вечерком ко мне. Жена что-нибудь приготовит. Кстати, поближе познакомишься с радистом и Колобком.
— С кем? — не понял Геннадий.
— С Колобком. Нашим командиром отряда. Так все его зовут. Мужик он крутой, но не вредный…
Геннадий, зная аппетит лётчиков — «Водки много не бывает…», купил пять бутылок «Смирновской», колбасы, сыра и рыбы, с двумя сумками в руках явился на квартиру командира. Его встретила довольно милая худощавая женщина лет сорока, и когда Геннадий протянул ей сумки и она заглянула в них, недоуменно проговорила:
— Да вы что?.. Виктор, пойди сюда, — позвала она мужа. — Ты посмотри, что он принёс. Тут на весь ваш отряд хватит.
Биктогиров глянул в сумку с водкой и удовлетворенно усмехнулся:
— Ничего, уговорим…
Пил он действительно много. И не пьянел. Только лицо наливалось кровью, и он становился агрессивнее. Жена, зная его характер, посоветовала сбавить темп, муж вспылил и велел ей убираться в другую комнату: «Не женское дело лезть с советами, когда разговаривают настоящие мужчины».
Колобок пил меньше, но пьянел заметнее, и когда был уже на хорошем «взводе», засобирался домой. Геннадий с радистом тоже встали из-за стола. Биктогиров пошел их провожать. На улице вдруг предложил:
— А не навестить ли нам ночных бабочек? Завтра полетов нет, сам бог велит повеселиться.
— Зря ты, — сказал с укоризной Колендо. — Менять такую милую жену на грязных путан? Брры-ы, — брезгливо помотал головой.
— Милая! — в сердцах повторил Биктогиров. — А знаешь, как она меня называет?.. Татарской мордой. Я этого ей никогда не прощу, буду трахаться со всеми подряд.
— Ну и СПИД или еще чего-нибудь подхватишь… Лучше и ты обзови ее русской мордой, — посоветовал Колобок. — Я ничего оскорбительного в этом слове не нахожу: морда — вполне литературное слово, и красавцами нас не назовёшь.
