Старики замолчали, мысленно вернувшись в то тяжелое для них время. Я глядела на них и с трудом верила, что они все это пережили.
— У нас так и нет детей, — тяжко вздохнув, вновь заговорила женщина. — После облучения многие так и не смогли родить. Вот и доживаем тут свой век, понимая, что скоро уйдем насовсем и ничего от нас не останется, даже памяти. Уйдем незаметно, как и прожили всю жизнь.
— Я… то есть мы… Мы приехали сюда для того, чтобы… — Анатолий Степанович не находил слов. Я помогла ему, взяв инициативу в свои руки:
— Мы пытаемся найти среди местных тех людей, которые психически нездоровы и ведут охоту на потомков разработчиков атомной бомбы. Может, вы могли бы подсказать, кто это может быть…
Старичок кивнул, затем молча встал и направился к воротам. Мы с Зубченко переглянулись и поспешили за ним следом. Остановившись у калитки, дед несколько раз кашлянул, затем указал рукой влево и произнес:
— Поедете сейчас туда до старой сосны. У нее свернете налево и проедете еще чуть-чуть. Там будет парк. Там найдете того, кто вам нужен…
Поблагодарив старичка за помощь, мы вновь загрузились в машину и отправились в указанном направлении. Очень быстро преодолев весь описанный путь, я вырулила к небольшому, огражденному низкой кованой оградой парку. Заглушив мотор, вышла. Анатолий Степанович сделал то же самое.
— Как думаете, что здесь? — спросила я у него.
— Может, психиатрическая лечебница, — предположил мужчина.
Я пожала плечами и медленным шагом направилась к парку. Мы просочились в ворота и вышли на асфальтированную дорожку. Шагали до тех пор, пока не уперлись в длинную, выстроенную кругом стену, выкрашенную серебрянкой и отсвечивающую на солнце. Мы подошли поближе и только теперь увидели, что на протяжении всей стены выбиты имена и фамилии людей. А сверху выделялась крупная надпись: «Пропавшим без вести в день ядерных испытаний».
— Что он этим хотел сказать? — обернувшись ко мне, спросил Зубченко. — Думал, что удивимся числу пострадавших?
— Нет. Он пытался дать понять, что наши с вами поиски бесполезны. Здесь вся деревня — больные, и на голову в том числе. Любой мог решиться на такое. Похоже, что мы действительно зря приехали…
Я подошла поближе к стене и, отыскав перечень фамилий на Д, начала искать среди них фамилию Дементьева. Такой не значилось, зато очень быстро попалась фамилия Вячин. Из этой семьи пропало без вести целых шесть человек. Это заставило меня насторожиться и подумать о том, что Альберт мне соврал, говоря о том, что не был причастен к покушениям. Может, конечно, и не был, но точно знал и знает, чьих рук это дело. Я уверилась уже почти на сто процентов, что здесь замешаны какие-то близкие знакомые или родственники Вячина.
— Нам нужно найти дом Вячиных, — решительно заявила я своему клиенту.
Тот удивленно посмотрел на меня. Моя решимость, видимо, казалась ему необъяснимой.
— Раз уж мы приехали сюда, то доведем дело до конца. Я хочу поговорить с его родственниками. Если потребуется, применю силу для того, чтобы узнать всю правду.
— Думаете, это кто-то из его близких?
— Скорее всего. Его семья очень многочисленна. Вдруг они специально командировали ребят в город, чтобы те отслеживали людей, принимавших участие в ядерных испытаниях?
— Да я не против попробовать, только не уверен в результате, — растерянно промямлил Зубченко.
— Должно получиться, — оптимистично возразила я и зашагала к машине.
Как вскоре выяснилось, на этом наши с Зубченко неприятности не закончились. Никто из сельчан не желал отвечать на вопрос о том, где проживают Вячины. Нас либо вообще обходили стороной, либо обкладывали таким матом, что не каждый выдержит. Впрочем, подобное отношение к людям, причастным к событиям осени пятьдесят четвертого, было вполне понятно и объяснимо. Обижаться на них не следовало, и все же терпению моему постепенно приходил конец. И потом, как-то нам все же нужно найти дом Вячиных! После долгих и тщетных поисков я все же решила вернуться к тем словоохотливым старикам, которые отправили нас в парк любоваться на мемориальную доску. Но, как ни странно, их уже не оказалось дома…
Окончательно отчаявшись, мы уже решили возвращаться назад в город. Но в этот самый момент мне на глаза попалась толпа ребятишек.
«Вот к кому мы обратимся! Мальчишки наверняка всех знают поименно».
Остановив машину и высунувшись в окно, я спросила:
— Ребята, подскажите, где живут Вячины и Дементьевы.
Мальчишки переглянулись, а затем один из них произнес:
— Вячины — такие есть, а Дементьевых нет.
— А где они живут? — снова спросила я.
— А вам которые нужны? — полюбопытствовал парень вновь.
— То есть? — не поняла его я. — У вас их что, несколько, что ли?
— Ну, да, — не смутился паренек. — Аж целых три семьи.
— Как это — три? — произнесли мы с Анатолием Степановичем почти в один голос. — Не может быть!
— Три. А что? — все с тем же равнодушием буркнул мальчонка.
— А ну, назови, — попросила я его по-свойски.
Пацан стал загибать пальцы и перечислять:
— Одни Вячины — это у которых дочь Наташка, она с Ванькой вот в одном классе учится… — пояснил он и указал на своего соседа.
— Нет, — перебила его сразу я. — Это точно не те, что нам нужны.
— Еще Вячины есть одни, они с теми родственники. Мы их по-уличному кличем — Майоровыми, потому что дед у них в Великую Отечественную войну каким-то там командиром был…
— Майором, — подсказал его товарищ.
— Ну да, майором был. У нас тут у всех так: кроме настоящей фамилии каждый житель имеет еще уличную кликуху или прозвище. Обычно все однофамильцы родственники.
— А третьи кто? — пропустив мимо ушей разъяснения мальчишки, теряя терпение, спросила я.
— А третья Вячина тетя Лена. Елена Викторовна… У нее еще сын есть.
— Альберт! — радостно выкрикнула я. Мальчишка утвердительно кивнул, а затем добавил: — Только он здесь давно уже не живет. В город укатил и почти не заглядывает.
— Где найти их дом? — заторопилась я.
— Да вон там, в самом конце. Не спутаете, у тетки Елены цветов в саду целая куча.
— Спасибо, ребята, — поблагодарила я мальчишек и тут же рванула с места.
— А что, если она откажется с нами говорить? — заерзав на сиденье, заволновался Зубченко.
— Может, и откажется, но попробовать стоит. Вдруг она в курсе, с кем ее сынок общался в деревне и кто еще из здешних держит камень за пазухой…
Я постучала в дверь, и мне открыла женщина неопределенного возраста. Ей, насколько бы невероятным это ни казалось, можно было дать лет сто… Невысокого роста, сухощавая, с обвисшей грудью и седыми, коротко стриженными волосами. Они торчали в разные стороны, открывая большие, слегка оттопыренные уши. Тонкие губы плотно сжимались, покрасневшие глаза отнюдь не украшала сетка мелких морщинок вокруг и четко обозначенные, с синеватым отливом мешки.
Это лицо не выражало никаких эмоций. Оно, казалось, застыло навсегда под маской безразличия и усталости. Да, именно усталости. Глядя на женщину, создавалось впечатление, что ее в этой жизни уже никогда и ничто не сможет удивить и тем более порадовать.
— Простите за беспокойство, — начала я первой, понимая, что Анатолий Степанович слишком растерян и вряд ли сможет что-то сказать. — Мы к вам из города. И хотели бы поговорить с вами о вашем сыне.
— Мне уже сообщили, — коротко ответила женщина, осматривая нас без особого интереса.
Я замялась, не зная, как поступить дальше: объяснить ей все через порог или попроситься в дом. Но тут женщина сама распахнула дверь и жестом пригласила нас войти.
Комнатка, куда провела нас неразговорчивая хозяйка, отличалась идеальной чистотой и некоторым аскетизмом. Старенькая мебель — кровать, стол, два стула, тумбочка, коврики ручной работы и икона — это, пожалуй, все, что здесь находилось. Обычная сельская комнатка, каких немало. Своеобразие ей придавали расставленные и развешанные повсюду красивые поделки, выполненные, видимо, руками самой хозяйки. Здесь было мило и уютно.
Усевшись на свободный стул, я начала беседу:
— Меня зовут Евгения, я — телохранитель. Этот человек — мой клиент, Анатолий Степанович Зубченко. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов…
По лицу хозяйки невозможно было понять, что именно ей известно о сыне. Впрочем, новости в деревне действительно разносятся очень быстро…
Тетка Елена, как ее назвали мальчишки, равнодушно молчала, будто, думая о чем-то своем, позабыла о нашем присутствии. Я даже не могла понять, как она к нам относится: презирает, как и все остальные, или же ей до нас вообще нет никакого дела. Странная женщина…
— Елена… Викторовна, — с трудом припомнив отчество, обратилась я к матери Альберта. — У нас для вас плохие новости. Альберт вместе с приятелем, Олегом Дементьевым, похитил сына этого человека и потребовал выкуп.
