Виноградов болезненно поморщился и крутнул указательным пальцем у виска:
— Это был необъяснимый заскок.
— Все необъяснимое со временем объясняется. Может, вы чего-то не договариваете?
— Да нет же! Уверяю, мне нечего скрывать.
Бирюков, раздумывая, побарабанил пальцами по столу:
— И еще, Максим Вольфович, одна женщина меня интересует. Юлия Николаевна Галактионова…
— Простите, кто?.. — словно растерялся Виноградов.
— Заведующая промтоварным складом нашего райпо.
— Ах, Юля! Извините, сразу не вспомнил… Галактионову к своим поклонницам отнести не могу. Я с ней мало знаком.
— Но все-таки знакомы…
— Относительно. Когда работал в «Автосервисе», через ваше райпо несколько раз приобретал дефицитную авторезину. Сделку за определенное вознаграждение обычно оформлял через председателя правления Хлыстунова или начальника торгового отдела Анисима Гавриловича Марусова.
— Сколько им платили?
— Обычно — полуторную цену, редко — двойную.
— Галактионова в этих сделках не участвовала?
— От заведующей складом мало что зависело. Хлыстунов или Марусов давали ей указание, и Юля безропотно выполняла.
— Когда виделись с Галактионовой последний раз?
— В конце июня, перед поездкой за границу, — быстро ответил Виноградов.
— По какому поводу?
— Асултанов узнал, будто в райцентре появились японские холодильники, и попросил меня оказать протекцию в покупке. Мы с ним приехали сюда утром. В свободной продаже к тому времени холодильников уже не было. Я попытался организовать покупку через руководство райпо, однако, как выяснилось, Хлыстунова перевели на повышение в облпотребсоюз, а Марусова проводили на пенсию. Галактионова же только руками развела, хотя на складе холодильники, по-моему, еще были. Так ни с чем я отсюда и уехал. Асултанов остался проворачивать какие-то автосервисные дела. После мне стало известно, что у него произошла неприятность с вытрезвителем.
Разговаривая с Виноградовым, Бирюков не мог отделаться от мысли, что именно Максим Вольфович тот самый «холеный дядька лет пятидесяти», который привез из Новосибирска Галактионовой уцененную стенку и у которого грузчик Санков «стрельнул» пару сигарет «Мальборо». Чтобы проверить навязчивое предположение, Антон придвинул к Виноградову пепельницу:
— Закуривайте, Максим Вольфович, если хотите.
— Спасибо, второй год не курю, — отозвался Виноградов и, сосредоточенно нахмурившись, заговорил: — Кажется, догадываюсь, кто из женщин мог организовать фальшивые послания. В «Автосервисе» работала бухгалтером Клара Зарецкая. Внешне дама, как говорится, приятная во всех отношениях, но с наклонностями авантюристки. В ноябре прошлого года она внезапно уволилась и уехала из Новосибирска неизвестно куда. Вскоре выяснилось, что с банковского счета фирмы получено наличными триста тысяч рублей. Подпись Асултанова, как распорядителя кредитов, была подделана на чеке столь искусно, что даже сам Магомет Саидович не смог различить подделку.
— В следственные органы об этом заявляли?
— Нет. Асултанов решил не выносить сор из избы. Воровство сотрудников снижает престиж фирмы и отбивает клиентов.
— Не в сговоре с Асултановым Зарецкая получила из банка эти деньги?
— Вряд ли руководитель станет обворовывать свою фирму. «Автосервис» — не государственное предприятие, где можно запустить руку в чужой карман. Хотя нечто загадочное в молчании Магомета Саидовича есть.
Бирюков чуть подумал:
— Для подделки непременно надо иметь образец почерка. Откуда поддельщики могли узнать почерк Софии Лазаревны?
Прежде чем ответить, Виноградов носовым платком вытер вспотевший лоб:
— Соня прислала мне из Сочи два пространных письма. Читал я их на даче и прекрасно помню, что положил на тумбочку в спальне. А после исчезновения Сони этих писем уже не видел. Вероятно, они и послужили основой для подделки.
— Зарецкая бывала у вас на даче?
— В прошлом году, когда Соня была на курорте, я еще работал в «Автосервисе», и Клара несколько раз приезжала ко мне в Родниково по служебным делам.
— Когда она появлялась там последний раз?
— После второго письма от Сони. К сожалению, вспомнил я о тех письмах лишь после того, как Соня пропала. Пытаясь разгадать тайну ее исчезновения, обшарил всю дачу, однако писем так и не нашел.
— Может, вернувшись с курорта, София Лазаревна уничтожила их?
Виноградов пожал плечами:
— У нее не было привычки уничтожать ни свои, ни чужие письма. Дома этих писем тоже не оказалось.
— А Оксана Черноплясова не могла приложить к ним руку?
— К тому времени у меня не было никаких контактов с Черноплясовой, и на даче у нас Оксана не появлялась.
— Значит, по вашему мнению, только Зарецкая могла забрать письма?
— Или Сонины убийцы, — уточнил Виноградов. — Клару подозреваю потому, что она изо всех сил набивалась мне в любовницы. Постоянно убеждала, будто Соня мне не пара. Но я никогда ей ничего не обещал. Поскольку, как уже говорил, Зарецкая склонна к авантюризму, допускаю мысль, что Клара могла заварить преступление, чтобы устранить соперницу или просто отомстить мне за равнодушие. Внешне, подчеркиваю, она очень эффектная и привыкла жить на широкую ногу. К тому же невнимание отдельных мужчин ее буквально оскорбляло, не укладывалось в сознании, как это понравившийся ей мужчина может устоять перед ее очарованием.
— Зарецкая вас Максом называла?
— Нет, всегда по имени и отчеству.
— А кто из молодых женщин называет вас Максом?
— В нашей фирме часто бывают зарубежные переводчицы. У них принято обращаться только по имени или фамилии.
— С кем-либо из них вы приезжали на дачу?
— Да, некоторые хотели посмотреть, как живут российские бизнесмены.
Бирюков показал Виноградову фотографию Спартака Казаринова, переснятую экспертом-криминалистом Тимохиной со снимка Донцова, но без Софии Лазаревны, и спросил:
— Максим Вольфович, вам знаком этот гражданин?
Виноградов с повышенным вниманием вгляделся в фотоснимок:
— Судя по словесному описанию моего тестя Лазаря Симоновича, это, кажется, тот товарищ, который накануне исчезновения Сони проявлял интерес к нашей даче.
— Чем, по-вашему, это было вызвано?
— Ума не приложу! Чувствую, что за моей спиной плелась какая-то интрига, но откуда идут ее корни, понять не могу.
— С Черноплясовой или с ее другом Володей Зарецкая была знакома?
— С Оксаной — не знаю, а с Володей я Клару знакомил, когда тот приобретал «Мерседес». И, как мне показалось, Володя с первого взгляда увлекся Кларой. Вскоре я видел их вдвоем в ресторане гостиницы «Новосибирск». Клара приглашала меня присесть за столик, но я был с деловыми партнерами и отказался.
Виноградов вел себя спокойно, отвечал без затяжек, уверенно. Некоторые вопросы вроде бы удивляли его, другие настораживали внезапностью и, будучи неглупым человеком, он по ходу разговора высказывал свое мнение, пытаясь в меру сил и знаний оказать помощь следствию. Без малейшей нервозности Максим Вольфович рассказал и о «семейной тайне» Виноградовых, когда Бирюков поинтересовался, действительно ли умирающая мать настоятельно советовала ему съездить в Одессу. Оказывается, у Ольги Модестовны перед смертью появилась навязчивая идея — передать бывшим одесским соседям, что «сталинские опричники» судили ее ни за что и впоследствии полностью реабилитировали. Выполняя предсмертную волю матери, Виноградов через неделю после похорон, в августе прошлого года, съездил в Одессу, но никого из бывших соседей там не отыскал. Не отрицал он и знакомство с могильщиком Собачкиным, с которым виделся последний раз на похоронах матери.
После обстоятельной беседы Бирюков проводил Виноградова в кабинет следователя Лимакина, чтобы тот записал показания Максима Вольфовича. Примерно через час, закончив юридические формальности, Лимакин с протоколом допроса пришел к Бирюкову:
— Какое впечатление? — сразу спросил его Антон.
— Непорочный мужик, — усевшись возле прокурорского стола, ответил следователь. — И это несколько настораживает.
— Почему?
Лимакин неторопливо прикурил сигарету:
— Понимаешь, Антон Игнатьевич, уж очень Максим Вольфович равнодушен к красивым женщинам. Чудится мне, было у него что-то темненькое или с Кларой Зарецкой, или с Оксаной Черноплясовой. Но он скрывает это.
— А с Юлей Галактионовой?..
— Если Юля действительно отказала ему в приобретении японского холодильника, то их близкие отношения вроде бы не вяжутся. Хотя, возможно, тот холодильник был оставлен для начальства, и Галактионова просто ничего не могла сделать.
Бирюков внимательно прочитал протокол допроса. Возвращая его Лимакину, будто рассуждая вслух, проговорил:
