— Это же София Лазаревна Виноградова! — изумленно воскликнул Донцов.
— Вот и опознание проводить не надо, — пробурчал Медников и повернул труп на бок.
На затылке трупа в слипшихся волосах короткой стрижки чернела круглая, словно от удара молотком, вмятина. Увидев прилипший к платью небольшой бумажный листок, Медников поразглядывал его и, передавая следователю Лимакину, иронично проговорил:
— Держи, Петя, визитную карточку убийцы.
Листок оказался штрафной квитанцией на пятьдесят рублей за безбилетный проезд в электричке Казаринова С. В. 10 октября прошлого года. Откуда и куда ехал в тот день Спартак, в квитанции не указывалось. В кармане рабочего платья Виноградовой, кроме носового платка и пустой металлической упаковки из-под валидола, ничего не было.
В расследовании преступлений, связанных с умышленным убийством, после обнаружения трупа обычно начинается как бы форсированный выход на след преступника. В случае с Виноградовой этого, к сожалению, не произошло. Наоборот, с легкого словца Бориса Медникова, «сиреневый туман» еще более сгустился. По заключению медицинской экспертизы, смерть Софии Лазаревны наступила от обширного инфаркта, а затылок был разбит спустя несколько часов после смерти, когда сердце давно остановилось. Такое, с позволения сказать, «убийство» ставило участников следственно-оперативной группы в тупик. Зачем понадобилось бить по голове уже мертвую женщину? Ради какой цели запрятали ее на мусорной свалке и организовали абсурдную затею, имитирующую побег Виноградовой к любовнику в Красноярск?..
Не вносила ясности и, как будто специально подброшенная к захороненному телу Виноградовой, штрафная квитанция за безбилетный проезд Спартака Казаринова. Единственное, что здесь «увязывалось» — именно в этот день София Лазаревна уехала из дома на дачу и бесследно пропала. Будь жив Казаринов, эту «увязку» можно было бы разгадать, но Спартак сам с размозженным затылком был похоронен, а его убийца так и не высвечивался.
Очная ставка Галактионовой с бригадиром грузчиков Дуловым прошла впустую. Юлия Николаевна наотрез отвергла заявление Артема о том, что японскую коробку ей привезли из Новосибирска с уцененной стенкой, а Артем Лупов вместо того, чтобы отстаивать свои предыдущие показания, вдруг засомневался и, ссылаясь на нетрезвое состояние при разгрузке мебели, заявил, что, вероятно, перепутал коробку с мебельной упаковкой. Другие грузчики, разгружая «Колхиду», вообще не обратили внимания на то, какие в ней были ящики и коробки. Как сказал Николай Санков, чего там было мозги напрягать, когда Юлька уже поставила на стол «пшеничные» бутылки…
Не дала результата и попытка начальника Управления по борьбе с экономическими преступлениями Евсеева выяснить у Хлыстунова, кому тот поручил доставить мебель Галактионовой. Хлыстунов со свойственной ему напористостью безапелляционно заявил, что такого указания никому не давал, так как Галактионова, мол, во-первых, ему ничего не заказывала, а во-вторых, он не только с Юлией Николаевной, но и со всеми заведующими складами райпо никаких дел не имеет, поскольку они для него слишком малы рангом. По документам же оптовой базы все уцененные стенки «Цойленрода» были проданы через специализированный магазин «Мебель».
Особенно заинтересовало Антона Бирюкова «ясновидение» Оксаны Черноплясовой, которая, по существу, навела следствие на труп Виноградовой. Правда, место захоронения находилось от раздвоенных березок не на севере, как «нагадала» Оксана Лазарю Симоновичу, а на северо-западе и значительно дальше десяти шагов. Почти в полукилометре. Однако эти березки очень хорошо были видны от заброшенного известкового карьера, выделяясь своей необычностью на опушке рощи, и служили своего рода ориентиром. Невольно возникал вопрос: откуда Черноплясова узнала об этих березках?..
Легкий на версии Слава Голубев высказал предположение, что Оксана могла видеть опубликованный в областной газете броский фотоэтюд Донцова с подписью «Сестры-близнецы» и запомнила его. Гуляя по лесу с овчаркой Айной, она обнаружила в промоине заброшенного карьера выступавшую человеческую ступню и сориентировалась по приметным березкам. А «гадать» взялась Лазарю Симоновичу ради заработка и поддержания собственного имиджа «ясновидящей», даже не зная, кто там зарыт, в овраге. Направление и расстояние от березок «затуманила» умышленно, чтобы, как говорится, не выдать себя с головой.
Конечно, умная собака могла навести Оксану на захоронение, но, чтобы увидеть выступавшую из промоины ступню, надо было спуститься на самое дно замусоренного оврага. Вряд ли Оксана была способна на такой «подвиг» — забираться в глубину мусорной свалки. Не отклоняя напрочь версию Голубева, Бирюков все-таки склонялся к тому, что Черноплясова знает больше, чем выдала при «сеансе ясновидения». Предположение Антона окрепло после того, как Шахматов сообщил ему, что при обследовании «Мерседеса» застреленного Ксивы — по паспорту Владимира Эдуардовича Жменькина — в декабре прошлого года на слесарном молотке из набора автоинструментов были обнаружены признаки крови. Сейчас их сравнили с кровью Софии Лазаревны Виноградовой, и они совпали по группе и резус-фактору. И еще, совсем уж сенсационное, сообщил Шахматов Бирюкову. Сотрудники красноярского угрозыска выяснили, что женщина, назвавшаяся Лазарю Симоновичу Светланой, в действительности была Софией и прописалась в Красноярске по поддельному паспорту настоящей Софии Лазаревны. Появилась она там в ноябре прошлого года. Купила кооперативную квартиру и жила в ней одна до той поры, пока внезапно не нагрянул одесский портной. К сожалению, выяснить ее подлинную личность не удалось. После встречи с Химичем, видимо, опасаясь разоблачения, мошенница за приличные деньги продала квартиру под офис малому предприятию и скрылась в неизвестном направлении. Раскрыть секрет этого трюка в какой-то мере могла бы, пожалуй, Черноплясова, но Оксана вместе со своей овчаркой уехав вроде бы в Кемерово на один день, не появлялась в Родниково вторую неделю.
За это время в Новосибирск прилетел из-за границы Максим Вольфович Виноградов. Бирюков через Шахматова срочно пригласил его в районную прокуратуру. Когда тот вошел в прокурорский кабинет, Антону показалось, что давно знает этого высокого спортивного склада мужчину с волнистыми, заметно тронутыми сединой и совершенно белыми на висках, волосами. Загоревшее с волевым подбородком и высоким лбом лицо Максима Вольфовича было уставшим, а голубые глаза печальными. Назвавшись только по фамилии, Виноградов спокойно уселся возле стола на предложенный Бирюковым стул и, словно экономя время, сразу сказал:
— К большому сожалению, вряд ли могу быть вам полезен. Гибель жены для меня более загадочна, чем для работников следствия.
— Да, Максим Вольфович, — ответил Бирюков, — загадок вокруг Софии Лазаревны накрутилось столько, что без вашей помощи их трудно разгадать.
Виноградов тяжело вздохнул:
— Хорошо, спрашивайте. Возможно, я внесу какую-то ясность.
— Прежде всего, меня интересует здоровье Софии Лазаревны накануне исчезновения, — сказал Антон. — У нее было очень больное сердце?
— Как бы ответить поточнее… — Максим Вольфович задумался. — Соня была терпеливой и не любила стонать о своих болячках. Плохо она стала себя чувствовать, вернувшись с курорта, хотя ездила туда по рекомендации врачей. Я как раз собирался в командировку в Москву. Хотел взять с собой Соню, чтобы проконсультироваться у столичных специалистов. В тот роковой день, когда она исчезла, хотел оформить на нее авиабилет, но дома не оказалось Сониного паспорта…
— И вы отправились на дачу?
Виноградов утвердительно кивнул:
— Добрался туда уже в темноте — осенью темнеет рано. Дверь была на замке. Своим ключом отомкнул замок. Обошел всю дачу, но там ни малейших признаков Сониного присутствия не было. В какой-то степени это меня озадачило. Стал спрашивать соседей. Никто из них Соню не видел.
— Домой, в Новосибирск, поздно вернулись?
— За полночь. Кажется, уже под утро.
— И ничего необычного на даче в тот вечер вам не бросилось в глаза?
— Абсолютно. Лишь постель на кровати была примята. Подумалось, что это Соня отдыхала в предыдущие дни. На следующий день еще съездил в Родниково. Там ничего не изменилось. Пришлось заявить в милицию. Соню стали искать, но вскоре пришла телеграмма, за ней — письмо из Красноярска. Откровенно признаться, мне эти послания показались крайне подозрительными. Когда же экспертиза подтвердила подлинность письма… У меня наступила шоковая депрессия. Никогда не допускал мысли, что Соня способна на измену.
— Но хоть что-то вы за ней раньше замечали?
