Николай закатил глаза к потолку, словно готовясь к чему-то неизбежному, потом выдохнул и заговорил… Он рассказал о том, как Игорь Минаев неожиданно приехал к нему поздно вечером – без предупреждения, хотя обычно он предварительно звонил. Вызвал Николая вниз и сказал, что попал в передрягу и ему необходимо где-нибудь переждать. Намекал насчет пустующей квартиры Кремнева.
Николай задумался. Он был человеком осторожным, но в то же время относился к Минаеву с большим уважением, ценил его как друга и не мог отказать ему. Подумав несколько минут, Николай согласился и отвез Минаева по нужному адресу, пообещав, что никому не проговорится об этом, даже своей супруге. После этого он пару раз заезжал туда, привозил продукты и спрашивал, как дела у Минаева. Дел у того, собственно, никаких не было, а объяснить другу причины своего поведения он отказался.
Так все и шло несколько дней подряд, пока Минаев вдруг не перестал отвечать на звонки Николая. Тот терпеливо ждал, но потом встревожился и решил поехать в эту квартиру – убедиться, что с Минаевым все в порядке. Однако все оказалось совсем не в порядке…
Кремнев говорил минут пятнадцать. Я слушала его не перебивая. Было очевидно, что столь долгий монолог, без наводящих вопросов, дается Николаю тяжко. В то же время он явно почувствовал облегчение, словно сбрасывал со своих плеч долгое время обременявшую их ношу. Наконец Кремнев выдохся и просто сказал:
– Вот и все.
Я все думала…
Кремнев, видя, что я молчу, видимо, решил, что я не верю его рассказу, потому что поспешил добавить:
– Я вам могу показать свои звонки Минаеву. Данные у меня в телефоне остались!
– Ну и что это доказывает? – возразила я. – Только то, что вы ему просто звонили!
Кремнев, поняв, что я права, сник. Потом он вскинул голову и спросил:
– Так вы думаете, что это я типа этого убил?
– Нет, успокойтесь! – махнула я рукой. – Такого просто не может быть.
– Конечно! Я вообще не способен на убийство! – подхватил Кремнев, но я перебила его:
– Я не об этом. Он мертв уже давно. Думаю, не меньше суток он тут лежит. Следовательно, смерть его случилась вчера. Вы, конечно, могли это сделать вчера, но тогда вам совершенно незачем было возвращаться сюда и выходить из квартиры в невменяемом состоянии. Думаю, вы рассказали мне правду.
Кремнев опять заерзал.
– И что? – решился наконец спросить он. – Что вы собираетесь делать?
– Прежде всего – позвонить в полицию, – твердо сказала я.
– Не надо! – испугался Николай. – Это же моя квартира!
– Вот именно! – с самым серьезным видом глядя на него, ответила я. – Подумайте сами! Труп все равно найдут, рано или поздно. И скорее рано, чем поздно. Он начнет разлагаться, и ваши соседи сами вызовут полицию. Тут же установят хозяина квартиры – и возьмут вас под белы рученьки. Вы же не полагаете всерьез, что вас никто не найдет по вашему фактическому адресу? Ну так вот. В этом случае вам уже будет гораздо труднее доказать свою непричастность к его смерти. Потому что тогда уже будет невозможно определить время смерти – не то что с точностью до часа, а даже до дня или недели! Минаева никто здесь не видел, сами говорите.
– А его паспорт? – спросил Кремнев.
– Ну, паспорт – это еще не сам Минаев, он мог взяться у вас откуда угодно, – возразила я и даже на всякий случай пригрозила: – Смотрите еще, как бы полиция не решила, что вы убили и Минаева тоже!
– Бред какой! – воскликнул Кремнев.
– Так что убийство этого неизвестного повесят на вас, можете не сомневаться, – заверила я его. – Полиции не нужны висяки, а вы самая подходящая кандидатура на роль козла отпущения. Думаете, кто-то станет досконально выяснять, что здесь произошло на самом деле?
Кремнев во все глаза смотрел на меня, силясь уяснить услышанное.
– Но мотив, мотив! – завопил он. – У меня же не было мотива его убивать!
– Об этом не беспокойтесь, – усмехнулась я. – Как говорится, был бы человек хороший, а мотив вам подберут. Знаете, что скорее всего вам предложат? Чистосердечно сознаться. И даже смягчающий вариант придумают, примерно следующий: этот человек тайком пробрался в вашу квартиру. Вы его здесь обнаружили, приняли за вора – и убили. Следователь примется вас убеждать, что в этом случае ваши действия расцениваются как самооборона, что явится существенным смягчающим обстоятельствам. И даже пообещает вам условный срок. И отпустить – под подписку – до суда. А так как вы к этому моменту, после предварительного заключения, будете измотаны допросами, протоколами и общей тюремной атмосферой, то с радостью согласитесь и все подпишете, лишь бы поскорее оттуда убраться. Правда, под подписку вас вряд ли отпустят: скорее всего, «неожиданно» выяснится, что в деле вскрылись новые обстоятельства, в связи с чем вы представляете опасность для общества, так что находиться до суда будете все же под стражей. А на суде… – я сделала паузу и со вздохом заключила: – На суде еще неизвестно, как все повернется! Все зависит от того, какое настроение будет у местной власти. Если ваш арест и срок будут кому-то выгодны – вас посадят, не сомневайтесь! Ну а если такой нужды не возникнет – может, вы и отделаетесь условным. А теперь представьте все моральные мучения, связанные с этим, плюс последствия. Вы же не ребенок и понимаете, с какими трудностями придется в дальнейшем столкнуться человеку, имеющему судимость!
Кремнев за все время этого монолога не сделал ни малейшей попытки меня перебить. Он слушал очень внимательно и глубоко проникся предстоявшей ему безрадостной перспективой…
– И… что же теперь делать? – еле слышно спросил он.
– Я вам уже сказала – звонить в полицию, – повторила я. – И лучше будет, если позвоните вы, а не я.
Но Кремнев почему-то заартачился, бубня, что у меня это получится гораздо лучше, что он непременно запутается, скажет что-нибудь не то и окончательно испортит ситуацию.
– Вам так и так придется отвечать на их вопросы, – пожала я плечами и достала телефон. – И послушайте доброго совета – говорите только правду!
После этого я набрала номер Гарика Папазяна, коротко проинформировала его о случившемся, и Гарик сказал, что высылает по указанному мною адресу опергруппу…
Опергруппа прибыла примерно через сорок минут после моего звонка. Капитан Папазян ничем не выдал своих эмоций. По его виду сложно было определить, как он ко всему этому относится на самом деле. Держался он спокойно, уверенным тоном опытного оперативника отдавая распоряжения коллегам.
Вместе с ним в составе группы, помимо младших сотрудников и нескольких экспертов, прибыл еще и следователь прокуратуры. Он не был мне знаком. Это был человек лет тридцати семи, внимательный, с цепким взглядом. Мне он явно не очень-то доверял. Слушая и записывая мой рассказ, он то и дело бросал на меня острый взгляд и перебивал меня провокационными вопросами. Должна признать, что вопросы его были весьма грамотными, они показывали, что следователь опытен в своей работе. Гарик Папазян, кажется, заметил его отношение ко мне, потому что подошел к нему, что-то сказал на ухо, после чего вместе они вышли в прихожую, где Гарик что-то тихонько следовательно объяснил. После этого он вернулся, слегка насмешливо улыбаясь, и начал расспрашивать меня уже более корректно, однако я видела, что следователь не сделал никаких окончательных выводов. Честно говоря, хоть я и была благодарна Гарику за заботу, я не слишком-то в ней нуждалась. Я отлично понимала, что следователю необходимо составить собственное представление о том, что произошло в квартире номер девяносто восемь, и он должен быть беспристрастным, чтобы сразу же пресечь возможную ложь и не дать ввести себя в заблуждение невинным взглядом моих голубых глаз…
Потом следователь переключился на Кремнева. Николаю, надо признать, пришлось несладко. Он не привык отвечать на вопросы быстро и четко, а следователь, которого звали Валерий Викторович Коршунов, задавал их именно так: быстро, коротко и очень конкретно. Николай обливался потом, изо всех сил напрягая свой интеллектуальный потенциал и постоянно пыхтя и отдуваясь.
Эксперты работали в кухне. Здесь были и врач, и специалист по баллистике, и даже кинолог, который, впрочем, почти сразу отошел к окну, поняв, что по его части здесь ничего не светит – убийство произошло минимум сутки тому назад, как сообщил судмедэксперт. Теперь кинолог с беспечным видом сидел на подоконнике, покуривал, рассказывал всяческие байки и своей персоной заметно раздражал прочих сотрудников полиции.
Мне не хотелось болтаться здесь просто так, и я попробовала было присоединиться к экспертам и оперативникам, однако следователю это не понравилось, и он, едва сдерживая раздражение, попросил меня сидеть тихо. Тут ко мне подсел Папазян, которому я пересказала все случившееся, особенно подробно остановившись на своей поездке в Екатеринбург.
