в телефоне сидеть. А с какой стати? Моя квартира что, гостиница для нее? Говорю: «Давай чай заваривай, а я стол накрою». А она опять свое: «Я не умею». Я предложила наоборот. А она полезла в шкаф в гостиной, где стояли мои лучшие и любимые чашки для особых случаев, нет бы на кухню зайти, там достать обычные, чуть не разбила их. Ладно, с чашками разобрались, сели, разговор не клеился. Потом Лизка умудрилась пролить чай на новую скатерть. Я рассердилась, сделала ей замечание, что ее замуж никто не возьмет, а она только губы надула. Потом я сказала ей посуду мыть. Так она все в кучу свалила и разбила тарелку. Мое терпение здесь лопнуло, и я ее ударила тряпкой. И, как всегда, она заперлась в ванной, позвонила папочке, он забрал ее, высказав мне свое недовольство.
Только не начинайте, что она гостья, ее надо было обслужить: вела бы себя раньше нормально по отношению ко мне, может, я была бы поспокойнее с ней. А так помощи от нее никакой, одна болтовня, слышно «подай-принеси». Зачем она мне в моем доме? Я себя уважаю. Жалею только, что с Андреем вообще связалась и не сделала вовремя аборт.
Анжела замолчала. Правду говорят, яблочко от яблоньки недалеко укатилось. Внешностью и манерой говорить Лиза пошла в свою мать, с отличием, что Анжела образованная и самостоятельная женщина.
– А вы в курсе, что Лиза вышла замуж? – спросила я.
– Да, – кивнула Анжела. – Андрей попытался пригласить меня на свадьбу, но я не пошла. Вообще, когда он сообщил мне о свадьбе дочери, то решила, что это какая-то шутка: ну кто мог взять в жены Лизу? Я, конечно, допускаю, что она все-таки чему-то научилась, но сомнительно. С таким-то отцом.
– Тем не менее нашелся такой человек… – сказала я, но не стала вдаваться в подробности об отношениях Лизы и Николая.
Я видела, что Анжела обижена на мужа, обижена на дочь… Неприязнь к детям у нее, действительно, осталась, но той жгучей ненависти, о которой говорили Смазовы, в ней нет. И все же…
– Анжела, а где вы были и что делали две недели назад, десятого июня, вечером? – спросила я.
Женщина слегка удивилась.
– Я была в театре, ходила на спектакль «Горе от ума», начало было в девятнадцать ноль-ноль.
Действительно, был такой спектакль: Кирьянов рассказывал, он с женой ходил на него.
– У меня даже билет сохранился, – Анжела открыла свою сумочку и показала мне билет на спектакль. – Я билеты никогда не выкидываю – это для того, чтобы вспоминать события.
Алиби у Анжелы есть. Опять Смазовы ошиблись – не она напала на Лизу.
– Что ж, спасибо за беседу. Всего вам доброго, – сказала я и собралась уходить.
– Подождите, а зачем вы мне все эти вопросы задавали? – спросила Анжела. – Что-то случилось?
Сказать или не сказать, что она могла стать бабушкой? Хотя, учитывая ее непростые отношения с дочерью и неприязнь к детям, на внука ей было бы плевать.
– Извините, но это тайны следствия, сказать не могу. Но могу вас заверить – вам нечего бояться, – сказала я и ушла.
Ну и семейка эти Смазовы. Анжела и профессор друг друга стоили: она детей не любит, он ведет себя как наивный инфантил, готовый ради своей дочери на все, при этом не замечает грешков Лизы. И дочка от обоих родителей недалеко ушла.
Села я в машину и поехала в школу № 23. Теперь врагов профессора надо искать там.
Я постучалась в кабинет директора.
– Валентин Михайлович, это снова я. Можно? – спросила я.
– Конечно, Татьяна, проходите. Полагаю, у вас еще вопросы возникли? – спросил директор, когда я села перед ним.
– Да, увы, в прошлую нашу встречу мы говорили о поведении Лизы и ее врагах, – сказала я. – А теперь я хотела бы узнать, был ли у самого Смазова конфликт с кем-то из учителей или родителей.
Директор повертел ручку.
– Татьяна, позвольте спросить, а почему вы так интересуетесь Смазовыми? Что-то случилось? – спросил Валентин Михайлович.
– Пока не могу раскрыть всей правды, это тайна следствия, – сказала я.
– Да-да-да, извините. Что ж, на моей памяти был громкий скандал с учителем химии – Юрием Евгеньевичем, – сказал директор. – Вам лучше у него лично спросить, что конкретно случилось: он вам больше и лучше меня расскажет. Кабинет химии и физики находится на первом этаже, под номером сто три. Юрий Евгеньевич должен там находиться сейчас.
Я пошла в указанный кабинет. Большой, с оборудованием – микроскопы, весы, колбы, все необходимое для уроков химии и физики. В кабинете находился мужчина в очках, высокий и стройный, хотя, судя по едва заметным волосам на его лысой голове и морщинам, ему было около шестидесяти.
– Юрий Евгеньевич? – спросила я.
– Нет, я Филипп Алексеевич, учитель физики, а вы кто? – спросил мужчина, улыбаясь.
«О, как раз вас я и ищу», – подумала я, вспоминая слова Лизы об ужасном физике, который ее мучил.
– Детектив Татьяна Иванова, – сказала я, показав ему удостоверение. – Хотела бы задать вам несколько вопросов по поводу одной семьи – Смазовы Андрей Викторович и его дочь Лиза.
Физик усмехнулся:
– Помню таких. Всем учителям нашей школы нервы потрепали.
– У вас были какие-то конфликты с профессором и его дочерью? – спросила я.
Филипп Алексеевич презрительно хохотнул.
– Лиза меня ужасно доставала. Я люблю свой предмет, живу им и требую от учеников такого же отношения. Но Лиза просто отказывалась запоминать элементарные правила. Я сначала списывал на то, что у нее женская логика, не дается ей этот предмет. Но она даже усилий не прикладывала, просто штаны просиживала на моих занятиях. Врать не буду, рассказываю я материал порой эмоционально.
– Зачем? Это же не литература, – поинтересовалась я.
«И как можно физику преподавать эмоционально?»
– Ну вот, и вы туда же, – обиженно сказал Филипп Алексеевич. – Я могу преподнести материал по физике, как какой-нибудь актер; материал лучше усваивается через развлечение. Ну и ученики лучше учатся. Но с Лизой это не прокатывало – она истерики закатывала. Чуть что, сразу в слезы, как маленькая, ей-богу. Из кабинета убегала, а мне потом прилетало от ее папочки, мол, будьте помягче, моя дочь боится вас, не любит, что я повышаю голос. – А голос у физика был действительно громкий, тем более сейчас, когда он жестикулировал, рассказывая свою историю. – А однажды Смазов сказал, что мои занятия Лиза посещать больше не будет, но хорошую оценку я ей поставлю, и он недвусмысленно намекнул, что поспособствует моему увольнению, да так, чтобы меня ни в одну школу
