Ознакомительная версия.
— Сашок, присядь. — Муж свел брови у переносицы и посмотрел на нее так, как мог смотреть на нее только он один: виновато и осуждающе одновременно.
Мерзавец! Всю жизнь ей испортил!..
Но хорош же был, слов нет, хорош.
Шурочка оценивающе смерила его с головы до ног. И костюмчик парадный из шкафа достал. И галстук нацепить не поленился. Ботинки опять же из коробки выудил. Наверняка все взрыл на полках, как свинья носом.
Мерзавец!..
Шитина присела к столу, переплела длинные ноги и тут же потянулась к бутылке с шампанским. Но дотянуться не успела. Генка вдруг снова ее удивил, начав снимать с нее сапоги. И снова делал это так, как мог только он один: нежно и возбуждающе, слегка поглаживая ее икры и массируя ступни.
Ведь так всегда было раньше. Всегда! И ужин такой вот не был для них исключением из правил. И ласки, подобные теперешним, не воспринимались ею как нечто из ряда вон выходящее. И не смотрела она на него как вот теперь, вытаращив глаза от изумления.
Он вернулся из прихожей, куда оттащил ее сапоги. Открыл шампанское. Молча разлил его по высоким, праздничным опять же, фужерам. И, легонько тюкнув краем своего о край ее, произнес загадочно:
— За нас!
— Ага! За нас, в смысле, с нами и за хрен с ними? — Ответа она ждать не стала, быстро выпив то, что он ей налил. Стукнула хрустальным кругляшком ножки фужера о стол и потребовала:
— Еще!
И он налил! Никогда раньше не позволял ей напиваться, а тут налил. А потом еще и еще. И на руках ее в спальню унес, потому что идти сама она уже не могла. Раздевал потом и приговаривал что-то, она так и не вспомнила утром, что же он ей говорил такое вечером.
Зато отлично запомнила, что он сказал ей утром. На весь день запомнила. И сколько колесила по городу, играя в мисс Марпл, столько и вспоминала с удовлетворенной усмешкой.
— Сашок… — Утром Генкина ладонь легонько шлепнула ее по голым ягодицам. — Не спишь?
Конечно, она не спала. Она еще пару часов назад проснулась. Успела съесть гору таблеток от похмелья. Выпить пол-литра кефира, два стакана сока, а потом отнести все содержимое желудка в унитаз. И лежала теперь и проклинала свою поганую жизнь, своих работодателей, а попутно еще и гнусного мужа, который накачал ее вчера шампанским. И тут он вдруг с вопросами.
— Не спишь? — Его ладонь начала поглаживать то место, куда посмела прежде шлепнуть.
— Ум-м-м. Че надо-то, Гена?! Отвалил бы ты лучше, голова болит! — Она дрыгнула попкой, пытаясь стряхнуть с себя его руку. — Мне нужно поспать еще часок. Мне потом на работу. Черт, как же погано!..
Гена руку убрал и вышел куда-то. Скорее всего на кухню, потому что Шурочка отчетливо слышала шум льющейся воды, грохот захлопываемого им холодильника. Он же не мог, как все нормальные люди, его закрывать. Ему непременно нужно было захлопнуть так, что у холодильника заходились звоном все внутренности.
Вернулся супруг с высоким запотевшим бокалом, в котором что-то масляно переливалось и кисельно булькало.
— На, выпей, будешь как новая. — Он перевернул ее с живота, поддел руку под спину и поднял на уровень своего плеча. — Пей, малыш.
— Что это? — Шурочка округлила черные глазищи и отпрянула. — Смерти моей хочешь?!
— Пей, дура! — Он улыбнулся ей недобро. — Я знаю, что предлагать. Через полчаса о похмелье даже и не вспомнишь.
Шурочка поспешно выпила. Может, и не стала бы, но тошнота начала снова подкрадываться к горлу тягучими мерзкими шажками.
— А теперь не шевелись минут пятнадцать-двадцать, и все будет путем.
Генка снова ушел на кухню. Вернулся быстро, наверное, стакан относил. Присел на краешек кровати и несколько минут рассматривал ее длинное гибкое тело.
— Ты помнишь, что я говорил тебе вчера? — вдруг спросил он.
— Нет, а должна? — Шурочка открыла один глаз. — Кстати, а мы с тобой это?.. Нет?..
— Неужели и правда не помнишь? — Он ухмыльнулся одними губами, глаза были суровыми и даже жесткими.
— Нет.
Она не врала, она действительно не помнила: приснился ли ей их бешеный, дразнящий секс или же случился на самом деле. Бывало же такое, что и снился, когда Геночка подолгу отлынивал от исполнения супружеских обязанностей, предпочитая ей бутылку и кого-то еще.
— Все было нормально. — Его глаза впервые потеплели, а руки снова потянулись к ней. — Так ты и правда не помнишь, что я говорил тебе вчера?..
— Нет!
— Я говорил тебе вчера, малыш, что убью тебя!
Оп-па!.. Ни себе, что называется, чего!!!
Шурочка, забыв о похмельном синдроме, подскочила на кровати. Сложила ноги по-татарски, не заботясь о том, что совершенно голая, и уставилась на него, по-птичьи склонив голову к плечу.
— Мне плевать, кто там на тебя нацелился, малыш. — Теперь Гена смотрел на нее безотрывно, жадно оглядывая всю и не пропуская ни сантиметра ее молодого смуглого тела. — Что там за бизнесмены, компьютерщики или еще кто, знать не желаю! Живой… В таком вот виде. — Тут он положил на ее колени свои ладони и потянул на себя. — Тебя никто не получит.
— А как?
Шитина была поражена в самое сердце. Это что же такое намечалось: ревность? А как же гнусное нытье о том, что оставит ее сразу, как только!.. И ни минуты, и ни за что рядом!.. И только пускай посмеет!..
— По кускам, малыш! Так этим бекасам можешь и передать. — Он оставил на время в покое ее колени и начал стаскивать с себя футболку, недвусмысленно давая ей понять, чем собирается теперь заниматься.
Шурочка ничуть не была против.
Чего уж кривить душой перед самой собой: она скучала по нему. Скучала, и любила, и ненавидела, и проклинала, но хотела почти всегда. Он был ее. И он был такой один для нее: стремительный, горячий, не отягощенный комплексами. И это ее устраивало. Как показало время, не ее одну. Муж с годами оказался очень востребованным.
— Мерзавец! — Шурочка больно шлепнула его по губам, когда он, обняв ее крепко, уложил на себя. — Ненавижу тебя! Ненавижу!!!
— Пускай, Сашок! Ненавидеть можешь, уйти — никогда! Не пущу, так и знай. — Сильные пальцы забыто тискали, мяли, гладили, губы терзали и повторяли без конца:
— Никому не отдам. Так и передай там, наверху! Не дождутся! Чтобы я тебя кому-то… Никогда! Только моя, малыш… Моя…
Плакала Верочкина уверенность, не могла не констатировать Шурочка, отдаваясь снова и снова своему наскучавшемуся супругу.
А он тоже хорош! Наговорил ей, наобещал, а Колобку теперь маяться в надеждах.
Нет, ну та-то тоже!.. Не успев устроить личную жизнь сопернице, поспешила разрушить ее теперешнюю, пусть и не блестящую. Поторопилась…
Ну, да ладно, это Верочкины проблемы. Лишь бы помогла ей сведениями о Веронике разжиться. Времени попросила пару дней. Пускай так. А пока Колобок будет свою ванильную мечту воплощать, Шура займется соседками Верещагиной, якобы безвинно и не ко времени почившими. Может, оно и так, но проверить-то надо.
Валера Сохин так ему и не позвонил. Степан прождал почти полдня. Терпеливо ждал, все время косился в сторону молчаливого мобильника и ждал. А потом все же не выдержал и позвонил сам.
— Привет, — ответил ему Валера, без особой, правда, радости. — Как дела?
— Терпимо, — поспешил с ответом Степан, закрываясь на кухне.
Верещагина только что, пряча от него пылающее лицо, прошмыгнула в ванную. И затихла там за дверью. То ли подслушивала, то ли себя в зеркале рассматривала. Станет теперь ныть наверняка. Волос хоть и немного, но состригли. Йодом до самой скулы весь висок вымазали. Синяк еще на щеке обозначился, наверное, при падении случился. А там как знать, может, и от удара.
Усевшись спиной к окну, чтобы контролировать дверь кухни, Степан приглушенно заговорил:
— Слушай, Валер, ну что там с этой машиной? Помнишь, я тебя просил вчера?
— Да помню я, Степа, конечно, помню, только… — Сохин отчетливо вздохнул с явной печалью. — Дрянь какая-то получается, знаешь. Молчанка сплошная. Машина эта-значится за Воротниковым Игорем. Парень одно время работал в органах. Сейчас вроде бы частным сыском занимается. Но чую я, помогает ребятам и до сих пор. Одно время на «норушках» работал. В этом ему, говорят, равных не было. Потом из органов ушел. Но связи с бывшими коллегами не теряет. А раз помогает, сведениями со мной делиться о нем никто не захотел. Мягко говоря, отмалчивались. Грубо говоря, посылали. Так что подробностей, кроме домашнего адреса… Уж извини, Степа! Чем могу…
— Диктуй.
Степан засуетился. Потащил откуда-то с полки лист бумаги. Тут же схватил подвесную авторучку. Она вырвалась из пальцев и принялась выделывать в воздухе акробатические кульбиты на длинном пружинистом шнурке.
— Диктуй, Валера, — повторил Степа и, поймав авторучку, начал быстро записывать. — А контора его где расположена? Ага, пишу…
— Слушай, а что он тебе, Игорь этот? — промямлил Сохин настороженно и вдруг забеспокоился, забеспокоился. — Если что, я ни при чем, Степ! Ваши дела — это ваши дела. Что он тебе?
Ознакомительная версия.
