его жены. Я получила образование. Я хочу быть самостоятельной. Хочу
выйти замуж за того, кого люблю. О, Эвелина, ты не представляешь,
что значит жить в моей стране. Тот мир создан только для мужчин.
Она всхлипывала, по-детски утирая слезы тыльной стороной ладони.
Эвелина не прерывала ее, потому что понимала, что
девушке нужно выговориться. Внезапно дверь распахнулась, и вошел
Мохаммед.
- Что вы тут делаете? - нахмурился он.
Суад выскочила из кухни, а Эвелина спокойно ответила:
- Варим кофе. Хочешь?
Утром Эвелина проснулась в объятиях Мохаммеда. Когда они спустились к завтраку, оказалось, что стол сервирован только на две персоны.
- А где же Суад? - спросила Эвелина.
- Сегодня утром она улетела в Риад, - ответил Мохаммед
тоном, не допускающим дальнейших расспросов. - Я уезжаю сегодня вечером, мне нужно закончить свои дела. Если хочешь, можешь остаться и пожить здесь. Я дам все распоряжения прислуге. К сожалению, бизнес требует моего присутствия дома. Я рассчитывал остаться с тобой подольше, но у меня есть и другие обязательства.
Мохаммед говорил спокойно, и только усиливающийся акцент
выдавал его волнение. Однако его слова ни в коем случае нельзя было воспринять как извинение. Он вообще никогда не извинялся, кроме, конечно, тех случаев, когда это было формальное соблюдение этикета.
Эвелина понимала, что спрашивать о чем-либо бессмысленно. Поэтому она молчала, внимательно глядя на Мохаммеда и стараясь не выдавать своего разочарования. Она никогда не могла привыкнуть к его манере внезапно принимать решения и также внезапно их менять, совершенно не считаясь с желаниями окружающих. Он поступал только так, как считал нужным, не считая необходимым посвящать кого-либо в свои планы. Эвелина допила кофе, приготовленный пожилым слугой-арабом по ее вкусу, и осторожно поставила чашку:
- Как я поняла, это уже не обсуждается. Пожалуй, тогда я перееду в отель поближе к центру, а дня через два, возможно, уеду.
- Нет-нет, - запротестовал Мохаммед, - я бы
предпочел, чтобы ты осталась здесь. Здесь более безопасно, чем
в Париже. У тебя будет водитель, прислуга и все необходимое.
- Нет, все-таки я перееду. - Иногда Эвелина становилась упрямой, особенно когда обижалась. Она ни за что не хотела оставаться в его доме.
Эвелина достала сигареты и демонстративно закурила, хотя знала, что Мохаммед терпеть этого не может.
- Ты опять куришь? - недовольно спросил он.
- Да я, собственно, и не бросала, просто старалась не курить
при тебе.
- А теперь не стараешься?
Эвелина подумала, что, наверное, именно таким тоном он разговаривает со своими женами, когда те делают что-то не так.
- Старалась, пока ты не собрался уезжать, а сейчас мне хочется курить.
Эвелина уже не могла сдержать раздражения. Она бы еще добавила, что она не его жена, чтобы он ею командовал, что она взрослый человек и может делать все, что сочтет нужным, но это было бы уже слишком. Поэтому она погасила сигарету и примирительно сказала:
- Прости, просто огорчилась, что нам надо расставаться.
- Хорошо. - Мохаммед, казалось, был удовлетворен. - Давай сейчас поедем в Париж, походим по магазинам, где-нибудь пообедаем, а потом я оставлю тебя в отеле и поеду в аэропорт.
День они провели в Париже, посещая дорогие магазины. У Эвелины не было особого настроения что-либо выбирать, а Мохаммед явно не хотел покупать подарки семье в ее присутствии, поэтому оба чувствовали себя скованно. Он ощущал ее плохое настроение, понимая его причину, но вел себя как истинный араб, покупая Эвелине прекрасные гарнитуры от Ван Клифа и Арпеля. Ему было легче подарить ей весь ювелирный магазин, чем извиниться и попытаться объяснить свое внезапное решение. При этом ему даже в голову не приходило, что, в отличие от арабских женщин, даже саудовских принцесс, Эвелина равнодушна к украшениям.
Они обедали в маленьком изысканном ресторанчике, стараясь разговаривать на нейтральные темы. Мохаммед стал расспрашивать Эвелину о ее друзьях и знакомых. Она не хотела вспоминать трагические события последних месяцев, поэтому стала рассказывать ему о своей новой подруге, которая работала психиатром, о своих клиентах. Она старалась говорить преимущественно о женщинах, хотя по работе ей часто приходилось общаться с мужчинами. Она знала, что Мохаммед был болезненно ревнив, хотя и пытался это скрывать. Он не понимал, что можно иметь с мужчиной какие-то другие отношения кроме любовных. Его чувство собственника распространялось и на Эвелину, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Когда-то в самом начале их романа Мохаммед сказал, что она принадлежит только ему и, если он узнает об измене, то убьет ее. Зная его нрав, Эвелина понимала, что это не просто слова, и старалась быть с ним осторожной. К тому же она очень боялась его потерять. Он был совершенно непохож на тех мужчин, которых она знала раньше. Рядом с ним все остальные мужчины казались пресными и скучными.
Мохаммед уже расплачивался по счету, когда в сумочке у Эвелины зазвонил телефон. Его номер знали только самые близкие. Взяв трубку, она услышала взволнованный голос матери:
- Эвелина, возвращайся скорей! Тут такое случилось!
- Мама, не причитай, скажи, в чем дело, - спокойно ответила
Эвелина.
- Мальчик, который у тебя работал, Станислав - убийца.
Говорят, что он покушался на твою племянницу. Эвелина, какую племянницу, ты же моя единственная дочь. Меня вызывали на допрос, говорили какую-то ерунду про то, что у тебя другой отец. Но кому как не мне знать, кто твой настоящий отец? - негодовала мать.
- Не волнуйся, мама, все будет в порядке, - спокойно сказала Эвелина, хотя ее сердце бешено забилось. - Я перезвоню тебе.
Эвелина отключила телефон. Возвращаться в Москву теперь было никак нельзя.
- Что-то случилось, дорогая? - По ее виду Мохаммед понял, что разговор был неприятным.
- Нет-нет, все в порядке. Мама волнуется, что я долго не звонила. Эвелина мягко улыбнулась и накрыла ладонью смуглую руку Мохаммеда.
Они расстались в холле отеля. Мохаммед был сосредоточен и молчалив.
Глядя на него, Эвелина пыталась понять, что же привлекает ее в этом человеке.
Как только он уехал, Эвелина взяла такси и поехала в парижское отделение одного из швейцарских банков. Она абонировала депозитный сейф и положила в него небольшой кожаный кейс. Это был тот самый кейс, который она получила от Джонни. Только теперь в нем недоставало несколько банковских упаковок. В тот же вечер она вылетела рейсом "Эр Франс" до Папаэте.
ГЛАВА 17
Москва, 1999 год
Жадно вдыхая крепкий табак материных сигарет, Симка задумчиво оглядывала особняк Эвелины. Несколько минут назад она вместе со Снегиревым приехала сюда для того, чтобы произвести обыск на квартире подозреваемого.
Было еще слишком рано, но ждать она не могла, поэтому вытащила коллегу ни свет ни заря. Снегирев никак не мог проснуться, постоянно щурился, становясь похожим на вредного сонного кота. Решив немного взбодрить его, Серафима отправила вялого и, судя по внешнему виду, страдающего похмельем коллегу искать понятых в 6 часов утра, а сама осталась ждать его около особняка, наслаждаясь свежим воздухом.
Наконец старший товарищ нарисовался вместе с молодой парочкой, которая, судя по их помятому, но счастливому виду, целовалась всю ночь напролет, в чем, впрочем, не было ничего противозаконного.
- Ну что, молодые люди, - официальным тоном произнесла Симка, - вы готовы оказать посильную помощь правосудию?
- Конечно, - Симке ответил за обоих юноша.
Симка перевела взгляд на крохотную миниатюрную фигуру девушки, которая под пристальным следовательским взглядом опустила глазки и, кивнув кудрявой головой, еле слышно пискнула:
- Да!
Девушка выглядела настолько юной, что Симка решила подстраховаться и спросила:
- Ребята, я надеюсь, вы совершеннолетние?
- Да, - снова пропищала девушка.
Быстро записав данные понятых в протокол, Симка достала из сумочки
ключи, пошла к двери. Володька, который к этому времени уже пришел
в себя, поплелся вслед за ней.
Комната Станислава скорее была похожа на монашескую келью: кровать, небольшой письменный стол, огромный платяной шкаф, книжные полки, заставленные томами Канта и Ницше вперемешку с Соловьевым, Кропоткиным и справочником по психиатрии Снежневского. Точно такой же был у Симки дома. Все аккуратно и чисто убрано. Из средств коммуникации только домофон на стене позволял предположить, что Станислав имел какую-то связь с внешним миром. Ни телевизора, ни радио, даже обыкновенного телефона здесь не было.
- Да, Серафима Григорьевна, - подчеркнуто вежливо обратился к ней Снегирев, - похоже, работы у нас будет не слишком много.
Сима согласно кивнула и открыла дверцу шкафа.
- Сергей и Ольга, - обратилась она к понятым, - пожалуйста, подойдите сюда.
